Здравствуй, человек! - Елена Соколова

Ксении надоел этот бред, и она сказала строго:

– Никаких ват, никаких «попов корнов» и «коков-кол» здесь расти не будет! Хватит мусора и без этого!

Саша отошла от сосны и сказала:

– Ну вот, все испортила!

По дороге к дому Люся купила себе огромный ярко-розовый надувной круг.

Когда пришли домой, первым делом кто-то включил магнитофон. Поднялся шум, гам, пришел снизу сосед с жалобой.

Ксения сполоснулась под душем, вышла из ванной, и после нее в ванную отправилась Люся.

Ксения восторженно сказала:

– Я не могу поверить, что нам дано каждый день по несколько раз проходить через такой великолепный парк! Ведь люди сюда издалека приезжают на однодневную экскурсию, а мы здесь остановились!

Вероника сказала:

– Поверь, это только начало, так скажем, разгон для предстоящих восторгов.

Люся вышла из ванной комнаты, прихрамывая на одну ногу и, охнув, легла на диван:

– Первый восторг мой… Почему именно я наступаю на камни, которые эта Ксюша разбрасывает?

Вероника вооружилась острой булавкой и села на диван рядом с Люсей:

– Давай ногу, я вытащу камень.

Люся повернулась на живот и согнула ногу в колене:

– И всего-то, чего я хотела, это просто сполоснуться под душем.

Ксюша в этот момент с лучезарной улыбкой любовалась своим сыном Сережей, который в свою очередь боролся с Люсиным надувным кругом. Круг проминался и скрипел под крупным Сережей, которого Ксения называла «мой любимый толстячок»

Круг складывался пополам, пружинисто распрямлялся, вытягивался под давлением вытянутых Сережиных ножек, выпрыгивал то из-под одного бока Сережи, то из-под другого.

– Какой ты, Люся, круг хороший купила, – сказала счастливая Ксения, – Сереже он так понравился!

– Играйте на здоровье, – простонала Люся.

Вероника, промыв в бутылочке со спиртом острую булавку, спросила:

– Ксюш, а ты не пробовала купальник в море споласкивать? Вытащила! Смотри, Люся, какой острый!

Люся взглянула на камушек и спросила:

– И как это он Ксюше в купальнике не колол? – и, взглянув на Сережу, сказала: – Осталось этот круг научить кусаться и вилять хвостом.

– Нога не болит? – спросила Ксения.

– Болит, – ответила Люся.

– Пройдет, – сказала Ксения.

– Не скоро, – сказала Люся.

– А ты отвлекись чем-нибудь.

Люся, чтобы избежать ссоры, ушла в другую комнату, открыла окно и подставила лицо палящему солнцу.

Через пару секунд Ксения встала в дверях этой самой комнаты и сказала:

– А ты знаешь, что это окно сломано и я его полчаса закрывала, когда мы приехали?!

– Чего это? – спросила Люся, испугавшись.

– Твои «чего это» не помогут. Как мы теперь из дома уйдем? Здесь окна, что двери, входи – не хочу!

– У меня нога болит… – попыталась защититься Люся.

– Не стыдно тебе ногой прикрываться? – съязвила Ксения, нервно дергая створки окна, пытаясь это окно закрыть.

Люся принялась помогать, и с большим трудом, но все же окно закрыли. Ксения его зашторила, а штору прижала тяжелой вазой, чтобы никто к этому окну не подходил.

– А ты говорила, что окно не закрывается, – беззаботно посмеялась Люся, но, встретив взгляд Ксении, замолчала и пошла в другую комнату, напевая песню: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди…»

Глубокой ночью Ксения проснулась от громкого настойчивого шороха в полу.

«Крыса!!!» – мгновенно среагировала она и накрылась одеялом с головой.

Шорох слышался и через одеяло. Ксения высунула руки из-под одеяла и приготовилась хлопнуть в ладоши, но не успела, потому как из соседней комнаты послышался удар каблука об пол.

Скрежет под полом ни на миг не прекратился. Из соседней комнаты снова послышался грохот. Это был утюг, который кто-то опустил на пол. Скрежет в полу звучал по-прежнему. Крыса оказалась на редкость целеустремленной и настойчиво прорывалась в кухню. Ксения нарисовала в своем воображении самые красочные картины крысиного прорыва на поверхность и уже почти видела несущуюся по полу длиннохвостую тварь, о которой имела подозрение, что Ной не брал ее в ковчег, что она, эта тварь, сама туда пробралась, когда из соседней комнаты послышались тяжелые шаги Вероники в сторону кухни и ее голос уже из кухни:

– Я разберу этот плинтус… И посмотрю ей в глаза!

– По носу ей дай! – подзадорила счастливая Ксения, высунув голову из-под одеяла.

Послышался голос Саши:

– Не трогай плинтус, может, это несущая, и весь дом на нем держится!

В разговор вступила заспанная Люся:

– Хозяйка придет, а вместо дома одни развалины.

– А на развалинах сидит крыса и грызет корку от апельсина, – добавил проснувшийся Сережа.

Скроботанье в полу прекратилось, и Вероника вернулась в постель. Через несколько минут она гневно сказала:

– Нет, я теперь долго не усну. Пойдемте на пляж.

– Ночью?! – хором спросили все. – Пойдемте!

Собирались не долго. Заперев дом на ключ, Вероника, Люся, Саша и Ксения (Сережа поленился) шагнули в ночную непроницаемую крымскую мглу, спустились по длинной лестнице на нижнюю улицу, дошли по ней до следующего спуска и оказались в парке, который в темноте не выглядел интересным или красивым. Кипарисы, похожие на неподвижных великанов, пугали. Где-то ухала сова, а в траве шуршали кошки. Было страшно. Парк не был освещен и, шагая по дорожкам, девочки постоянно натыкались на бордюры. Спотыкаясь и поддерживая друг друга, став друг для друга надежной опорой в этот нелегкий час испытания, Вероника, Саша, Люся и Ксения продвигались к пляжу. Особую трудность в этом предприятии составляли Ксюшины каблуки длиною в десять сантиметров. Каблуки эти то застревали между камнями, то подворачивались на камнях, то выворачивались при спуске, а нужно пояснить, что дорога к пляжу была не чем иным, как этим самым беспрерывным спуском.

– Может, тебе разуться? – предложила Люся, за которую Ксения крепко держалась.

– Некрасиво будет босиком, – ответила Ксения, стиснув зубы.

– Смотрите, – обрадовалась Саша, – море блестит!

– Ура! – громче всех закричала Люся.

Ночное море было абсолютно черным.

– Теперь я знаю, почему это море назвали Черным! – заметила Ксения.

Вероника сказала:

– Ты лучше фотоаппарат включай.

Ксения защелкала фотоаппаратом, и тут же просматривая снимки, радостно приговаривала:

– Всем покажу Черное море!

Идти обратно было веселее, потому как Саша догадалась освещать дорогу включенным фотоаппаратом.

– Столько страхов натерпелись, когда можно было с самого начала так сделать, – сказала Люся, – ну-ка, Саша, сфотографируй меня.

Саша сделала несколько кадров, и вдруг в кустах послышался шорох, от которого кровь у всех застыла в жилах.

Выпустив из рук фотоаппарат, Саша ринулась вверх по лестнице, и все остальные за ней. Когда выскочили на освещенную улицу, стали громко смеяться друг над другом:

– И чего испугались?

– Это Саша всех напугала!

– Да вы бежали быстрее меня!

– А Ксюше даже каблуки не помешали. Может, она притворялась, что ей на них идти тяжело, чтобы я ее тащила? – предположила Люся.

– Да ничего там страшного не было! – сказала Ксения.

– Давайте прекратим этот спор и вернемся, посмотрим, что нас всех так напугало, – предложила умная Вероника.

Спор утих, а Люся сказала:

– Можно было бы и вернуться, только Ксюша снова про свои каблуки вспомнит.

– Саша! – крикнула Ксения. – А фотоаппарат где?

– А куда он денется? – спокойно сказала Саша, подняв руку, – он к руке веревочкой привязан.

Все принялись просматривать кадры, на которых на фоне абсолютно черного моря выделялись испуганные вспышкой лица девочек. А на кадрах, сделанных в парке, вообще ничего не было видно, кроме черной стены кипарисов. Дело в том, что Ксюша без конца спотыкалась, и в самые моменты съемки резко припадала на подвернувшуюся то одну, то другую ногу, утягивая за собой Люсю.

Когда девочки вернулись в снятую квартиру, спать так и не легли. А за чаепитием Люся спросила:

– Ксюш, в такую приятную ночь хочется поговорить о главном. Скажи, как все-таки Бог выбирает людей? Кому Он помогает?

Ксения ответила:

– Если внимательно читать Библию, то видно, что ее героями стали люди, задумывающиеся о душе, о сердце. Соломон просил не богатства, а мудрости, Иоиль просил сохранить его от зла, Иов старался жить праведно, Давид утешался Богом, Его милостью, а не богатством, и так далее. Бог участвует в жизни того, кто думает о душе. Бог не станет вкладывать силы и сердце во временное, в землю, в то, что в итоге сгорит. Он вкладывает в вечное – в душу. Если твоей мечтой будет купить самый дорогой автомобиль, то Бог не пойдет в этой мечте рядом, но если твоей мечтой будет Божье расположение к тебе, то Богу нетрудно, когда понадобится, дать тебе самый дорогой автомобиль, но не он и ничто другое не станет для тебя дороже твоих с Богом отношений.

Саша спросила:

– А зачем люди молятся, если Бог и так знает, что человеку нужно?