Фридолин - Артур Шницлер

Он вошел в дорогое и спокойное кафе поблизости от Ратуши, позвонил домой, что не придет к ужину, быстро повесил трубку, пока Альбертина не подошла к телефону, выбрал столик у окна и задернул занавеску.

В дальнем углу только что присел к столику господин; он был в темном пальто и вообще ничем не выделялся. Но Фридолину показалось, что он уже видел его сегодня днем, хотя, разумеется, это могло быть случайностью.

Фридолин взял вчерашнюю газету и стал пробегать ее по две, по три строчки, как вчера вечером в другом кафе: политические новости, хронику театра, искусства, литературы, всевозможные большие и малые несчастные случаи…

…В каком-то американском городе, о котором Фридолин никогда не слышал, сгорел театр…

…Трубочист Петр Коранд выбросился из окна… и Фридолину показалось странным, что демон самоубийства искушает иногда и трубочистов, и он невольно задал себе вопрос — смыл ли этот трубочист предварительно с себя сажу или так и вошел замызганным в царство теней.

…В одном из лучших отелей в центре Вены отравилась сегодня утром женщина; это была дама необычайной красоты, несколько дней тому назад остановившаяся в отеле под именем баронессы Д.

Грудь Фридолина стеснилась предчувствием.

…Эта дама вернулась в гостиницу в четыре часа утра в сопровождении двух мужчин, простившихся с нею у подъезда…

В четыре часа утра! В тот самый час, когда и он вернулся домой!..

…А к полудню, — гласила дальше заметка, — ее обнаружили в постели с признаками тяжелого отравления. Молодая дама — замечательной красоты!

Мало ли их, молодых дам замечательной красоты! Это еще не основание предполагать, что баронесса Д., вернее, дама, остановившаяся в гостинице под этой фамилией, и другая известная ему особа, вернее, неизвестная — одно и то же лицо…

И все-таки сердце Фридолина забилось учащенно, и газета дрожала в руке.

В фешенебельном отеле?.. В каком же именно? Почему так таинственно, так глухо?..

Фридолин уронил шест с вечерней газетой и заметил, что господин в дальнем углу тотчас же поднял, как знамя на древке, большой иллюстрированный журнал и занавесил им свое лицо. Фридолин немедленно схватился за газету, и в это мгновение он понял, что баронесса Д. не могла быть никем иным, как ночной незнакомкой.

…В одном из лучших отелей?.. Не так уж их много… Будь что будет, он доберется по этому следу!

Фридолин подозвал кельнера, расплатился и вышел. В дверях он оглянулся на подозрительного господина в углу, но тот — странным образом — уже исчез.

Тяжелое отравление?.. Но она была жива!.. Когда ее обнаружили в отеле, она была жива!.. Нет оснований думать, что ее не удалось спасти. Во всяком случае, живую или мертвую, но он ее найдет и увидит. Никто в мире не помешает ему найти женщину, которая ради него пошла на смерть! Он, он один виновник ее гибели, если это она… И, конечно это она! «Пришла в четыре часа утра в сопровождении двух господ». Очевидно, тех самых, что двумя часами позже доставили Нахтигаля на вокзал. Видно, спешили спрятать концы в воду…

Он стоял на широкой асфальтовой площади перед Ратушей и озирался по сторонам. В поле зрения его находились только немногие прохожие, подозрительного господина из кафе между ними не оказалось.

Пусть они изощряются: все равно он их перехитрил.

Фридолин быстро зашагал дальше по Рингу, взял извозчика, велел сначала заехать в отель «Бристоль» и справился у портье, словно был на то уполномочен, не здесь ли останавливалась баронесса Д., отравившаяся, как известно, сегодня утром. Портье не выразил особенного удивления, приняв, очевидно, Фридолина за следователя или полицейского чиновника, во всяком случае, он вежливо ответил, что прискорбный случай произошел не здесь, а в «Отеле эрцгерцога Карла».

Фридолин немедленно отправился в названный отель, где ему любезно дали справку, что баронессу Д., как только обнаружилось отравление, перевезли в городскую больницу. Фридолин полюбопытствовал, при каких обстоятельствах была обнаружена попытка к самоубийству, что дало повод уже к полудню так сильно обеспокоиться за молодую даму, которая только в четыре часа утра вернулась домой.

Все разъяснилось просто: двое господ (опять эти двое господ!) спрашивали ее в одиннадцать часов утра. Так как дама не отвечала на упорные вызовы по телефону портье, горничная постучала к ней в дверь. Когда же и на этот стук не последовало ответа, а дверь оказалась закрытой на ключ изнутри, ничего не оставалось, как ее взломать, — и тут же баронессу нашли без сознания в постели, тотчас же вызвали «скорую помощь» и известили полицию.

— А двое господ? — резко спросил Фридолин и сам себе показался сыщиком.

— Да, это наводит на размышление: господа тем временем бесследно исчезли… Одно несомненно: несчастная молодая дама скрыла свою фамилию, записавшись в книге отеля баронессой Дубецкой. В этом отеле она останавливалась впервые, и вообще такой фамилии нет, во всяком случае — дворянской…

Фридолин поблагодарил за сведения и, заметив, что один из директоров отеля подошел и присматривается к нему с довольно враждебным любопытством, поспешно вышел, сел на извозчика и велел ехать в больницу.

Через несколько минут в приемной конторе он узнал, что выдававшая себя за баронессу Дубецкую поступила во вторую терапевтическую клинику, а также и то, что в пять часов дня, несмотря на все усилия врачей, она скончалась, не приходя в сознание.

Фридолин, как показалось ему, глубоко вздохнул, а на самом деле мучительно и тяжко простонал. Дежурный канцелярист взглянул на него с некоторым удивлением. Фридолин сейчас же спохватился, вежливо откланялся и через минуту стоял уже во дворе.

В больничном саду было уже почти безлюдно. По соседней аллее, под дуговым фонарем, прошла сиделка в бело-голубом полосатом халате и в белой косынке.

— Умерла! — сказал в пространство Фридолин. — Если это та? А если не та? Как мне ее найти живую?

На вопрос, где сейчас находится неизвестная, он легко мог ответить сам: так как она скончалась всего лишь несколько часов тому назад, тело ее, вероятно, лежит в покойницкой, в каких-нибудь двухстах шагах отсюда. Он, как врач, без особых осложнений получит пропуск в покойницкую, несмотря на поздний час…

Но какой смысл в этом посещении? Ведь он знает одно только тело, лица он никогда не видел. Лишь в течение одной секунды ему удалось перехватить беглый профиль ее лица, когда сегодня ночью он уходил из бального зала, вернее — когда его выгоняли оттуда… А то, что он до сих пор не взвесил этого обстоятельства, объясняется тем, что все эти последние часы, с минуты, когда он прочел газетную заметку, облик неизвестной самоубийцы отождествлялся в его глазах с чертами Альбертины и что женщина, которую он искал, как это ни ужасно и ни противоестественно, непрерывно мерещилась ему в образе жены. Он еще раз проверил себя:

Что, собственно, толкает его в покойницкую?

Если б он встретил ее живую сегодня, завтра или через много лет, когда угодно и в любой обстановке, он бы узнал ее безусловно по осанке, по походке, по голосу. Но теперь он увидит только тело — мертвое тело женщины — и лицо, в котором он знал только глаза, — глаза, навеки сомкнувшиеся. Да, он запомнил глаза и запомнил волосы, те самые, которые в последнюю минуту, когда его выгоняли из зала, внезапно рассыпались и плащом окутали стан. Достаточно ли будет этих примет, чтоб безошибочно решить: она или не она?

Медленно, колеблющимся шагом направился он хорошо знакомыми дворами к институту анатомии и патологии. Ворота оказались открыты, и звонить не пришлось. Гулко звучали его шаги по каменному плитняку тускло освещенного коридора. Давно знакомый, почти домашний запах некоторых химических препаратов, застоявшийся в уютно-затхлой атмосфере этого здания, охватил Фридолина. Он постучал в дверь гистологического кабинета, где еще надеялся застать за работой одного из ассистентов.

Раздалось не слишком обрадованное — «войдите!», и Фридолин вошел в высокое, почти празднично освещенное помещение. Навстречу ему, оторвавшись от микроскопа, поднялся со стула, как и ожидал Фридолин, его старый университетский товарищ — ассистент института — доктор Адлер.

— А, дорогой коллега! — приветствовал его доктор Адлер, все еще не совсем любезно, но в то же время удивленно. — Чему обязан я посещением в такое неурочное время?

— Прости, что я помешал. Ты как раз работаешь?

— Как видишь, — ответил Адлер с искусственной грубоватостью, усвоенной им еще в студенческое время, и уже мягче прибавил: — Чем еще можно заниматься в полночь под этими священными сводами? Но ты мне, разумеется, ничуть не мешаешь… Чем могу служить?

И, видя, что Фридолин медлит с ответом, он сообщил:

— «Случай Аддисона», который вы поставили нам сегодня, лежит еще там, в целомудренной неприкосновенности… Вскрытие завтра утром, в половине девятого.