Пепел острога - Сергей Самаров

– Не время, десятник… Все потом увидим…

Он умышленно назвал его не по имени, а по должности, как редко звал, то есть об ответственности напомнил. Велемир лицом вспыхнул, но смиренно и согласно голову опустил. Когда враг рядом, собственные заботы забудь! Это была истина. Хотя давалось такое и с болью.

– Добряна… – только и напомнил Велемир едва слышно.

– Я сам посмотреть хочу, и тебе она не дороже, чем мне, но времени нет. У нас груз еще из леса не вышел. Оставили, как специально, для урман… Собрать всех! Оружными… Наш груз – заманка для них… Вот у груза за все и рассчитаемся… За все и за всех… К оружию!

В сердце опытного сотника ни на минуту не мелькнуло тени сомнения в своих силах, хотя он имел в своем распоряжении только легкую сотню воев. И даже не из княжеской дружины, с детства обученной держать в руках оружие и стоять строем в самой лютой сече, сомкнув щиты и так поддерживая друг друга, а набранных им среди охотников, следопытов и первопроходцев этих диких земель. Конечно, все они люди с характером, все они за себя и за свои семьи постоять могут. Да и урмане тоже в поход идут, надо полагать, не лучшими силами, не с прославленными в боях бойцами, а с тем отребьем, что по прибрежным викам без дела мотается, часто ни кола ни двора не имея. Хотя и вообще все дикие скандинавы, как считал Овсень, сплошные разбойники и убийцы, к разбою и убийству с детства привычные, а вовсе не настоящие вои, которых уважать следует. Это они себя воями зовут, но взращивают в себе культуру убийц, не видя разницы между убийцей и грабителем – и настоящим воином. Они привыкли сразу руку тянуть к тому, что схватить можно, и даже гордятся тем, что, своего не создавая, ничего не строя, чужое стремятся захватить. Не случайно, говорят, в их стране городов и городищ почти нет, что строить они не обучены и не любят этого. Пакостный, одним словом, народец эти скандинавы, и уважать их не за что. Но и драться с урманами, понимал сотник, тем более, настолько превосходящими в численности, не просто. И все же Овсень, чувствуя свое отчаяние и свою решимость, свое желание отомстить и, если возможно, защитить и вернуть своих родных, ощущая в руке такую свирепую силу и тяжесть, что даже мысленно уже разрубал ненавистного врага на две части, понимал, что точно такие же чувства испытывают и другие вои его сотни, чьи дома погорели, а с семьями неизвестно что случилось. И все драться будут один за семерых, и нет силы, способной остановить справедливый гнев. По крайней мере у скандинавов нет такой силы. А уж духа воинского, тем более, им не хватит. Дух там живет, где дома и семьи. А дикий разбойный дух против духа чести и справедливости мало чего стоит. Такая сила, что могла бы сейчас сотню остановить, только у богов может быть, но боги всегда на стороне справедливых, потому что они мир справедливым создавали, и только люди в жадности своей справедливость извратили.

И потому, едва собрав своих людей, взглядом оценив их вооружение и способность в таком состоянии духа к бою, Овсень смело двинул их в обратный недавно пройденному путь. Расстояние не больше восьми тем[47] шагов пешего воя. Однако при всем своем отчаянии и решительности, при всем желании рассчитаться за боль и обиду сотник не забывал, что он за жизни своих людей несет ответственность и потому обязан действовать, со своей головой основательно посоветовавшись. И сразу выслал по паре человек по сторонам от дороги, чтобы нашли противника раньше, чем противник заметит основные силы славян. Остальную же сотню, выдвинувшись вперед, Овсень остановил на въезде в лес, где сразу приметил удобное для засады место – с двух сторон кусты стоят плотно и полностью непролазны для пеших, но эти кусты можно верхами быстро обойти и дорогу запереть. Не использовать такое место было бы грешно.

А лосей с волокушами все так и не было видно, хотя по времени пора бы им было давно с лесной дороги на берег выйти. Похоже, что груз с годовой данью беда постигла, и урмане получили то, чего ждали. Но хотелось дать им и то, чего не ждали, очень хотелось, и не один сотник таким страстным справедливым желанием горел…

Разведчики вернулись вскоре с недоброй вестью.

– Пропали наши… Догнали их урмане. Сейчас рухлядь[48] разбирают и делят… Прямо на месте, кому что достанется. Жадность такая, что друг друга чуть не режут…

– Зато режут наших уже без всяких «чуть». Охранники убиты?

– Не разглядеть… Там все урманами окружено, толкутся, рухлядь друг у друга рвут и пляшут, и за ножи хватаются. Наших за кустами не видно. Один там командует. Остальные ростом ему до плеча. Волосы из-под рогатого шлема соломой до пояса висят. И спереди, и сзади. Ему отдельно складывают, что выберет. Его боятся…

– Конные есть?

– Нет. Только наши лоси у дороги стоят. В волокушах… В пустых…

– Перуну слава! Наш час настал… – Овсень от нетерпения даже в седле выпрямился. – Много ль их там, нечисти грязной, в одном тазу умывающейся?..

– Много больше сотни. Может, даже полторы…

– Значит, все вместе собрались, и больше удара неоткуда ждать… И не боимся мы их великанов. Великана мне, кстати, оставьте… Мой топор по нему плачет… Велемир! Быстро собирай своих в «кулак»!

Тактика «кулака» использовалась в стычках редко, а в крупных сражениях, когда «кулаки» собирались порой большие и мощные, сотня Овсеня никогда не участвовала. Обычно же стрельцы десятника Велемира бывали распределены по одному в каждом десятке простых воев. Простые вои тоже луки и стрелы имеют, но большие сложные луки[49] только у стрельцов, и это понятно – стрельцов сызмальства учат, и руки у них от этих занятий по-особому устроены. По силе с рукой стрельца рука кузнеца не всегда сравнится. Они и составляют в каждом десятке ударную силу, и, чтобы свой десяток поддержать, стреляют выборочно в самых сильных и опасных противников, тогда как остальные бьют всех подряд, и не всегда прицельно, чаще производя обычный обстрел противника навесом. Но в ситуации, когда обычные простые луки могут только навесом бить и противник щиты поднимает, чтобы от стрельных туч укрыться, настоящий стрелец бьет стрелой по прямой линии под щитом, потому что сила лука позволяет ему сделать это. А стрела, пущенная из сложного лука прямо, не знает преграды в броне, и воя, и коня насквозь пронзает, и стоящего следом калечит. И стрельцы, хотя и числятся отдельным десятком, редко собираются все вместе. Но сейчас, по замыслу Овсеня, настал как раз такой момент, когда стрельцов следовало использовать как мощный ударный «кулак», потому что простые вои со своими луками не могли бы справиться с задачей, которая была по плечу только стрельцам.

Собрать десяток, когда все здесь, недолго. Сам десятник и позвать не успел, как стрельцы, слыша приказ сотника, подогнали своих лосей и собрались вокруг Велемира. Все крепкоплечие, с сильными руками и спокойным несуетливым взглядом. Тонкое стрелецкое дело неторопливой вдумчивости требует.

– Мы готовы, Овсень…

Они не просто были готовы, они были сосредоточены и чуть не дрожали от нетерпения, как видел сотник. Они точно так же, как сам их десятник Велемир, губы сжали и брови нахмурили, потому что потеряли то, что им было дорого, и не желали прощать обидчиков, чтобы в другой раз им неповадно было. И сомнений быть не могло, что стрельцы свою задачу выполнят. Боевая злость не мешает воевать и даже позволяет иногда чудеса творить. А сейчас требовалось как раз сотворить чудо, но сотворить его можно было, только проявив отменную выдержку и дисциплинированность, которые, вообще-то, стрелецкой несуетливой натуре всегда свойственны…

Овсень выдержал долгую паузу, желая подчеркнуть важность сказанного и дать стрельцам возможность сосредоточиться на том, что им предстоит услышать.

– Как только вы умеете… По четыре стрелы… Выезжаете на дорогу. Так, чтобы вас видно было. В открытую… Дразните этих зверей… Стреляете до тех пор, пока будет можно. Потом отходите прямо по дороге. Спокойно, с достоинством. Отошли, себя обезопасили, снова стреляете… И так до нас… Мы здесь ждем… И не жадничайте, до встречи всех не перебейте… Мимо нас проходите спокойно, ничего не показывая, урман к нам в объятия запускаете и помогаете издали… В сечу не лезть… Это тебе, Велемир, особые слова… Всем меч обнажить хочется… У всех злость кипит, но – стрельцам запрещаю…

Стрельцов, вооруженных большими сложными луками, берегли всегда. Слишком великая это сила, чтобы подвергать ее риску случайного удара. А в общей сече случайный удар может подстерегать даже самого сильного и опытного мечника, потому что он сосредотачивается на одном противнике, а другой может оказаться у него за спиной.

– Еще… – добавил сотник. – Великан там какой-то объявился… Он там властвует… Его не бейте… Его мне оставьте… Под мой топор… Личные дела… Дела справедливости и суда… Боги дадут силу, и великан нам нипочем… Командуй, Велемир…