Паноптикум - Роман Светачев

комнаты. Она закрыла за собой дверь, когда уходила. Артем подумал о том, что она сделала это для того, чтобы не слышать больше его криков. Может, она и права.

«Зачем меня сюда привезли родители?» — думал Артем. Я же не хотел сюда ехать, и они знали об этом. Здесь у меня совсем нет друзей, и бабушке я не нужен, а дед все время пропадает на огороде, чего-то там копает постоянно, точно ищет оставленный пиратами клад.

Глаза Артема стали сами собой закрываться, веки потяжелели, словно кто-то насыпал на них песка. «Надеюсь, что я смогу сегодня нормально поспать», — подумал Артем, прежде чем провалиться в зыбучие пески сна.

Однако его надеждам не суждено было сбыться. Артем проснулся спустя всего лишь несколько минут, которые, правда, показались ему двумя длинными часами. Однако проснулся он не до конца. Он проснулся лишь наполовину, а может быть, на треть. В полубредовом состоянии он принялся общаться с кем-то невидимым, глядя при этом в окно.

— Уходи, уходи, — шептал Артем, глаза его бегали при этом по испуганному и усталому лицу.

Соломенный Человек не отвечал ему. Он просто стоял и смотрел на мальчика. Рядом с Соломенным Человеком покачивался куст сирени. Этот куст был похож на пальму. На страшную пальму. Луна стала тускнеть, точно кто-то выключил ее, так же как бабушка выключила его ночник. Может, бабушка и луну выключила? Может, она была заодно с этим чудовищем?

Дедушка Артема, несмотря на то что уже была ночь, копался в своем огороде. Он тщательно просеивал землю между пальцами. На руках его были рабочие перчатки. Им уже никогда не суждено было стать белыми. Перчатки пропитались землей, наполнились ею. Дедушка искал золото. Ему казалось, что он обязательно найдет его, как он находил его тогда, работая на золотых приисках на Колыме. Возраст его перевалил за восемьдесят, и разум его был уже не тем, что прежде. С ним произошли некие метаморфозы.

Его жена думала, что у него просто бессонница, из-за чего он возится ночами во дворе да на огороде, занимается, так сказать, хозяйством. Она особо не вдавалась в подробности его ночной деятельности. Это было и к лучшему, ведь она могла не так его понять. Могла счесть его сумасшедшим и тогда, вместе со своей дочкой и сестрой, отвезти его в клинику или в дом престарелых. Ее можно было бы понять, ведь тут, в Воронеже, никогда не было золотых месторождений. Однако дедушка знал, что золото есть тут, прямо в его огороде, на его земле. Ему рассказал об этом человек в соломенной шляпе, которого он повстречал на автобусной остановке, когда ездил в город на рынок продавать яблоки из своего сада. Человек в соломенной шляпе много чего знал, поэтому старик поверил ему. Человек в соломенной шляпе знал, где спрятано золото. Он знал и о тех страданиях и ужасах, что пережил дедушка в далеком тридцать восьмом году. Сейчас уже был две тысячи первый год, двадцать первый век набирал обороты, мчался в будущее на своих металлических колесницах, но для старика время навсегда замерло там, в тридцать восьмом. Он считал, что прогресс невозможен после того, что тогда произошло. И уж тем более нельзя говорить о прогрессе после тех ужасов, того ада, что обрушился на человечество в тридцать девятом, когда началась Вторая мировая война.

— То, что тебе нужно, спрятано в твоем огороде, — сказал ему человек в соломенной шляпе.

И старик поверил ему. Поверил и начал искать золото. Он рыл землю лопатой и руками, киркой и тяпкой, он долбил чернозем в поисках блестящего металла. Перед глазами его яркими желтыми вспышками блестели золотые слитки. Из состояния транса, бесконечного рытья старика вывел какой-то резкий звук. Что-то зазвенело, точно стекло разбили камнем. Старик нахмурился, ночь вдруг навалилась на него своей зловещей и гудящей тишиной.

А потом он услышал сдавленный крик. Крик шел откуда-то со стороны его дома. Тогда он бросил лопату и побежал на этот звук. Его грязные ботинки оставили много земли на полу дома. Когда он добрался до комнаты, где спал его внук, сердце старика так сильно билось от страха, что готово было выскочить из груди. «Что-то случилось с Артемом, — понял он. — Что-то случилось с моим внуком»…

Старик открыл дверь в комнату, где спал его внук. По комнате гулял сквозняк. Окно было разбито, стекло лежало на полу и зловеще блестело, отражая насмешливый лунный свет. Артема в комнате не было. Зато старик заметил кое-что другое, оно лежало на окровавленной кровати. Он присмотрелся и обомлел, губы его затряслись. На заляпанной кровью кровати ярко сиял мертвенным светом огромный золотой слиток.

Жуки

Жук полз так быстро, как только мог, учитывая тяжесть планетоподобного кома навоза, что он толкал перед собой тонкими лапками. Нужно было как можно скорее добраться до норки, накормить жену и детей и убираться с поля, ибо скоро начнется жатва и Богами будут пущены в ход огромные, блестящие на солнце машины, что имеют спереди монструозные клешни молотилок, аналогов которым не найти ни у одного насекомого в мире. Хотя что он знает о мире? Жук знает Большое Поле, Элеватор и Фермы. Где-то далеко есть лес, а еще он слышал о море от одной старой птицы, что как-то провела с Жуком беседу, будучи сытой, а то не стала бы с ним говорить, а съела, в этом уж он не сомневался. Двух его братьев съели птицы, он знал о том, как опасны и точны их клювы. Жук со своей семьей жил на окраине Большого Поля, так уж вышло, но это было плохое место для жилья. Да, птицам тут было тяжело выследить свою добычу из-за высоких колосьев пшеницы, но была и обратная сторона медали — крайне малое количество навоза, так как он весь находился возле Ферм, а еще периодические работы, которые осуществлялись Богами, что сидели, как улитки в раковинах, внутри панцирей огромных машин. Жук порой задавался вопросом, что было первым: Бог или машина? Он считал, что машина.

Ком навоза толкался тяжело, но нужно было стараться, он не мог уменьшить этот ком, ибо накормить нужно было и жену, и детей. После появления маленьких жучат все изменилось, но Жук не жалел, ибо видел в них продолжение своего рода и естества. Сама природа текла по жилам таких вот цепочек живых существ, и Жук, хоть и не понимал ее целей, был всячески за природу, ему нравилось чувствовать