Пикировщики - Павел Цупко

— Оказывается, во второй эскадрилье умеют подвешивать бомбы, как в нашей. Молодец, Матюхин! — похвалил он сержанта. — На тебя можно положиться.

Механик зарделся от смущения. Но ответил смело, даже с вызовом:

— Мы сами с усами, товарищ лейтенант! Кое в чем можем подучить и хваленую третью.

— Но, но! — погрозил пальцем Лопатин. — Третью не тронь. Там от моториста до комэска все асы! Челышев — уникум!

— Наш Григорьев не хуже. Между прочим, ходит на разведку.

Лопатин не ответил. У соседнего самолета раздался такой дружный хохот, что все повернулись в ту сторону.

— Вася Родин рассказывает, — прислушался адъютант. — Ходил на разведку с Кузиным. Пойдем, Константин, послушаем?

Высокий Усенко через головы собравшихся в круг людей без труда разглядел коренастую фигуру стрелка-бомбардира лейтенанта Родина. В сдвинутом на затылок белом подшлемнике, одетый, как все летчики, в синий комбинезон, с пистолетом на боку и целлулоидным картодержателем через плечо Родин, размахивая руками, что-то рассказывал. При этом его лицо с серыми озорными глазами то расплывалось в добрую улыбку, то хмурилось, становилось строгим, волевым. Константин прислушался.

— …Одним словом, летим мы с Жорой Кузиным на разведку, ищем эти самые дальние бомбардировщики. Посмотрели в одном подозрительном месте — ничего, в другом — та же картина. В общем, облетели почти весь заданный район. Нашли, конечно, кое-что, но не то, что нужно. А время на исходе, пора возвращаться. «Пошли в Смоленск!» — приказывает Кузин. А зенитный заслон там у немцев очень плотный. Как подойти? Предлагаю командиру: «Давай заберемся повыше, сфотографируем — документ будет». А он в ответ: «Зачем время терять на набор высоты? Нас обед ждет. И потом, говорит Жора, что ты разглядишь с восьми тысяч? Реку? Город? Так нам не география нужна, а самолеты, посчитать их надо». Говорю: «Они ж на снимках будут, те самолеты! Посчитаем на земле». Но разве Жору уговоришь, когда он уже что-то задумал?

Родин так образно передавал разговор в экипаже, что слушатели смеялись, а он с увлечением продолжал:

— «Давай, говорю, проползем по крышам. У них пулеметы паршивые, не попадут, проскочим, и мы не только самолеты, погоны у немцев разглядим». «Можно! — соглашается Кузин. — Но мне самолеты нужны. Понимаешь? Как считать на большой скорости?» Резонно! «Тогда, — отвечаю, — потопали на трех тысячах метров, все разглядим. Противнику не до нас, у него по распорядку обед. Едва ли перестанут обедать из-за одного советского самолета!» — «А что? — оживился Жора. — Идея!» И пошли мы в Смоленск на… четырехстах метрах. Высота — из винтовки не промажешь! Но — летим. Подлетаем к аэродрому, смотрю: кругом «юнкерсы», «хейнкели» по два мотора, по четыре. Некоторые замаскированы, другие стоят открыто, только прилетели. Я включил аэрофотоаппарат, летим над серединой поля. Жду: сейчас начнут. Не стреляют! У взлетной полосы с флажком в руке солдат стоит, приглашает садиться. А на меня страх напал. Думаю: «Уже прицелились, вот сейчас врежут! Поминай, мама, как звали твоего любимого сыночка Василия Григорьевича!» И молюсь этому, как его… аллаху: «Пронеси! Жив буду, помолюсь за техника нашего Джамила Халимова!»

— Во-о! Врет! — хохочет Кузин. Он стоит здесь же. Лицо его расплылось в довольной улыбке. — Ты ж орал благим матом по телефону: «Смотри, что у них справа! Что слева!»

— То я с перепугу! Чтоб не так страшно было… Пролетели мы благополучно, ни одного выстрела! Думаю «Видно, и впрямь у немцев обед вкусный. Что удивляться? Добра было много, награбили и теперь жрут, не могут оторваться». Успокоился я и даю курс домой. А Жора вдруг поворачивает в обратную сторону. «Куда ты?» — кричу. А он: «Не рассмотрел, что у них на обед сегодня подали: кур или гусей?»

Хохочут летчики, хохочут техники, механики — все кто был на стоянке возле рассказчика. Тот продолжал:

— Я кричу ему: «Пропади пропадом те куры-гуси! Давай уноси ноги! Собьют не доставим даже того, что обнаружили!» Но Жора не слушает, опять заходит на аэродром и даже шасси выпустил, как на посадку.

— Ты ж сам предложил! А потом бомбы по стоянке самолетов бросил, тут и начали по нас из «эрликонов» палить!

— Расскажи лучше, на чем домой вернулись? От тех «эрликонов» в крыльях дыры такие, что человек пролезет!

— Что самолет? Долетел. Только Алексей Иванович отказался его ремонтировать. Списал на запчасти.

Алексей Иванович — инженер эскадрильи Лысенко, самый пожилой в полку, многим годится в отцы, — стоит тут же, посмеивается. Но, услышав неточность, запротестовал

— Нет, нет! На какие запчасти? В вашем самолете, товарищ старший лейтенант, места живого нет, все, как решето! Удивляюсь, как только вы долетели? Как остались живы?

Смех пропал. Юмор рассказчика не смог скрыть отчаянного положения, в котором оказались храбрые разведчики.

Объявили построение летного состава, и экипажи направились к землянке полкового КП.

Богомолов уже ждал. Золотистые лучи летнего солнца, проникая сквозь густую листву, освещали его стройную спортивную фигуру, поблескивавший на гимнастерке орден Красного Знамени, широкий волевой подбородок, высокий с залысинами лоб и гладко зачесанные назад светлые волосы.

Когда летчики замерли в строю, раздался сильный голос командира полка:

— Летим бомбить аэродром в Смоленске. Многие из вас бывали на нем, хорошо знают его сооружения. Это облегчит выполнение трудного задания. Полетим двумя группами. Головную поведу я, Григорьев — остальных. На цель зайдем с юго-запада со стороны солнца, чтобы затруднить зенитчикам вести прицельный огонь. Атака целей — одиночно с пикирования. Цели выбирать самостоятельно. При атаке не растягиваться, прикрывать друг друга. Выход после удара курсом на восток. Сбор групп на маршруте. Учтите, с нами будут взаимодействовать другие авиаполки и истребители. Будьте особенно внимательны. Вопросы ко мне?.. Штурман! — повернулся Богомолов к Серебряку. — Дайте свои указания…

Летом во второй половине дня воздух всегда неустойчив. От нагрева солнцем поверхности земли вверх устремляются теплые воздушные струи, вниз опускаются более холодные, но те и другие настолько мощные, что влекут за собой даже многотонные самолеты: их начинает болтать.

Болтанка сегодня была сильная, и Усенко все время приходилось быть начеку, чтобы удержать «семерку» в строю. Вспомнился родной Славянский индустриально-химический техникум и возникший среди учащихся спор о «воздушных ямах». Главным спорщиком, как всегда, был друг Ваня Еременко. Ваня утверждал, что ему доподлинно известно, что в атмосфере существуют невидимые ямы, вроде водоворотов на реке; аэроплан, попадая в них, проваливается. Он, Константин, тогда так и не смог объяснить Другу его заблуждения, хотя чертил ему схемы воздушных потоков, помещал в них летательные аппараты, доказывал. Еременко твердил одно: