Светлый город детства - Наталья Витальевна Олейникова

обижайся», чмокнул в щеку и побежал по лестнице с такой скоростью, что закрывая дверь, я топот его шагов уже на первом этаже.

Глава 17

– Как ты думаешь, как Юрка будет себя вести на моей свадьбе?, – спросила я у мамы. Мы вдвоем сидели на кухне и пили чай.

– То есть, если он там будет присутствовать не в качестве жениха?, – уточнила мама.

– Ну да.

– Наверно напьется…

– Что, ты замечаешь у него тягу к алкоголизму?, – обиделась я за Юрку.

– А у тебя что, намечается свадьба?, – парировала мама.

– Нет, я теоретически спрашиваю.

– Ну а я теоретически отвечаю.

– Мам, – продолжала я, – а почему все-таки он вчера ушел?

– Наташ, ну откуда я могу знать? Наверное, расстроился из-за Эрика.

– Ха, он думает, что придет раз в три месяца, а я тут в парандже сижу и крестиком вышиваю?

– Да он потому и приходит раз в три месяца, что боится не справиться со своими чувствами!

– Ну и пусть не справляется….

– Доченька, ну как ты не понимаешь, что вы – студенты третьего курса!

В твои планы входит сейчас выйти замуж?

– Нет…

– Ну а в его планы это не входит тем более.

– А зачем сразу замуж?

– Потому что отношения должны иметь развитие, иначе они заходят в тупик.

– Мам, ну а если я прожду его как дура до конца института, а он потом женится на какой– нибудь кошелке-малолетке? Что ты на это скажешь?

– Все может быть. Я же не оракул и не Ванга. Описываю тебе ситуацию такой, какой она мне видится.

– Так что не надо ждать в парандже?

– Это тебе не грозит в любом случае, – засмеялась мама, – но вообще тебе пора заняться работой по философии, и выбросить из головы всякие глупости.

– Любовь-это не глупости.

– Все, тема закрыта, – сказала мама, – хватит толочь воду в ступе, займись-ка делом.

Я вздохнула и отправилась звонить Павлу Николаевичу насчет темы научной работы. Он обрадовался, дал мне тему, и даже план сам разработал, чтобы мне легче было.

Для того, чтобы я скорее написала работу по философии, мама иногда в субботу и воскресенье стала освобождать меня от сельхоз.повинности на даче, чему я была несказанно рада. Мама любила дачу, отдыхала там душой, попутно возделывая огород и общаясь с соседями. Мы с братом дачу тихо ненавидели (а иногда и громко), но отвертеться от поездки туда было практически невозможно. Я даже полюбила философию за то, что она дала мне неожиданную свободу. Прошел месяц, Юрка не появлялся, а я писала работу.

Павел Николаевич проверял мою работу по главам. Для этого мы встречались с ним в библиотеке нашего главного здания и сидели в читальном зале, тихо переговариваясь. Он оказался совсем не противным, очень даже симпатичным и приятным в общении человеком. В 27 лет был уже кандидатом наук. Честно говоря, обсуждению работы мы посвящали от силы полчаса, а остальное время (наши встречи занимали часа три) он рассказывал о себе, о своей жизни, иногда о каких-нибудь научных открытиях. Так я узнала, что он закончил с отличием механический факультет нашего института. А потом из-за какой-то тяжелой болезни вынужден был долго лежать, пристрастился к философии, защитил диссертацию и теперь преподает на кафедре философии. Но мех.факовское прошлое не отпускает, он умеет все чинить своими руками, и даже сконструировал сам фотоаппарат.

– Вот здорово!, – поразилась я.– А у меня как раз кинокамера сломалась!

Я все не могла собраться отнести ее в мастерскую.

На следующую нашу встречу в библиотеке я притащила кинокамеру, а Павел Николаевич – барсетку с инструментами. Работники библиотеки косились на нас удивленно, но к счастью, вслух свои претензии не озвучивали.

– Наташ, – сказал Павел Николаевич, – проверить работоспособность не получится, у камеры сели батарейки.

– И как же нам быть?

– Я предлагаю поехать на Чиланзар в торговый центр, там я точно их видел, поставить и проверить.

– Хорошо, так и сделаем.

Улица Навои встретила нас жарой, запахом разогретого асфальта и бензина. Мы шли мимо бочки с квасом.

– Будешь квас?, – спросил Павел Николаевич.

– Да что там квас, я сегодня еще и не обедала.

Павел Николаевич засмеялся. Я хотела просто пошутить, безо всякого подтекста, но когда мы выпили квас, он сказал:

– Я живу на Чиланзаре возле торгового центра, мы можем зайти ко мне домой пообедать и с мамой познакомиться.

Хорошо, что он сказал это, когда квас закончился, а то я бы поперхнулась. Что-то явно события сворачивают не туда: для чего мне с его мамой знакомиться? Мое замешательство он понял по-своему:

– Мы сейчас позвоним, и убедимся, что мама дома. Если вдруг ее нет дома, тогда не пойдем.

– Нет, – сказала я, – спасибо. Мне не привыкать без обеда. Я лучше до дому потреплю.

– Да пойдем, – улыбнулся он, – ты же по натуре авантюристка.

Вот этого говорить ему не стоило. Потому что после этих слов я уперлась как баран. Не зря же я по гороскопу Овен.

– Не пойду. Спасибо за помощь, и до свидания. Я домой поеду.

– Вот чудо упрямое!, – схватил он меня за руку, – давай хоть до метро тебя провожу.

Мы дошли до метро почти молча, настроение у Павла Николаевича испортилось. Я ругала себя: надо мне было брякнуть про этот обед…

– Я не имел в виду ничего плохого. Не пойму, почему ты упрямишься, – сказал он на прощанье.

Пока я доехала домой, день клонился к вечеру. Дома была одна бабушка, мама с братишкой на даче с ночевкой.

Бабушка взволнованно встретила меня в дверях:

– А к тебе Юрка приходил. Хотел попрощаться. Сказал, что завтра в стройотряд уезжает.

– И что, он больше не придет?

– Сказал, что не знает. Если успеет, зайдет попозже.

Настроение стало еще хуже. Теперь еще и Юрку до конца лета не увижу. Сегодня явно не мой день.

Стемнело, Юрки не было.

Бабушка легла спать. Пришлось лечь и мне, и ворочаться с боку на бок, вытирая навернувшиеся слезы. Вдруг раздался звонок в дверь.

Я вскочила, накинула халат, бабушка за мной. Конечно, это был Юрка.

– Бабушка, мы посидим во дворе?, – спросила я.

– Нет, сидите вон на лоджии, – сказала бабушка и ушла в нашу с ней комнату.

Мы пошли на лоджию и сели рядом на сундук, не включая свет.

Окна были открыты, оттуда падал свет от уличных фонарей, от легкого ветерка шумели листвой тополя. Хорошо, что в темноте Юрка не видел моих заплаканных глаз.

– А я завтра уезжаю.

– А я уже знаю. Боялась, что ты не придешь.

– Да я у сестры