Как Серёжа на войну ходил - Юрий Яковлевич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда на исходе дня я пришел домой, разбитая машина была окружена зеваками. Дядя Аполлон стоял тут же, бледный, растерянный, поглаживал рукой раненого друга. И молчал.
Вокруг шли пересуды. Одни говорили, что это хулиганы из баловства спихнули машину под откос. Другие обвиняли неудачливых угонщиков. Дяде же Аполлону, казалось, было все равно, кто был виновником гибели «Ивана-виллиса».
Явился покупатель. Он постоял у разбитой машины, почесал затылок. Потом сам себе сказал: «Может, это к лучшему». И ушел.
Что к лучшему? То, что «Иван-виллис» разбился?
Вечером я отправился к дяде Аполлону.
Я застал его в кухне, около большого оцинкованного корыта. Лицо его было красным, волосы слиплись, на лысине поблескивали бисеринки пота, а большие сильные руки были по локоть в белой пене.
Он стирал, широко и яростно двигая руками, словно вместо мыла держал рубанок и стругал доску.
– Дядя Аполлон, – тихо произнес я.
Он обернулся, посмотрел на меня через плечо и ничего не сказал. А я остался стоять за его спиной и ждал, когда он заговорит со мной.
– Ты что пришел, Валера? – наконец спросил он.
– Дядя Аполлон, это я… съехал на «Иване-виллисе».
Я думал, что дядя Аполлон накричит на меня и выгонит прочь. Но мой друг даже не изменился в лице. Только внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Ты же мог разбиться, разумеешь?
– Лучше бы я погиб! – вырвалось у меня.
– Глупости! – Дядя Аполлон энергично махнул рукой, и на пол плюхнулись клочья мыльной пены. – Ты же хотел спасти его от позора. Спасибо тебе, Валера.
Дядя Аполлон замолчал, а потом мотнул своей головой и сразу перенесся в далекие годы, благо они всегда были рядом с ним.
– За несколько дней до победы ему тоже досталось. Рядом легли две мины. Тут судьба надолго разметала всех троих. Я очутился в одном госпитале, майор – в другом, «Иван-виллис» – на ремзаводе. Потом я долго разыскивал Командира. А «Иван-виллис» сам нашелся.
Дядя Аполлон через силу улыбнулся.
А перед моими глазами возник Командир, стоящий у окна, двумя руками опершись на палку. Я увидел его воспаленные веки, сизые волосы, выбившиеся из-под фуражки, глубокие складки у рта. Никогда еще чужие страдания по-настоящему не волновали меня. Но в эту минуту я почувствовал боль старого воина.
– Где же взять денег на врача из Сибири? – участливо спросил я.
– А? Денег? – Дядя Аполлон вытер руки о фартук. – Деньги дело наживное.
– Я буду вам помогать! – воскликнул я, даже не подумав о том, как я смогу это сделать.
Но моя готовность тронула дядю Аполлона, и он заговорил со мной очень доверительно:
– Командир с больными ногами беспомощен как ребенок. Я за него в ответе перед всем полком. Перед теми, кто жив и кого уже нет.
Дядя Аполлон поднялся, подошел к корыту и с яростью принялся тереть белье, словно оно виновато во всех его житейских бедах. А я сидел и наблюдал за его яростной работой. И вдруг дверь распахнулась – на пороге кухни стоял Командир.
Он был бледен, тяжело дышал, фуражка сдвинулась на затылок. Двумя руками опирался на палку. Его слегка покачивало от усталости. Сизые волосы беспорядочно налезали на глаза. У рта запали две глубокие жесткие складки. Я почувствовал, что ему очень больно.
Некоторое время он молча наблюдал за тем, как дядя Аполлон стирает, а тот не замечал гостя, и клочья пены, как стружки, вылетали из-под его рук.
– Где же твоя добрая хозяйка? – вдруг вместо приветствия произнес неожиданный гость.
Дядя Аполлон вздрогнул и вынул из корыта руки, виновато посмотрел на Командира.
– В отъезде, – робко сказал он.
– В отъезде? – не поверил ему майор. Он сделал несколько тяжелых шагов и буквально повалился на скамейку. – Я вижу, как она в отъезде. Сам стираешь?
Он спросил так строго, что уже невозможно было солгать, и дядя Аполлон, медленно вытерев руки, признался:
– Сам. Себе стираю… и вам… за компанию… Мне ничего не стоит.
Но Командир уже не слушал его. Он очень устал и был расстроен, раздражен. Голос его гремел на всю кухню.
– Послушай, Голуб! Наш полк фашисты не смогли разбить, а время многих бойцов уложило. Остались только мы с тобой да «Иван-виллис», – тут он усмехнулся, – наша единственная боевая матчасть.
Дядя Аполлон слушал, уронив на грудь свой могучий кумпол, на который не лезла ни одна каска. Он-то знал, что боевая матчасть разбита. Слушал, а потом, не поднимая головы и не глядя в глаза Командиру, сказал:
– Я говорил вам про сибирского доктора, который творит чудеса…
– Брось, Голуб, – Командир замотал головой, – не верю я в чудеса. Что, мне твой доктор новые ноги подставит? Не подставит! А со старыми уже сам Бог ничего не сможет сделать…
Последние слова он произнес тихо, весь его запал кончился, силы иссякли.
И долгое время дядя
