Гнев духов - Александр Прозоров

— Она сломалась, потому что из лозы! — не выдержал Камыш. — Тонкая была совсем. А здесь я дно еловыми ветками увяжу.

— Проку-то от них? Они гибкие, согнутся под тобой — и все!

— Точно, согнутся, — сообразил юный охотник. — На дно ветки нельзя… Я тогда слеги туда положу!

— Вот ведь какой упрямый! — развел руками Грозный Вепрь. — Всегда таким был. Глупостью занимаешься. Прямо дитя малое, несмышленое. Али ты думаешь, лодки просто так из дерева выдалбливают? Лодка крепкой должна быть! Крепкой, надежной. Чтобы первый лед проломить могла, о камень удариться не боялась, сук топляка обломать. Какой прок от берестяного короба, даже если он под тобой и не сломается? Ты ее на берег вытащишь — тут же бересту обдерешь. Сучок подводный зацепишь, али камень, он тебе бересту тут же и порвет. А заморозок случится, льдом ее и вовсе, как ножом, изрежет.

— А я на ней в мороз плавать не стану! — буркнул Могучий Саблезуб.

— Ну, вот как с ним говорить, Парящий Коршун?! Сын, ты ведь уже взрослый охотник, у тебя жена. Тебе о сытости семьи думать нужно, а не детским баловством заниматься!

— Вот я и думаю, отец! — выпрямился юный охотник. — Если сделаю лодку, смогу спокойно уплыть к дальним угодьям за добычей. А здесь, кроме мышей и белок, никого не осталось.

— Ты не слышал, что я сказал? У тебя ничего не получится. Никто и никогда не плетет лодки из прутьев и бересты! Их долбят из деревьев!

— У нас нет деревьев для лодок, — взял еще пук лозы Могучий Саблезуб. — Поэтому буду делать из чего есть.

— Все равно ведь ничего не выйдет! Лучше бы крышей занялся… — Грозный Вепрь потоптался рядом еще немного, но ответа так и не дождался. — Ладно, Парящий Коршун, пойдем. Нам детским баловством заниматься некогда.

— Давно пора, — буркнул Могучий Саблезуб, протягивая прутья между еловыми ветками. Подбивать их плотно он не пытался: зачем, если снаружи все равно будет береста? Зато плести получалось намного быстрее.

За спиной послышались тяжелые шаги. Юный охотник даже оборачиваться не стал. Новый гость потоптался, потом голосом Черного Стрижа посоветовал:

— Ты бы хоть в стороне от селения этой ерундой занимался. А то ведь прилипнет прозвище Корзинщика — всей жизни не хватит, чтобы избавиться.

Могучий Саблезуб недовольно засопел, но работы не остановил. Ему оставалось совсем немного, чтобы довести оплетку до верха, и при этом на берегу оставался еще изрядный запас пахнущей лесной свежестью лозы.

— Камыш, я тебя заждалась. Все возишься и возишься, даже не предупредил. Что это у тебя за корзина такая?

— Давай, Золотая Тень, давай! — фыркнул охотник. — Теперь еще ты чего-нибудь скажи. Что я глупостью занимаюсь, что лучше бы на охоту пошел!

— Ты все делаешь правильно, Камыш. Правильно, — кивнула Золотая Тень, вокруг которой носился за своим хвостом веселый волчонок.

— Ты думаешь? — осекся от такого ответа Могучий Саблезуб.

— Мама говорила, женщина решает, верить или не верить мужу, только один раз. Когда отдает себя охотнику. Все остальные хлопоты — это такие мелкие пустяки, что беспокоиться о них не стоит. Раз уж доверила даже себя, то после нужно уже доверять и во всем остальном. Ведь каждый охотник желает для своей жены самого лучшего. Нужно просто верить ему и помогать. Раз что-то делает — значит, так нужно.

— Чего-то редко ты со мной соглашаешься, — не поверил Камыш.

— У меня не всегда получается, — честно призналась девочка. — Но я стараюсь. — Она наклонилась и поймала Пухлика, прижала к груди. — Я хотела позвать тебя поесть. Ты с утра голодный.

— Не хочется…

— А давай сюда принесу, раз отвлекаться не хочешь?

— Сюда? Не знаю… Хотя, ладно, неси! Но только сперва я сбегаю к низине, срублю три осинки, для слег. Потом подкрепимся, хорошо?

Слеги на полу охотник хотел сделать тонкие, с руку толщиной. Деревца для них валились двумя ударами топора. Так что вернуться Камыш успел даже раньше, чем на пляж спустилась Золотая Тень, неся под днище закопченный корец, до которого отчаянно, но безуспешно пыталась допрыгнуть живая еда. Наверное, пахло от угощения невыносимо вкусно.

Пока девочка спускалась, он успел нагрести ногой горку песка, сверху бросил оставшиеся ивовые ветки. Получилось мягкое сиденье для двоих.

— Я отвар вылила, чтобы не расплескался. — Золотая Тень словно попыталась оправдаться. — Но сверху чесночных перьев нарезала. Попробуй.

— Как только тебе удается придумать каждый раз новое! — искренне изумился юный охотник. — Ты садись, так будет удобнее.

Они устроились на холмике, вытянув ноги. Пухлик немедленно влез под них, как в нору и положил морду на лапы. Коробку Камыш поставил себе на колени. Он и Золотая Тень не торопясь брали по щепоти остренького и еще горячего мяса, клали в рот, а перед ними величественно катила свои воды Большая Река, в которой отражались огромные сосны, словно цепляющие мохнатыми вершинами. Над этой гладью суетились мелкие мошки, то и дело сносимые стремительными стрекозами, то тут, то там из воды вдруг выпрыгивали мальки, тоже ловящие мошкару. Но все это происходило на удивление тихо, совершенно бесшумно. Словно во сне. И только слабая прохлада, которой веяла река, доказывала, что все происходит наяву.

— Как тут хорошо. — Золотая Тень положила голову ему на плечо. — А давай тут каждый вечер ужинать?

— Скоро тут до темноты малышня будет барахтаться. Лето ведь. С каждым днем теплее.

— Тогда мы найдем себе другое место.

Могучий Саблезуб пожал свободным плечом и согласно кивнул:

— Найдем.

Они так просидели довольно долго, молча и спокойно, пока щенок под ногами вдруг не заскребся, жалобно поскуливая. Золотая Тень вздрогнула, поднялась:

— Стемнеет скоро, Камыш. Возвращайся скорее.

— Я быстро, — кивнул юный охотник. Ему оставалось всего ничего: просунуть слеги внутрь лодки и накрепко привязать каждую к еловым ребрам. И лодка будет уже почти готова.

Утром Могучий Саблезуб застал возле своего сооружения старого мастера:

— Хорошего тебе дня, Мощный Волк, — поприветствовал он гостя. — Ты остался последним, кто еще не обругал меня за глупость. Что скажешь?

— Ты невероятно глуп, Могучий Саблезуб, — тяжело вздохнул мастер. — Зачем ты привязал вдоль бортов еловые ветки? Они же гибкие, и все время будут шевелиться! Разве не проще было проложить расщепленную вдоль тонкую осинку сразу на всю длину? Зачем ты связывал все стыки ивой? Когда она высыхает, то становится ломкой. Если хочешь получить прочную вещь, то связывать нужно сосновым корнем. Он прочнее кости и гибкий, как крапивная веревка. Хоть бы спросил! Нечто язык отвалится?

— Все говорили, у меня ничего не выйдет, зря время трачу.

— Может, и зря. Но делать-то все равно нужно накрепко, а не абы как.

— Что же теперь, перевязывать все?

— Доделывай как есть, — отмахнулся Мощный Волк. — Может, все это только в мусор и годится? Коли не поплывет, хоть не так обидно выйдет. Ты не против, коли я тут рядышком посижу? У меня тоже дело есть хорошее. Пока Лунная лодка прочность набирает да сохнет, хочу весла для нее приготовить.

— Тогда ты и на меня поглядывай, — попросил Могучий Саблезуб. — Вдруг еще чего присоветуешь?

Он перевернул почти готовую лодку, накрыл ее берестяным полотнищем, подровнял, загнул по краям бортов и пошел вдоль, прокалывая каменным шилом отверстия, продевая через них лозу и накрепко притягивая. Изредка он оглядывался на мастера, но тот был поглощен своим делом. Выкатив из реки замоченное там бревнышко с человека ростом и в три ладони толщиной, он упер заготовку в прибрежный камень, посередине комля поставил обычный кремневый скребок, сверху ударил подобранным здесь же сосновым суком, принесенным рекой, а потому мокрым и для костра непригодным. После двух ударов скребок вошел почти на всю свою длину, а бревно обиженно треснуло. Аккуратно, чтобы не расколоть, Мощный Волк выбил скребок набок, вставил в трещинку широкий деревянный клин — и принялся заколачивать его глубже и глубже, расслаивая бревно. Когда клин дошел до середины — оно громко лопнуло пополам.

Но мастер не успокоился и, отступив от края на два пальца, стал вбивать скребок снова. Затем взялся за клин и отслоил почти ровную по толщине доску. Поставил набок и другим скребком, с толстой удобной рукоятью, стал прорезать доску поперек. Когда Могучий Саблезуб закончил обвязку бересты с одной стороны, он углубился почти на треть, но вдруг передумал и перевернул доску. Снова взялся за скребок, плавными нажатиями врезаясь в мягкую влажную древесину на глубину в полпальца то с одной стороны, с другой, отламывая пальцами надрезанный кусок и врезаясь снова, уже глубже. Юный охотник привязал бересту примерно до середины борта — а старый мастер, довольно крякнув, уже упер конец доски с глубокими надрезами по бокам все в тот же камень. Два сильных удара по нацеленному вдоль волокон скребку — от доски отлетели плашки шириной с ладонь, и Могучий Саблезуб увидел почти готовое весло: длинная широкая лопасть и примерно такая же в длину рукоять. Правда, пока еще все это выглядело шероховатым и занозистым, в руки особо не возьмешь. Понимал это и Мощный Волк. Довольно насвистывая, он начал елозить скребком по острым граням заготовки, сглаживая их и убирая торчащие щепы.