Последний из Рода - Наталья Авербух

Надо самой этим заняться. Пусть Тиан — Воин, пусть ему не ведом мир, но он должен оставить семя. И не в Костряках, раньше. Ох…

Как только дитя появится на свет, я оставлю Тиана и приду к его ребенку. Я позабочусь о нем. Я выращу его. Воспитаю. Он вырастет счастливым, сильным, смелым… или не надо смелым? Искра Огненных Берсерков… Ох. Все с начала. Опять поднимать Род из ничего, учить ребенка любить жизнь и презирать смерть… Почему «презирать»? Раньше учила бояться… Видно, и меня опалило пламя Осенних Костров, что горит в глазах Берсерков…

Все!

Хватит!

Пора заняться делом! Продлить Род.

Только вот… Почему я заранее ненавижу этого ребенка?

Спустя три недели мы добрались до Реки. До Переправы, наведенной магами. Если бы не магия, смертные земли были бы разделены Рекой на две половины. Широкая и бурная, она текла из-за Грани до края мира. В отсутствие развитой технологии лишь магия могла помочь построить широкий и безопасный мост. Даже не мост — десяток. Маги создали девять рукотворных островков, разделив русло, и между ними перекинули широкие каменные дуги. Десять лет работали над островами, потом еще двенадцать маги земли трудились, ворочая глыбы, привозимые со всей Роси, сплавляя камень, выращивая опоры, крепя их ко дну.

Результат оправдал ожидания. Старшие и фейри не любят восхищаться деяниями смертных, но этот шедевр достоин и восхищения, и уважения. Помнится, даже Ткачиха удивилась.

Обоз почти на сутки остановился в городке у Переправы. Глава ворчал, но нас опередил караван из Псхова, и пока он не достигнет другого берега, маг, состоящий при мостах, не пустит следующий — только пеших путников, даже всадникам пришлось пережидать.

На постоялом дворе воняло, и это еще мягко сказано — смердело, дальше некуда. Рыба! Если рыбе дать основательно протухнуть, а потом измазать ею пол, потолок, стены и мебель — вот тогда будет такой запах. Въевшийся, непрекращающийся. Большие Окуни, будем знакомы!

И кормили тут только рыбой… Логично.

Ткачиха, я этого не переживу! Тиан недовольно хмурился, когда я наотрез оказалась от ужина, попросив вместо него воды и кусок хлеба. Ну, не терплю я рыбу! Сама не знаю почему. У баньши вроде не должно быть вкусовых предпочтений… откуда? А все же.

Сам Тиан радостно съел и уху, и жареную рыбу, и пивом это все запил. Кошмар, чем только не питается Последний из Рода!

Девчонка-подавальщица, такая же смазливая и глупая, как Линя в «Серебряном Копытце», зазывно улыбнулась, поставила на стол вторую кружку. Мы благодаря моей брезгливости здорово сэкономили, еще бы так есть не хотелось… Ох.

Тиан благодарно кивнул, поглядел на служанку более пристально… А ведь она ему приглянулась! Ну да, чего уж лучше: фигуристая деваха, все при ней… Это вам не тощая менестрелька… Тьфу! Хорошая девочка, симпатичная: светленькая, голубоглазая, с широкими бедрами. Простоватая, конечно… Но подойдет.

— Как твое имя, дит… как тебя зовут? — спрашиваю. Стихии, не хватало еще смертную «дитя» назвать! Моему-то телу сколько лет? Восемнадцать? Двадцать?

— Кига. — Вежливый ребенок. Прослышала небось, что охранник с сестрой путешествует, вот и вежлива. Понравиться хочет. Даже глазищи свои голубые не вылупила, когда я оговорилась. — Господину что-нибудь нужно?

Нужно, господину, как же не нужно!

— Не называй меня господином, — попросил мой человек. Я поморщилась. Вот уж нашел, с кем любезничать… — Меня зовут Тиан. Садись с нами, отдохнешь. Набегалась поди…

— Ой, что вы! — раскраснелась девчонка. — Мне нельзя!

— Можно, — вмешиваюсь. — Сиди, и впрямь набегалась за день.

Я-то отсюда вижу хозяина этой дыры. Он, хоть и хмурится, а приставать побоится. Вид не тот теперь у Тиана, чтобы к нему всякий сброд с претензиями лез. Такой убьет, не заметит. Нет, вру, конечно. Не станет Тиан убивать вот так, походя, за одно только злое слово. Не убийца он, Воин. Убийцы-то от Зимы, от Старшей Вьюги — Кровавой. А мой огненный… Осенний… Но хозяин-то об этом не знает! Зато ему уже купцы из обоза рассказали, как мой человек один троих положил там, на торжище, меня защищая… Нет, сиди себе, девочка. А я пойду, лишняя я здесь. Не до меня сейчас моему человеку…

Поднимаюсь, хочу уходить. Пусть все идет своим чередом. Я-то вижу, как они друг на друга смотрят. Тут бы и без моей помощи все сладилось.

— Куда собралась? — строго. Ну, что прикажешь делать с таким человеком? Не о баньши думай, о девке! Она-то с тебя глаз не сводит, ты зачем по сторонам пялишься?

— В комнату. — Хочу отрезать, но голос поневоле выходит просительным. Ну, еще не хватало у человека разрешения спрашивать! — Можно?

— Будь осторожней. А то опять вещи украдут… — Смеется. Не поверил он мне, не поверил.

— Буду. — Обещаю. Ухожу, походя задевая рукавом Кигу. Буду. И ночь будет. И ребенок. И Род. Тогда и я буду. Никак иначе. Слабое, еле заметное вмешательство. Кружит голову аромат трав, что цветут лишь в Темном лесу, где живут Прядильщицы, низшие фейри моей Эйш-тан. Так пахнет сила Княгини, так пахнет дарованная ее детям магия. Единственная, которая нам доступна. Только Ткачиха ведет нить человека. Смелые, бесстрашные, непокорные могут испортить ее узор. Но чуточку, самую малость, крошечку, капельку подтолкнуть события может и баньши. Даже в человеческом теле. Даже отрезанная от своей Эйш-тан. Самую крошечку. Но сейчас этого хватит.

Все будет…

Стерегу. Ночь темна, но я не человек, я — Старшая. Вижу, слышу, чувствую.

Они поднялись по лестнице в комнату. Не таясь, но и не показываясь на глаза. Вот он прижал ее к стене, поцеловал. Жадно. Бедный Тиан! У него давно не было женщины. Бедный честный дурак. Нищий и глупый. Неужто в Вольграде таких дурочек не водилось? Ему ведь только поманить — любая на шею кинется. Вот и эта. Мне и делать ничего не пришлось, только уйти. Остальное — это чтобы ребенок родился. Мальчик. Она все равно скоро зачнет, с такой-то прытью… Не Тиан, так другой, мало ли здесь удальцов ходит?

Комната Тиана рядом с моей. Он недолго оставался в коридоре, увел Кигу к себе, запер дверь.

Ох, Нара! Не смотри, не слушай!

Но что для меня стены? Разве может дерево помешать баньши видеть результат своих усилий?

Как он ее целовал. Как обнимал. Как она улыбалась. Как раздевалась. Что-то странное зарождается во мне. Меня скрутило от отвращения. От гнева. Я видела это сотни раз. Больше. Сколько детей рождалось в каждом поколении? В последнем — два, но до того… я видела их судьбы от самого зачатия и до смерти. Видела нити, жила рядом с ними… Меня трудно удивить, испугать, смутить… Почему же так плохо? Противно? Гадко?