Крысиные гонки - Павел Дартс

– С носом… Машина резко затормозила, я и стукнулся. А вообще у вас тут в Мувске весело… как в Гарлеме накануне Дня Благодарения, хы. Ну, пошли? О, а это что? Только заметил…

Уже было направившись к подъезду он остановился и кивнул на явные следы от пуль около подъездной двери. В самой железной крашеной шаровой краской двери подъезда тоже было несколько аккуратных отверстий с отшелушившимся вокруг них покрытием.

– Это ещё что. Это ж со двора. Ты ещё со стороны Проспекта дом не видел. А внутри – вообще абзац… Да сам сейчас всё увидишь.

– А…

– Так путч ведь был. Установление народной власти. В смысле «новой-народной», антинародной же не бывает; та власть тоже была народная. Айда. Сейчас сам увидишь последствия «почти-мирного» установления.

Они поднялись на четвёртый этаж к квартире Вовчика. Владимир, остановившись, только присвистнул. Дверь в Вовчика квартиру, как принято, металлическая, была разворочена. Как будто гигантской кувалдой ударили в край, вмяв замки и изорвав в лохмотья вокруг стальной лист, отколов значительный кусок стены около, смяв стальную облицовку дверного проёма. Смяв дверь – а потом выдрав её наружу, так что она торчала теперь на лестничную площадку, конечно же, не закрываясь. Крашеные светлой краской стены лестничной клетки также имели следы мощного взрыва, вмявшего вовчикову дверь. Хотя всё было давно и чисто подметено, на площадке не было никакого мусора, последствия взрыва производили сильное впечатление.

– Ни-че-го себе!.. Как это тебе так?.. – только и смог сказать Владимир, а Вовчик же, только махнув рукой «Потом расскажу!», стал открывать дверь… За измятой внешней стальной была ещё одна, тамбуром, старая деревянная, массивная, и взрыв только выбил у неё замки и порвал дермантин, но не сорвал с петель и не расщепил; вот эту-то дверь, немного подшаманив, вставив новые замки и починив подручными средствами косяк, Вовчик и закрывал  теперь снаружи на ключ.

– Не, это не как в Гарлеме, неправ я, это у вас жизнь намного веселее… Во я приехал!

– Что, уже жалеешь что ли?

– Не, ты чё. Я ж домой вернулся. Просто констатирую что хотя одно веселье я пропустил, но всеобщий «праздник», чувствуется, ещё впереди…

– Поучаствуем, Вовк, поучаствуем, куда денемся, хоть издалека, но поглядим на веселье. Ты проходи, проходи. Я сейчас отодвину.

 -Осторожно, за вот эти вот торчащие железины не зацепись. Наклоняйся. Давай сюда сумку.

Они оказались в квартире. Небольшая прихожая была неярко освещена падающим из окна кухни через коридор светом; старые сальные от времени и вытертые обои, вешалка на стене.

– Не, не разувайся. После этого экшна я завязал разуваться, как и делать большую приборку. Всё равно теперь это только временно всё. Но жить можно, ты не опасайся. Я отвечаю. Эта вот, входная дверь, хоть и деревянная, но прочная; я ещё засов-перекладину приспособил – она же внутрь открывается, потому её взрывом только и распахнуло, а не вынесло как внешнюю, так что нормально… Ну а если до взрывчатки дело дойдёт – тут уж, как я убедился, вообще никакая дверь не поможет. Сам видишь.

Пока он говорил, закрывая дверь на здоровенную балку-засов, Владимир огляделся. Всё было как он помнил, как когда тётя Маша, мама Вовчика, была жива. Сам Вовчик, казалось, совсем не изменился: всё та же короткая стрижка, неуверенно-робкая улыбка. Балахонистые светлые штаны с большими карманами на бёдрах, выстиранная бледно-голубая футболка. Перед отъездом Владимира в Штаты он носил только и исключительно камуфло, включая футболку; сейчас видимо что-то изменилось в предпочтениях. Хотя обут в неизменные берцы, – но брюки навыпуск, сразу и не разберёшь. Оп-п…

– Вовчик… Я вроде не пил последние дни; хотя носом и треснулся, но вроде не должно бы у меня быть сотрясения… Мне показалось – там что-то пушистое пробежало?

– А. Это Джордж – в голосе Вовчика прозвучала нежность.

– Белочка?

– Кролик. Декоративный.

– Это хорошо что не белочка, значит мне ещё рано белочек видеть… Что у тебя делает дома декоративный Джордж? Тоже последствие становления Народной Власти?

– Нет, Джордж вне политики. Я его купил. На рынке.

– Вовчик. Давай ты мне расскажи по-порядку, как ты за эти несколько недель, что мы с тобой не общались, дошёл до жизни такой, что у тебя новая власть дверь выносит, а по квартире бегает пушистый Джордж?

Это было ещё «до Джорджа» и до происшествия у продуктового магазина. Когда случился путч, Вовчик был дома. После того как умерла мама он, помимо своей обычной подработки сторожем на стройке и помошником бухгалтера, стал подрабатывать ещё и корректором в издательстве, беря работу на дом. Незадолго перед путчем на стройке платить перестали окончательно. Поругавшись с начальством, и, так и не получив задержанную за три месяца зарплату, сторожа, скооперировавшись, однажды ночью загрузили какому-то частнику из пригорода все стройматериалы, которые ещё оставались на стройке: кирпич, шифер, опалубку, остатки цемента – за наличный расчёт. А после того как смогли продать кому-то и вагончик-бытовку, посчитали что взаиморасчёты с работодателем закончены. У Вовчика осталась только корректура да бухгалтерия нескольких мелких фирмочек, рассчитывавшихся нерегулярно и в основном всякой натурой, благо что недорогими продуктами он затарился на протяжении этих трёх лет вполне достаточно для индивидуального выживания.

Вот и в этот день он сидел на кухне и на стареньком компьютере внимательно вычитывал текст. Текст был длинный, тупой и скучный, но за него платили, и Вовчик внушил себе как обычно, что это и не работа, а тест на волю, усидчивость и внимание. Это удалось, и работа продвигалась споро.

На улице грохнуло и затарахтели выстрелы. Подскочив как ужаленный, он сбросил наушники через которые в процессе работы слушал музыку, и из-за которых раньше не услышал отдалённой стрельбы. Подскочив к окну, он увидел как по проспекту перебежками передвигаются фигуры в камуфляже, с оружием. Увешанные амуницией, всеми этими «разгрузочными желетами» да «разгрузочно-подвесными системами», про которые он до этого не только читал на сайтах, но и даже сам сшил себе что-то подобное на старенькой маминой швейной машинке; они прятались за стенами, влипали в проёмы окон, растекались в нишах домов, и всё целились, целились в что-то, находящееся в другой стороне Проспекта.

«Началось??!» – вихрем пронеслось в голове, – «Опоздал?..»

Он метнулся к телевизору и включил его на полную мощность. Ещё не появилось изображение, как телевизор запинающимся голосом дикторши сказал:

– … просит сохранять спокойствие. Происходящее в городе контролируется, и вскоре ситуация будет… эээ… будет взята под контроль. В город выдвигается дивизия внутренних войск…

Он смотрел в окно: там, куда целились перемещающиеся по проспекту военные, что-то произошло, сквозь речитатив дикторши донеслось рычание мощного мотора; фигурки засуетились и начали палить в том направлении, дробно застучали автоматные очереди, а с той стороны им ответило тоже очередью что-то большое и несравненно более солидное: «тра-та-та-та-та!»; потом прямо напротив окна из прохода между домами выбежал и встал на одно колено человек в камуфляже с гранатомётом на плече, тут же сильно грохнуло, так, что дрогнули отчётливо стёкла, спереди и сзади гранатомётчика фыркнуло пламя, взлетели в воздух бумажки, листья, обрывки, – и в той стороне откуда было «тра-та-та» тяжело грохнуло… «Что же я тут стою, это ж не кино снимают!..» мелькнула мысль в голове у Вовчика, и он ринулся в ванную. Упал там на пол и постарался вжаться под холодный жёсткий надёжный, как казалось, бок ванны… «Вот она какая, война!» мелькнуло в голове. Смотреть «на войну» из окна не появилось теперь ни малейшего желания, стало понятно что с улицы может прилететь что-то жизнелишающее, и очень просто; и потому он принял решение оставаться в ванной. Но стрельба и глухие удары взрывов продолжались так долго, что, наскучив, он всё же сделал две вылазки: затащил в ванную из комнаты спальный мешок, чтобы было не холодно на кафельном полу, прихватив там же и свой «ТЧ», «тревожный чемодан» в виде рюкзака со всем необходимым для выживания на пару суток; и второй раз, вспомнив что в кухне остался включённый комп, несомненная и самая большая дома ценность, и сползал туда на четвереньках, забрал его со стола. Телевизор в это время вещал уже мужественным мужским басом:

– … все, кому дороги демократия и законность. Все здоровые силы общества как один человек поднимутся на защиту от посягательств…

А потом война пришла и непосредственно в квартиру Вовчика. На лестничной площадке затопало, и в железную внешнюю дверь загромыхали чем-то железным же. «Открывай!!» – донеслось с лестничной площадки. Чуть высунувшись из двери ванной, Вовчик обмер, так что, казалось, отнялись ноги. «Я-то тут при чём??» – заполошно подумал он; а в дверь ещё несколько раз ударили чем-то, и послышался, как ему показалось, соседский голос: «Он там, дома должен быть. Вы постучите. Самая удобная позиции и есть, – я сам военный. А у нас на проспект только кухня выходит, никакого обзора!» – и вновь в дверь вдарили, видимо, пинками и прикладами. Вовчик, конечно же, не сделал ни малейшей попытки открыть дверь, он молился выживальщецкому богу, чтобы они ушли, пусть к другой квартире, но вместо этого на площадке гаркнули: