Tyrmä - Александр Михайлович Бруссуев

головной боли, Антикайнен. — Ни с кем по планам не контактировать. Никаких вопросов не задавать. Внимательно слушать, впитывать любую информацию. Также всегда смотреть по сторонам, стараться запомнить любые подробности, пусть даже такие, как количество ступенек на лестнице, расположение камней во дворе и прочее.

Игги и Мика покачали в согласии головами. Как видно, каждый из них принял лидерство в подготовке на Тойво.

— Повторяю: ни с кем не контактировать, — повторил Антикайнен. — Барон, это тебя касается в первую очередь.

Сам он пока не имел понятия, с чего же начать, но ждать у моря погоды тоже было бы неправильным.

  Будет день горести,

  Может быть, в скорости.

  Дай мне бог дождаться встречи с им.

  В этот день горести

  Я воздам почести

  Всем врагам, противникам своим.

  Пусть они, злобные —

  Станут, вдруг, добрыми,

  Пусть забудут про свою беду.

  Пусть забудут обо всем

  И идут своим путем.

  А я без них уж как-нибудь дойду.

На обед принесли такую же бурду, но чья-то дрожащая рука побросала в нее пластинки мяса. А с мясом это уже было похоже на бульон. К тому же соли было в достатке. Это и понятно: Соловки были известны своими соляными разработками. Еще отсюда помимо соли на материк доставлялась рыба самых разнообразных свойств и достоинств, а также кирпичи замечательного качества. Вот и все, собственно говоря, весь экспорт. Прочее — импорт. Подневольный люд — самая его главная статья.

Как только в середине шестнадцатого века боярин Федор Колычев решил пересмотреть свою жизнь в пользу духовности, он поступил в соловецкую братию под руководством игумена Алексия Юренева. Мог бы, конечно, куда-нибудь в простой монастырь поступить, но он решил оказаться на первой линии противостояния добра и зла, тьмы и света, что являл собой остров Соловецкий и примыкающие к нему острова поменьше.

И что с ним стало? А стал игумен Филипп, митрополит всея Руси.

Правда, до этого, задумал он, в ту пору игумен, каменный Кремль на руинах гигантских строений, от которых остались фундаменты из дикого камня, неподъемного человеку. Да что там человеку — монаху не сдвинуть с места глыбы в десятки тонн каждая. Или сотням монахов. Это потом царям рассказали, что были-де монахи на Соловках, которые силой духа двигали камни. За бога, как говорится, царя, ну, и отечество тоже.

Вранье, конечно.

Затеявший строительство Филипп вспомнил свой светский опыт и не предпринял ни одной попытки поднять храм Успения Божией Матери посредством поста и молитв. Напротив, он спроектировал и возвел в первую очередь кирпичный завод, способный производить по 20 — 30 тысяч кубометров кирпича в год. Этим кирпичом монахи заложили мегалиты фундамента — в самом деле, не разбирать же его! Получилось красиво и даже стильно.

За такой подвиг Филиппа перевели в Москву на повышение, предложили должность митрополита, от которой он отказаться не мог. Поди откажись, если предлагает сам царь Иван Васильевич посредством своего поверенного Малюты Скуратова.

— Ладно, Ваня, я согласен, — только и сказал он.

— Вот и славненько! — хлопнул в ладоши царь, охотно откликающийся на прозвище «Грозный».

И отправил на Соловки первого зэка, бывшего настоятеля Троицко-Сергиевской лавры — игумена Артемия. Того сразу запихали в яму, приспособив под это дело погреб, тоже возведенный на месте каменного фундамента неизвестного назначения. Монахи перевели Артемия на хлеб и воду и от души потешались над былым церковным начальником.

Попутно служители монастыря принялись расчищать каналы по острову, которых было изобилие, править мощенные камнем дороги, построенные неизвестными и неизвестно когда. Конечно, не преминув доложить в столицу, что все это они сами сделали. «Вот те крест!» Поверили. И до сих пор верят.

Ну, а царь Иван Грозный на радостях выдал несколько жалованных грамот о разных льготах, а также особо подчеркнул, что с Соловков выдачи не будет! Попал в островную крепость — пиши пропало: на всю жизнь. Ни амнистий, не окончания срока. Пожизненный приговор, каким бы он ни был на самом деле.

А тут англичане с дипломатической миссией приплыли.

— У вас тут, говорят, зло в шаговом, так сказать, доступе, — промолвили англичане. — А также клад, зарытый Эйриком Кровавой Секирой, а потом перерытый Харальдом Серым Плащом и умноженный Торером Собакой.

— Какая такая собака? — возмутился игумен Антоний Первый.

Тут из ямы подал голос Артемий. Скучно ему стало в темноте, да и речь иностранную услыхал — чего бы не взвыть!

— А - это! — даже обрадовался Антоний Первый. — Это не собака. Это Артемка-баловник. Повыть ему вздумалось. А кладов мы вам не дадим. Самим маловато.

Англичане переглянулись между собой: ладно, поплыли, пацаны, потом с пушками приедем — все клады на блюдечке с голубой каемочкой сами принесут.

Но этот визит без царского внимания не остался. Наказал Грозный своему воеводе Михаилу Озерову отбыть на Соловки и устроить там острог. А чтоб острог лучше устраивался приказал выделить в его распоряжение зэков из числа дворян второй руки. Ну, а кто лучшие в мире строители за исключением таджиков и солдат из стройбата? Зэки, конечно, потому что им платить не надо. Да и кормить — тоже.

Лютовал Озеров год, а потом его придушили до смерти случившиеся карелы. Он их перед этим тоже надумал в строители определить, потому как дворяне второй руки начали очень интенсивно вымирать.

Потом митрополит Филипп впал в немилость, его определили в ссылку в Тиверский Отроческий монастырь, хотя он сам просился на Соловки. Однако царь решил, что он там слишком много и многих знает, и чтоб соблазна никакого не было, пришел какой-то человек и забил опального церковного босса насмерть.

С тех пор Соловецкий архипелаг сначала негласно, а потом, спустя всего пару лет, вполне официально сделался самой страшной карательной темницей Российской империи. Как правильно заметили англичане, «зло в шаговой доступности».

Вот такое вот положение вещей, как это знал Антикайнен. Помогло знание оного в подготовке побега? Да ничуть. Вот если бы книги раздобыть из местного хранилища, собранные еще в пору игумена Иакова, к систематизации которых приложил свою руку сам Авраамий Палицын!

Это несерьезно, однако. Не найти такого повода, чтобы к этой библиотеке приблизиться.

Итак, оставалось надеяться, что два его товарища случайным образом разузнают что-то, что может быть истолковано с пользой. Придется запастись терпением.

Терпение, конечно, было — вот времени не было. После визита Бокия все может чертовски усложниться. Что там в его голове —