Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани - Патриция Хилсбург

— Конечно.

— Ну что ж, пеняй на себя. Правда, чтобы очистить свою совесть, я возьму с тебя обещание.

— Охотно дам его тебе, если это не займет у меня много времени.

— Я знаю, конечно, как уговорить тебя, но я не хочу прибегать к запрещенным методам.

— И чем же ты собирался на меня подействовать?

— Я бы мог сообщить о твоей болезни твоей жене, но это испортит настроение ей, она испортит настроение тебе, а ты, разозлившись, придешь ко мне и испортишь настроение мне. А я хочу себя чувствовать отлично.

— Так в чем я тебе должен поклясться? Что я должен пообещать?

— Единственное, что тебе потребуется — это изредка звонить мне и сообщать, как ты себя чувствуешь.

— Изредка — это как?

— Ну хотя бы раз в неделю. Такой вариант тебя, наконец, устроит?

— Конечно.

— А теперь, Джон, когда ты окончательно отказался от операции, ты должен мне признаться и абсолютно искренне: ты действительно чувствуешь себя хорошо?

Джон задумался:

— Мне не хотелось бы тебя обманывать.

— Ну я же говорил…

— Я могу тебе сказать, но только теперь уже ты пообещай мне, что больше не будешь уговаривать меня ложиться в твою клинику.

— Хорошо, договорились.

— Слушай, Гарди, если бы не Стефани, я согласился бы на что угодно. Ты мог бы меня разрезать, сшивать, вновь разрезать, склеивать — словом, делать все, что ты умеешь. А теперь я должен просто отдохнуть. Я хочу побыть с женой. Я хочу, чтобы отдохнула Стефани, чтобы она привыкла ко мне, а я к ней.

— Я понимаю. Потому тебя и позвал. Должен же я был предупредить?

— Спасибо, конечно, должен был. А ты придешь на мою выставку?

— Постараюсь. Но все эти картины я видел у тебя в мастерской и поэтому ничего нового сказать не смогу.

— А мне и не нужно, чтобы ты что-то говорил мне. Я просто хочу выпить с тобой.

— Выпить можно и сейчас. У меня сегодня нет операций. А на выставку я постараюсь прийти, во всяком случае я позвоню тебе. Но ты, Джон, не сказал мне о своем самочувствии, ты же обещал быть со мной искренним. И если ты все время уходишь от ответа, то я начинаю подозревать неладное.

— Хорошо, Гарди, я постараюсь как-то сформулировать то, что чувствую. Да, у меня частенько бывало как-то странно на душе. Бывало и, к сожалению, бывает, — тихо и сосредоточенно проговорил Джон Кински. — Временами мне кажется, будто я стою возле раскаленной печки или у огня — таким жаром вдруг полыхнет. Сначала я чувствую этот жар в ногах, потом он поднимается выше. И с этим ощущением связан какой-то гул во всем теле. Не только в голове. Я чувствую этот гул повсюду. Он очень странный, и одновременно у меня идут круги перед глазами. Они разноцветные, иногда даже очень красивые, и это меня пугает.

— Говори дальше, я слушаю. И наверное, после этого ты не слышишь того, что звучит вокруг тебя?

— Да, — удивился Джон, — точно, я перестаю слышать. Я многого сам в себе не могу понять. Даже когда я стою за мольбертом, со мной случаются неприятности. Иногда, например, — я потом сам это замечаю — у меня вдруг выпадает из рук кисть, а я продолжаю водить рукой, как будто она у меня есть, и мне кажется, что на полотно ложатся новые и новые мазки.

— Так, значит, я прав. Тебе кажется, что кисть выпадает из руки, а ты не сразу это замечаешь.

— По-моему, все что я тебе говорил, Гарди, — это по части психиатра, а не по твоей.

— Нет, это как раз по моей специальности.

— Ну вот, я тебе все рассказал. А ты обещал что-то насчет выпить.

Доктор быстро встал из-за стола, блеснув лысиной, отворил дверцы старинного секретера и достал фигурную бутылку бренди.

— Это из Франции, — подмигнул доктор Корнер Джону. — Мне подарил его настоящий французский барон. Это из его замка.

— Везет тебе.

— Ты бы тоже мог подарить мне какую-нибудь из картин, а не кривиться на те, что висят у меня на стенах.

— Если, Гарди, ты мне сделаешь операцию, а я после этого смогу держать кисть в руках, то специально для тебя нарисую картину. Ты даже можешь заказать мне сюжет.

— Я хочу, Джон, чтобы ты нарисовал мне океан. Чтобы не было ни берега, ни неба, а только вода.

— Не слишком ли ты, Гарди, многого хочешь?

— Неужели тебе жалко заплатить такую малую цену за свое здоровье, за свою жизнь? — изумился доктор Корнер, и его тонкие губы расплылись в улыбке.

— Вот ты, Гарди, держишь в руках бутылку бренди и не думаешь наливать, а это нагрузка на мое сердце, и я могу захлебнуться слюной.

— Извини, вот от этого еще никто не умирал. Я видел, как люди синели от нетерпения, но чтобы умереть…

Доктор Корнер достал из секретера два хрустальных низких широких бокала и плеснул туда бренди. Джон попробовал напиток и произнес:

— Конечно, это вкусная вещь, но нельзя себя баловать, а то привыкнешь.

— Мы с тобой еще выпьем после операции, опробуем, как будет работать твой новый клапан. Неужели ты думаешь, что этот барон подарил мне только одну бутылку?

— А сколько, если не секрет?

— Нам с тобой хватит на неделю, если больше ничего не делать, кроме как пить.

— Гарди, я понял, к чему ты клонишь. Ты просто вынуждаешь меня идти на операцию, ты хочешь заманить меня под нож бутылкой хорошего бренди.

Мужчины, смакуя, пили напиток, и, наконец, доктор Корнер спросил:

— А куда ты собрался ехать, Джон? Я надеюсь, не в Сахару?

— Да нет, ты же мне заказал сюжет про океан, и я поеду на побережье. К тому же и Стефани этого хочет. Хотя она, может быть, предложит и что-нибудь другое, более экзотическое.

— Так ты обещаешь мне изредка звонить, где бы ни находился?

— Пообещать я могу, но не знаю, как это у меня получится.

— Тогда пеняй на себя. Если умрешь, то я не приду на твои похороны.

— Я это как-нибудь переживу.

Доктор Корнер спрятал бутылку в секретер и вновь повернулся к Джону:

— Кстати, мы с тобой в прошлый раз не доиграли партию в шахматы. Фигуры так и стоят на доске у камина.

Джон прикрыл глаза и мысленно представил доску. Его фотографическая память удерживала мельчайшие детали. Он даже вспомнил, в какую сторону смотрят головы коней.

— Послушай, Гарди, я хожу, насколько ты понимаешь.

— Конечно, Джон, ход за тобой, я это прекрасно помню.

— Тогда я хожу конем на f4, а теперь ход за тобой.

Доктор наморщил гармошкой лоб:

— К сожалению, я не обладаю такой памятью, как ты, Джон, и сразу мне тяжело дать ответ. Я вернусь вечером домой, сяду у камина и подумаю. И если ты мне позвонишь, я сообщу свой ход. Ты согласен?

— Конечно, Гарди, о чем речь! Я всегда буду рад доиграть эту партию. Думаю, победа будет на моей стороне.