Элита - Кира Касс

Если бы я была ей настоящей подругой, разве не придумала бы что-нибудь?

— Марли! — в отчаянии закричала я. — Марли, прости меня!

Но толпа так неистовствовала, а Марли так плакала, что вряд ли она могла услышать мой крик.

Глава 10

Всю дорогу я вырывалась и визжала. Гвардейцам пришлось скрутить меня с такой силой, что непременно должны были остаться синяки, но мне было все равно. Я не могла не сопротивляться.

— Где ее комната? — спросил один из них у кого-то.

Я извернулась и увидела незнакомую служанку, которая шла по коридору. Меня она явно знала. Девушка проводила гвардейцев до двери моей комнаты. Донеслись протестующие возгласы моих служанок, возмущенных таким обращением со мной.

— Успокойтесь, мисс, так себя не ведут, — буркнул один из гвардейцев, когда меня бросили на кровать.

— Выметайтесь к чертовой матери из моей комнаты! — завопила я в ответ. Служанки, все в слезах, подбежали ко мне. Мэри попыталась отряхнуть грязный подол моего платья, но я оттолкнула ее. Они знали. С самого начала все знали и не предупредили меня!

— И вы тоже! — заорала я на них. — Вон отсюда, все трое! Живо!

Девушки отшатнулись от неожиданности. По щуплому телу Люси прошла волна дрожи. Я почти пожалела о своей несдержанности. Но мне необходимо было остаться в одиночестве.

— Нам очень жаль, мисс, — сказала Энн и потянула остальных прочь. Они знали, как близки мы были с Марли. Марли…

— Уйдите, пожалуйста, — прошептала я и уткнулась лицом в подушку.

Как только дверь за ними захлопнулась, я сбросила уцелевшую туфлю и свернулась в клубочек. Значит, вот в чем заключался секрет, которым Марли боялась со мной поделиться. Она не хотела оставаться, потому что не любила Максона, и не хотела уезжать, ведь это означало расставание с Картером. В одно мгновение десятки ее маленьких странностей вдруг нашли свое объяснение. Вот почему она подолгу стояла в каких-то определенных местах или смотрела на двери. Дело было в Картере. Он всегда оказывался где-то поблизости. Когда на приеме в честь короля и королевы Свендвея она отказалась уйти с солнцепека… Картер. Это Марли он поджидал, когда я налетела на него на выходе из уборной. Картер всегда безмолвно присутствовал рядом, надеясь украдкой сорвать поцелуй — другой в ожидании, когда они смогут наконец быть вместе по-настоящему.

Как же сильно она его любила, если забыла всякую осторожность, пошла на такой риск! Неужели все это вообще могло происходить наяву? Такое в голове не укладывалось. Я понимала, что за подобный проступок должно было последовать какое-то наказание, но то, что это случилось с Марли, что ее больше не будет рядом… Я просто не могла в это поверить.

Меня замутило. Если бы мы с Аспеном не были так осторожны или кто-нибудь подслушал наш вчерашний разговор во время танца, на месте Марли с Картером могли бы оказаться мы.

Я никогда больше ее не увижу? Куда ее сошлют? Неужели родные от нее отрекутся? Я не знала, кем был Картер до того, как призыв вознес его до Двойки, но подозревала, что он из Семерок. Семерки были второй снизу кастой, но даже между Семерками и Восьмерками пролегала целая пропасть.

У меня в голове не укладывалось, что Марли стала Восьмеркой. Это не могло быть правдой. Будут ли у Марли работать руки после экзекуции? Сколько нужно времени, чтобы зажили такие раны? А Картер? Вдруг он теперь вообще не сможет ходить? На его месте мог быть Аспен. На ее месте могла быть я.

Мне было невыносимо тошно. Сложно не радоваться, что это случилось не с нами, и от стыда за эту радость невозможно дышать. Что же я за человек такой? Что за подруга? Я была сама себе отвратительна. Только и оставалось, что плакать.

Все утро и большую часть дня я провела в постели, свернувшись клубочком. Служанки принесли обед в комнату, но я к нему не притронулась. К счастью, они не стали меня уговаривать и оставили наедине с моим горем.

Я никак не могла взять себя в руки. Чем больше думала о случившемся, тем муторней становилось на душе. В ушах стояли крики Марли. Интересно, забуду я их когда-нибудь?

В дверь нерешительно постучали. Служанок в комнате не оказалось, а мне не хотелось шевелиться. И тем не менее после недолгой паузы дверь приоткрылась.

— Америка? — послышался негромкий голос Максона.

Я ничего не ответила.

Он прикрыл за собой дверь и подошел к постели:

— Прости. У меня не было выбора.

Я лежала неподвижно, не в силах выдавить из себя ни слова.

— Альтернатива — казнь. Журналисты засняли их вчера ночью, снимки просочились в прессу без нашего ведома.

Максон немного помолчал, наверное думая, что, если он подождет, у меня найдется что ему сказать.

В конце концов он присел рядом на корточки:

— Америка! Милая, посмотри на меня.

От этого ласкового обращения к горлу подкатила тошнота. Но я все-таки вскинула на него глаза.

— У меня не было иного выхода. Поверь.

— Как ты мог спокойно сидеть и смотреть на это? — Собственный голос показался мне чужим. — Как ты мог не протестовать?

— Я уже говорил тебе, что мое положение требует сохранять внешнее спокойствие, когда на самом деле никакого спокойствия нет и в помине. Мне волей-неволей пришлось этому научиться. И тебе тоже придется.

Я нахмурилась. Неужели принц всерьез полагал, что после всего произошедшего я захочу остаться? Похоже, именно так он и считал. Думаю, выражение лица у меня было достаточно красноречивое, потому что вид у него стал совершенно потрясенный.

— Америка, я знаю, ты расстроена, но послушай. Я же сказал: ты моя единственная. Пожалуйста, не нужно.

— Максон, — произнесла я медленно, — прости меня, но я не думаю, что способна на это. Я никогда в жизни не смогла бы спокойно сидеть и смотреть, как человека истязают, зная, что это происходит по моей милости. Я не смогу быть принцессой.

Он судорожно вздохнул. Пожалуй, из всего того, что мне доводилось видеть в его исполнении, это было нечто наиболее похожее на проявление искренней грусти.

— Америка, ты сейчас принимаешь решение относительно всей своей будущей жизни, основываясь на пяти минутах жизни другого человека. Подобные вещи случаются совсем не часто. Тебе не придется принимать такие решения.

Я уселась в постели, надеясь, что это поможет мне взглянуть на происходящее более трезво.

— Просто… Я просто не в состоянии сейчас ни о чем думать.

— И не надо, — настойчиво произнес он. — Давай не будем принимать никаких решений, которые затронут нас обоих, когда ты так расстроена.

Отчего-то мне почудился в его словах какой-то подвох.

— Пожалуйста, — горячо прошептал он, сжимая мои руки. В его голосе прозвучало такое отчаяние, что я против воли подняла на него глаза. — Ты дала слово, что будешь со мной. Не отказывайся от него, тем более вот так. Прошу тебя.

Я со вздохом кивнула.

— Спасибо. — Его облегчение было прямо-таки ощутимым.

Максон сидел на корточках, цепляясь за мою руку, как утопающий за соломинку. Вчера все было совершенно по-иному.

— Я знаю, — начал он, — знаю, что тебя смущают королевские обязанности. Я всегда отдавал себе отчет в том, что тебе трудно будет с ними примириться. Понимаю, что все произошедшее только осложнило твой выбор. Но… но как же я? Ты все еще уверена в своих чувствах в отношении меня?

Поежившись, я с трудом ответила:

— Я же сказала, что не в состоянии сейчас ни о чем думать.

— Понятно. — Он был совершенно подавлен. — Ладно, не буду больше тебя донимать. Поговорим позже.

Максон наклонился ко мне, как будто хотел поцеловать. Я продолжала смотреть в пол, и он кашлянул.

— До свидания. — С этими словами он скрылся за дверью.

И я немедленно разрыдалась снова.

Не знаю, сколько времени прошло, когда вернулись служанки и обнаружили меня катающейся по кровати с рыданиями. Я вскинула на них глаза, и они верно истолковали мою мольбу.

— Ох, миледи! — воскликнула Мэри и бросилась ко мне, чтобы обнять. — Давайте-ка мы вас разденем.

Люси с Энн захлопотали вокруг меня, расстегивая многочисленные пуговицы на платье, а Мэри умыла и расчесала волосы.

Слезы продолжали литься потоком. Служанки тщетно пытались меня утешать. Я хотела объяснить, что дело не в одной Марли. Тошно еще и из-за Максона. Вот только стыдно признаваться, как сильно он был мне небезразличен и как я в нем ошибалась.

И тут я получила еще один удар, когда спросила про моих родителей и Энн ответила, что всех родственников быстренько выпроводили вон. Мне не дали даже с ними попрощаться.

Энн гладила меня по волосам, искренне пытаясь успокоить. Мэри сидела в ногах, сочувственно поглаживая по коленям. А Люси лишь прижимала руки к сердцу, как будто моя боль была и ее болью тоже.

— Спасибо вам, — прошептала я, хлюпая носом. — И простите, что накричала на вас утром.