Пробуждение - Дмитрий Щербинин

Но каждый раз он отвлекался вновь и вновь - и, хотя все эти приключения несущие в себе великое множество образов, проскальзывали как и должны проскальзывать сны, таяли, становились расплывчатыми мгновеньями - все-таки он чувствовал, что тратит очень, очень много времени.

Затем он увидел высоченное, устремленное куда-то в небесную высь здание на котором было написано "Библиотека" и он почувствовал, что в этом здании сможет найти силы необходимые, чтобы прорваться к НЕЙ. Он устремился к библиотеке, и уже чувствовал, что там внутри ждет его новый, любящий его мир - мир, который создан чьей-то великой мудростью, и который только и ждет, чтобы Алеша пришел и насладился его прекрасными образами, принял их в себя. И вот юноша оказался внутри здания, главенствующим там был холм, возносящийся так же как и здание в неведомо какую высоту, у этого холма были почти отвесные стены и они полностью состояли из книг - Алеша уже знал, что надо ему делать, он подошел, и стал карабкаться. Перед ним появлялись корешки книг, он даже с жадностью выхватывал их, и накатывались на него, нежными волнами обволакивали прекрасные и мудрые истории. Он поглощал их одну за другой, и хотелось ему чтобы подольше эти чудесные книги не кончались - но их было много-много, и он знал, что впереди его ждет еще больше. Поглощая их, он не чувствовал себя одиноким, ибо из каждой страницы, из каждого образа сияла ОНА. Пусть даже там и не упоминалась о НЕЙ, но ОНА сияла над теми мирами, ОНА незримой тенью проходила среди всех образов. Книга за книгой, книга за книгой - среди миров все выше взбирался он, и знал, что высоко-высоко уже поднялся над землей, знал, что, если оглянется то весь город представится маленьким пятнышком, но все это нисколько не волновало Алешу. С каждой поглощенной книгой он обретал все большую гармонию, большую уверенность, что в конце концов он все-таки придет к своей цели...

Он все полз и полз, а потом услышал ЕЕ зовущий голос, и понял, что в библиотеке ему уже нечего делать, что он получил от нее все, что можно. Он знал, что прошло очень-очень много времени, возможно века или тысячелетия, однако - ему не было жалко этих потраченных в библиотеке тысячелетий, он даже восторг испытывал от того спокойного, гармоничного знания, которое теперь чувствовал в себе. Вот он вышел на улицу, и остановил некое средство передвижения. Он даже толком и не знал, что это за средство - это было и не важно, главным же было то, что это средство должно было доставить его в тот далекий, неведомый город. И действительно, стремительно стали отлетать назад леса, пейзажи - впереди забрезжило некое сияние, и вот Алеша уже окунулся в него. Теперь, с той гармонией которая дышала в его душе, он сразу же почувствовал, где ОНА, и, конечно же, тут же устремился к НЕЙ...

* * *

Но это еще не было их окончательной встречей: что-то из вне, а скорее в самом Алеше мешало этому соединению. Он уже видел храм, в котором он учился вместе с НЕЮ - храм, подобный тому, который был и в его городе. Храм стоял на увитом зелеными травами большом холме, и Алеша бежал по ведущей вверх дорожке - летел с легким сердцем, с восторгом - в груди кипели стихи, возможно прочитанные, возможно им самим сочиненные - это было уже не важно главное, что чувства были искренними.

И вот тогда почувствовал он трупную вонь. Вонь нахлынула сильной волной, заставила его закашляться, с тяжелым, мучительным стоном повалится среди трав. С чего все это началось?.. Возможно - зашевелилось некое давнее-давнее, из пережитых кошмаров пришедшее воспоминание, возможно - еще что-то. Так или иначе, но гармония была нарушена, и он лежал на этой ставшей разом мерзкой земле и чувствовал, как лезут из нее гниющие слизни. Когда он смог поднять голову, то обнаружил, что на холме уже нет никакого храма, да и холм превратился в сборище уродливых развалин. Среди этих развалин пробирались какие-то бесцветные, отчаянно вопящие тени, повсюду была кровь, размолотые тела, кто-то с яростью вопил, кто-то стрелял. Тогда Алеша понял, что вновь попал на войну, что это безумие не хочет его выпускать. В следующее мгновенье на него набросились те, в кого он сразу же признал врагов - у них были мерзостные, перекошенные лица, они плевались и ругались, отбросили его в сторону, вновь отбросили - и вновь, и вновь... По сторонам беспрерывно что-то разрывалось, беспрерывно вопили, стреляли, умирали. Одна за другой поднимались жуткие картины зверств - изуродованные и еще терзаемые тела, просто злоба, ярость исступленная. И тогда Алеша почувствовал, что и в нем закипает ненависть - как, эти ничтожества, эти жалкие безумцы посмели помешать его счастью?! В то мгновенье помешать, когда до этого счастья всего лишь несколько шагов оставалось?!... И он, завывая от душевного страдания, от мрака который заполнял его глаза, бросился на этих ненавистных. Он словно волк голодный уже почти вцепился в глотку одного из них, но замер-таки в последнее мгновенье - потому замер, что вспомнились прекрасные, несовместимые с этим образы. Да - сначала только один из образов из книжки вспомнился, и тут же - стоило ему только остановится, образы полились уже беспрерывным, все возрастающим потоком. То, что вычитывал, поглощал он в течении эпох накатывалось теперь светлыми океанами, мириадами миров, и эта ничтожная, злобная шипящая грязь в которой он ползал, в которой он едва не вцепился в глотку кому-то, оказалась настолько жалкой против всем этих просторов озаренных ЕЕ светом, что в одно мгновенье была сметена...

* * *

Алексей не ведал сколько времени он простоял без движенья, погруженный в себя, вспоминая и вспоминая встречи с НЕЮ, вспоминая и еще что-то совсем уж далекое, неясное, но тоже с НЕЮ связанное. Он только знал, что стоит в Большом городе, а вокруг него несутся эпохи. Потом Алексей почувствовал, что ОНА приближается. Он огляделся. Открывался печальный, наполненный темными тонами зимний пейзаж. С одной стороны темнели склоны холмов - все дальше и дальше в таинственное марево уходили они, и на этих просторах вблизи и вдали двигались фигурки людей, дальние представлялись лишь крапинками. Там, в отдалении стоял некий великан, и смотрел на эту многоверстную картину великан созерцал ее в романтической печали, а только так и можно было ее созерцать. Алеша знал, что картина эта находится в некой галерее, и что он маленькая-маленькая точечка в ее глубине, может и совсем не виден. Ему стало жаль того великана - что вот он стоит и совсем-то даже и не знает Алешиных чувств. Захотелось донести до него стихотворение, и он вымолвил в душе, зная, что великан почувствует эти строки, и станет поэтом:

- В карнавале веков и видений,

Ты ли в жизни, и что твоя жизнь?

Я средь мглы и среди вдохновений,