Таинства и обыкновения. Проза по случаю - Фланнери О'Коннор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее мистер Хикс, отмечая громадный вред, причинённый Вулфом, именует Джонса одной из характерных жертв его пагубного влияния.
Ну так, людей пишущих абы как, можно встретить на любом филфаке, им всё равно как писать, раз они что‐то пережили. И пройдя подготовку, они, вне сомнений, научатся писать достаточно скверно, чтобы это приносило им доходы столь значительные, что даже как‐то некрасиво лишать их такой возможности. И тем не менее если это не торговое училище, а колледж, у него имеются обязательства перед истиной, и, на мой взгляд, таких людей следует отсеивать после тщательной проверки.
Предположим, что крупица таланта есть у тех, кто останется после отбора. Нужно решить, чему их дальше обучать на литературных курсах. Я уже говорила об «отсеивающей» роли педагога: объяснить, что что‐то работает, а что‐то нет, всё это обосновав. Обоснование очень важно. Преподаватель помогает вам понять природу вашего материала и руководит выбором чтения. Только я не верю в курсы, где сами разбирают рукописи друг друга. На таком уровне критический разбор обычно являет смесь невежества, лести и стервозности. «Слепые ведут слепых», что может быть опасно. Не менее опасен и учитель, пытающийся навязывать ученику манеру письма. К счастью, попавшиеся мне преподаватели были слишком ленивы, чтобы заниматься такими делами. В любом случае, бойтесь учителей, которые кажутся чересчур навязчивыми.
Последние два десятка лет упор на беллетристику в программах колледжей стал такой, что можно подумать, будто литературные курсы способны сделать компетентным сочинителем любого идиота с талантом на ломаный грош. Так и есть – «умелых» рассказчиков нынче развелось столько, что рассказу как форме грозит вымирание от этой самой «умелости». Хотим компетентности, но компетентность с нулём без палочки – смерти подобна. Животворящей её делает идея, а вот её‐то вам на литературных курсах и не подскажут.
Как пишут короткий рассказ
Мне доводилось слышать, будто одной из сложнейших литературных форм является короткий рассказ, но я никак не могла понять, с чем связано такое отношение к одному из основных и естественных, как мне кажется, способов человеческого самовыражения [56].
Мы ведь слушаем и выдумываем истории с детства, и тут вроде как ничего сложного нет. Думаю, что большинство здесь сидящих занимается этим всю жизнь. Тем не менее вы пришли, чтобы узнать, как это делается.
Пара невинных мыслей для сегодняшней беседы были записаны мною за неделю до нашей встречи, но прежний душевный покой рухнул под гнётом семи рукописей, отправленных вами по почте для ознакомления.
Я получила такой опыт. Теперь готова согласиться с тем, что если короткий рассказ и не самая трудная форма литературы, то уж, по крайней мере, кому‐то она не так‐то проста, как другим.
И всё же я подозреваю, что многие, будучи в силах рассказать свою историю в начале написания, теряют эти силы, пока пишут. Ясное дело, что умение творить жизнь словом – это, по сути дела, дар. Если он есть, вы можете его развивать, а если нет, то не беда, выкиньте его из головы.
И всё же я по опыту убедилась, что чертовски неутомимыми рассказчиками часто являются как раз люди, обделённые этим талантом. И я уверена, что они и пишут пособия и журнальные статьи о том, как надо писать рассказы. Одна моя подруга, заочно посещая литературные курсы, подбросила мне заголовки разделов такого «пособия», типа: «Формула рассказа для писателей», «Как создавать персонажей» и «Даёшь сюжет!», которыми её развращают за двадцать семь долларов в месяц.
А по‐моему, обсуждать писательство на основе сюжета, персонажа и темы, всё равно что описывать выражение лица расположением глаз, носа и рта. «С сюжетом у меня порядок, а вот с героями никак», – слышу я от студентов, или: «Тема есть, но под неё нет сюжета». «История у меня есть», – жалуется ещё один. – «Но вот навык на нуле».
Техника, метода, способ, умелая рука – слышится отовсюду. «Подскажите, а как написать новеллуматрёшку?», – спросили меня после лекции в одном литературном кружке. Впервые слышу о такой, призналась я в своём невежестве, и тогда мне простодушно объяснили, что победителю конкурса полагается премия пятьдесят долларов.
Однако помимо людей бездарных существуют и те, у кого талант всё‐таки есть, только они не знают толком, что же такое рассказ.
Боюсь, что всего труднее давать определение очевидным вещам. Каждому кажется, что он‐то знает, что такое рассказ. Но поручите написать рассказ начинающему студенту. Вы рискуете получить что угодно – мемуар, сценку, отзыв, анекдот, бог знает что ещё, только не рассказ. Рассказ это цельное драматургическое действо, а в хорошем рассказе персонажи проявляют себя через поступки, это действие и формирующие, так что всё происходящее становится значительным. Лично я предпочитаю говорить, что рассказ это драматическое событие с вовлечением личности. Ведь герой – это личность, к тому же личность обособленная, раз уж, деля с другими общие для всех условия человеческого существования, она находится в каком‐то частном положении. Рассказ всегда предполагает разгадку характера. Возвращая мне мои рассказы, одна моя соседка, женщина незамысловатая, сказала, что в них «классно показано как могли бы себя вести отдельные люди». И я про себя отметила её правоту. Раскручивая повествование, надо показывать, как эти отдельные люди будут себя вести, будут вести себя вопреки всему.
Непритязательная точка отсчёта. И большинству желающих попробовать свои силы в жанре рассказа неохота начинать с этого. Ведь они хотят не о людях, а о проблемах, не о конкретной ситуации, а об абстрактных материях. У них имеется мысль или смутное предчувствие, переизбыток самомнения, желание стать писателем с большой буквы, готовность преподнести миру свою премудрость в упрощённой для массового понимания форме. В общем, сюжета у них нет, а если бы и был, они бы вряд ли стали над ним трудиться. Отсутствие сюжета толкает их на поиск теории, рецепта или способа.
Из этого никак не следует, что пишущему рассказ необходимо отречься от его нравственной позиции или забыть о ней. Пусть ваши убеждения светят вам и впредь, не подменяя собою зоркости, которой надлежит разглядеть то, что вам предстоит описать. Ибо все замыслы писателя поверяются зоркостью, а око его, вбирающее окружающий мир вместе с его обитателями, и есть орудие
