Вишенка. 2 том - Поль Кок

Большая перемена произошла в Вишенке за этот год. Из молоденькой девочки она превратилась в высокую прелестную девушку, всегда одетую скромно, но изящно. Это уже не была служанка гостиницы, гризетка, поступившая на сцену, но хорошо воспитанная барышня, за которой меньше ухаживают, но больше уважают. Читая много, она приобрела навык выражаться более правильно, потому что даже из самых пустых сочинений можно извлечь для себя какую-нибудь пользу. Верный, светлый ум всегда имеет возможность усвоить все хорошее и отбросить дурное.

Со времени своего переселения в Батиньолу Сабреташ и молодая девушка никогда более не заглядывали на Елисейские поля; не ходили они также и на гулянья в Нейли. Сабреташ сознавал, что если он поведет туда Вишенку, то вид этих мест причинит ей сильнейшее страдание, пробудив в душе ее воспоминание недавнего прошлого, потому что в Нейли она встретилась в первый раз с Леоном Дальбоном. И потому, когда Петард как-то раз предложил пойти погулять в ту сторону, посмотреть, много ли еще осталось цветов в хорошеньком загородном домике господина Дюмарселя, Сабреташ поспешно отвечал ему:

— Мы не хотим более ходить туда. Гебе это должно быть понятно, потому что там могут тоже оказаться крысы, а ты их не очень жалуешь.

С начала зимы Сабреташ ходил навестить господина Дюмарселя, которого он нашел еще более грустным, нежели чем до своего путешествия.

— Вы мало пользовались моим загородным домом, который я отдавал в ваше полное распоряжение, — сказал ему господин Дюмарсель, — садовник мой говорит, что он вас видел там всего два или три раза.

— Это правда, обстоятельства так сложились, что, я не мог часто там бывать, не все так делается, как предполагаешь… Потом, переменив квартиру… я не живу более в окрестностях Нейли. Мы снимаем квартиру в Батиньоле, на улице Дам.

— Вам эта местность нравится более, нежели Париж?

— О, в Батиньоле у меня квартира гораздо лучше… с тех пор, как я знаком с вами, дела мои пошли отлично, вы принесли мне счастье.

— Тем лучше!.. А племянница ваша все с вами?

— Со мной ли?.. О, да, конечно… мы никогда с нею не расстанемся!

— Она, должно быть, не хочет выходить замуж?

— Для нее это невозможно.

— Невозможно? Такая молоденькая, хорошенькая, быть не может, чтобы у нее не было женихов.

— Конечно, есть… но она им все отказывает.

— Стало быть, тут замешалась какая-нибудь исключительная привязанность?

— Извините… я ничего не могу вам сказать.

— О, я не выспрашиваю ваши тайны, любезный друг. Они есть у каждого из нас, есть и такие, которые всегда должны оставаться в глубине нашей души. Не сердитесь, что я так расспрашивал вас о вашей племяннице, к которой я сразу почувствовал какое-то влечение… даже привязанность, как ни покажется вам это странно, потому что я так мало ее видел.

— Это нисколько меня не удивляет, милостивый государь, в Агате действительно есть что-то такое, что с первого взгляда привлекает к ней все сердца… я сам, как только встретился с ней, тотчас же полюбил ее.

— Но она выросла на ваших глазах?

Сабреташ чувствует, что сказал глупость, стараясь поправить свою ошибку, начинает рассказывать, что молодая девушка воспитывалась вдали от него, что он долго ее не видел. Потом он откланивается. Господин Дюмарсель обещает достать ему еще новую практику.

Вишенка была очень тронута, узнав, какое продемонстрировал к ней участие господин Дюмарсель, и сказал:

— Я и сама искренне желаю видеть его счастливым.

— Дай-то бог, — отвечал Сабреташ, — но сомневаюсь, чтобы это когда-нибудь случилось. Я нахожу, что этот добрый и великодушный человек сделался еще более грустным, нежели он был до своего последнего путешествия, вероятно, оно не было удовлетворительно, впрочем, он мне сказал, что опять уедет на некоторое время.

— Желала бы я знать, кто причиняет ему такое горе?

— Это его тайна, моя дорогая милочка… и… на этом свете у многих из нас есть своя.

В один жаркий летний вечер, проведенный Петардом у своих друзей в Батиньоле, когда он уже собрался уходить домой, доиграв свою партию в пикет с Сабреташем, приятель был удивлен его странным вопросом:

— Скажите, пожалуйста, что, у вас в доме есть больные или очень зябкие постояльцы?

— Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что, вот уже два раза, уходя от вас, я встречал господина, который поднимался по лестнице… вроде тех, которые работают… ну, что бы там ни было… одежда его очень скромная… но чистая… у этого господина воротник его пальто вечно поднят до ушей… козырек его фуражки совершенно закрывает его глаза. Судите же, где тут проходить воздуху! Вот почему я себе и сказал: «Верно, этот господин болен или ему холодно».

Если он зябнет, это очень удивительно, у нас теперь август, и всякий день в школе для плаванья толпа купающихся.

— Я не знаю о ком ты говоришь, — сказал Сабреташ, — из живущих в этом доме я никого не видел, кто бы так кутался. Не видела ли ты, Агата?

— Нет, мой друг.

— Что, это молодой человек или старик?

— Если мне удастся увидеть хотя один хвост у льва, то я сейчас же могу сказать, который год животному, но как определить, стар человек или молод, когда я заметил только кончик его носа, а на носу редко бывают морщины.

— Впрочем, все равно, стар или молод наш сосед. Он, вероятно, живет над нами и никогда нас ничем не беспокоит, не правда ли, малютка?

— Я никогда ничего не слышу, — отвечала Вишенка, — можно подумать, что наверху никто не живет.

Петард уходит, и разговор о странной личности прекращается. Но назавтра Сабреташ говорит молодой девушке за обедом:

— Я осведомлялся у привратника… так, не показывая ему и вида… потому что ведь желательно знать, кто живет в одном с вами доме, и к тому же люди, скрывающие свое лицо, подозрительны… я спросил у привратника:

— Много ли жильцов на пятом этаже, над нами? Так как в доме всего пять этажей, я и подумал: «Вот теперь я узнаю, что это за господин, которому все холодно». Привратник мне отвечал: «На пятом этаже, над вашей квартирой, находятся два помещения для холостяков, их занял недель шесть тому назад один молодой человек».

— Он, вероятно, человек семейный? — поинтересовался я.

— Нет, он живет один… полагаю, он приказчик из магазина галантерейных товаров, по крайней мере выдает себя за такого. Он прекрасно меблировал свои комнатки, но никого не принимает, и никто его не спрашивает. Господин Жюльен ходит работать в свой магазин, ведет себя хорошо, иногда не ночует дома, но это случается редко.

— Но он, верно, очень зябок, ваш приказчик, — спросил я еще, — потому что, говорят, всегда закрывается до самых ушей.