Достижения мозга. Как этот орган стал самой сложной и влиятельной частью тела человека - Паоло Бартоломео

извилины, расположенной в нижней части височной доли (близко к важному для чтения участку – см. рисунок 20). Кроме этого, обнаружилось вовлечение участков, расположенных выше в мозге, которые отвечают за внимание и рабочую память. Такая «симуляция» визуальных экспериментов также может происходить за счет активации таких механизмов активного восприятия, как зрительное внимание. Есть и другой факт, подтверждающий эту теорию: управляемые вниманием движения глаз обычно следуют в более или менее одном направлении как при изучении реальной сцены, так и при воспроизведении этой же сцены с привлечением долгосрочной памяти.

Можно ли считать афантазию формой ментальной слепоты?

Если некоторые пациенты с повреждением височной доли левого полушария утрачивают свои способности зрительного воображения, то эти способности не будут для всех одинаковыми даже при отсутствии повреждений мозга. В конце XIX века английский ученый и двоюродный брат Чарльза Дарвина Фрэнсис Гальтон расспросил нескольких людей о яркости их зрительных представлений и обнаружил, что их ответы существенно различались. Так, например, к его большому удивлению, большинство его коллег-ученых ответили ему, что они не имели ни малейшего представления о зрительном воображении!

Дело в том, что, как и было подтверждено впоследствии более глубокими исследованиями, субъективное восприятие при произвольном воображении очень различается у разных людей. Представьте себе, например, красное яблоко: насколько детально вы мысленно видите фрукт? Видите ли его текстуру и тонкие оттенки цвета? У одних визуализация достигает такой степени, что они почти видят то, что представляют себе – ярко и детально, в то время как у других воображение не такое сильное. У отдельных людей, которые, к тому же совершенно здоровы (приблизительно 4 % от взрослого населения), зрительное воображение полностью отсутствует с самого рождения.

Британский невролог Адам Земан и его сотрудники назвали такую особенность афантазией. Термин aphantasia создан на основе древнегреческого слова phantasia, что значит «воображение»: «афантазия» – отсутствие воображения. Поведение лишенных воображения, но не имеющих повреждений мозга людей приводит в замешательство. Как правило, они без малейшего труда отвечают на вопросы, которые им задают экспериментаторы с целью создания зрительных образов: например: «Какой красный цвет более темный – цвет клубники или вишни?» или «У кого более тонкие черты лица – у Мэрилин Монро или у Одри Хепберн?». В отличие от пациентов с повреждением в височной доле левого полушария, неспособных ответить на такие вопросы, люди с врожденной афантазией часто дают абсолютно правильные ответы. Когда участников эксперимента расспрашивают о том, какую стратегию они использовали для ответов на вопросы, большинство из них говорит, что они формируют мысленные образы, но люди с афантазией ограничиваются только фразой «Я это знаю!» Более того, как правило, они утверждают, что им снятся совершенно визуальные сны. Есть ли у людей с афантазией доступ к визуальной информации на основе их памяти, как в случае с обычными участниками эксперимента, но без воспроизводства субъективного опыта зрительного воображения? Для изучения этой гипотезы в настоящее время проводятся научные исследования.

Имя розы: язык и восприятие цвета

Прежде чем завершить эту главу, посвященную визуальному восприятию, давайте рассмотрим часто возникающий в массовом сознании вопрос – идет ли речь об эскимосах, способных различать малейшие оттенки цвета и плотности снега, или о главных героях романа-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984», мышление которых заключено в жесткие рамки новояза – формирует ли язык мировосприятие? Гипотеза лингвистической относительности, также известная как «гипотеза Сепира – Уорфа» по именам американских лингвистов Эдварда Сепира и Бенджамина Уорфа, действительно предполагает, что язык фильтрует наше мировосприятие: говоря другими словами, структура речи воздействует на психические процессы его носителей. Например, в греческом, итальянском и русском языках различаются два оттенка синего цвета – один более темный (blu на итальянском) и другой более светлый (azzurro на итальянском). Во французском и английском языках такое различие отсутствует – одно и то же слово объединяет оба оттенка (bleu/blue, которые следует дополнить отдельными словами для уточнения значения). Исследователи изучали это различие, обращаясь к грекам и англичанам с просьбой распознать эти два оттенка на экране компьютера. Греки оказались быстрее и точнее англичан при выполнении этого задания – возможно, как раз потому, что два слова, которыми они обладают в своем языке, помогают им лучше воспринять разницу между этими оттенками.

Существует и другая точка зрения, в соответствии с которой влияние языка на восприятие в действительности не такое уж и существенное и наше мировосприятие почти или совсем не зависит от культурных различий. В этой все еще продолжающейся оживленной дискуссии о лингвистической относительности восприятие цветов играет особую роль. Все дело в том, что цвета постоянно варьируются в плане оттенка, освещенности и насыщенности, но мы классифицируем их по дискретным категориям со специфическими названиями (зеленый, желтый и так далее). Откуда берутся эти категории?

В соответствии с теорией лингвистической относительности, эти категории происходят напрямую от названий, используемых для обозначения цветов. В этом случае цвета были бы специфическими для каждой культуры и каждого языка. Этим и объясняется почему не во всех культурах совпадает количество цветов у радуги! Действительно, при наблюдении за активацией мозга с помощью фМРТ, когда участник эксперимента сталкивается с двумя оттенками синего цвета, выявляются отличия между греком и русским, французом и англичанином. Похоже, эти результаты подтверждают гипотезу о важной роли языка в категоризации цветов.

Но и здесь тоже изучение пациентов с повреждениями мозга порождает дискуссию. В некоторых отдельных случаях повреждения затылочно-височных отделов левого полушария ухудшают способность называть цвета, присутствующие в поле зрения людей с такими травмами, при сохранении обозначений для других визуальных стимулов типа предметов, животных, растений или людей. Несколько лет назад у меня был пациент, который не мог больше называть цвета после инсульта. Зато он правильно их воспринимал: например, он раскладывал ряд цветных пластинок с различными оттенками от красного до синего цвета, безошибочно объединяя красные оттенки с красными и синие с синими. В то же время очень часто он не находил слов для наименования тех цветов, которые он видел. Передовые методы нейровизуализации выявили возможную причину этой проблемы: инсульт нарушил связи между речевой нейросетью и основными отделами восприятия цветов. Зрительная информация (оставшаяся неизменной) не могла больше передаваться в речевые зоны головного мозга! Поэтому пациент утрачивал способность находить названия цветов, с которыми он имел дело, но эта проблема не мешала ему классифицировать оттенки цвета по категориям. На основании этих наблюдений мы пришли к выводу, что категории цветов могут не зависеть от своих названий в мозге взрослого в отличие от постулата гипотезы лингвистической относительности.

Подобно тому