Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Глава 4

Кадавр

Марк бредил, и в бреду ему впервые явился сон о личинке. Личинка ворочалась внутри, прорастая сквозь плоть всеми усиками, и антеннами, и сочленениями, и это было непереносимо больно. Кожу царапал жесткий хитин. Открывая глаза в редкие моменты просветления, Марк ожидал увидеть залитые кровью простыни, но ни крови, ни простыней не было – только смятый, крошащийся папоротник лежанки и степлившаяся тряпка у него на лбу. Иногда вверху маячило лицо со светлыми глазами и расплывалось, гасло, и снова скреблась, рвалась наружу личинка. Марк пытался цепляться за реальность, жалобно просил геодца: «Не уходите», потому что казалось, что в присутствии светлоглазого чужака личинка ведет себя менее нагло. И геодец не уходил, это Марк проваливался в полусон-полубред.

Ему виделась его кровать под окном, в маленькой спальне дедовского дома. Марк болел скарлатиной, и дед сидел рядом, покачивая большой косматой головой. Окно, выходящее на вересковые пустоши, распахивал ветер, и оттуда рвалась ночь и еще что-то, но дед качал головой, и ночь убиралась, клубком сворачивалась под кроватью. В горле першило. Это царапалась личинка. Геодец убирал уже совсем теплую тряпку. Марк видел, что это смоченная водой рубашка, и ни секунды не сомневался, что чужак снял ее с мертвого отца Франческо. Отец Франческо являлся тоже, и Висконти был там, и они яростно и долго спорили о чем-то. Гремели танковые колонны, горели золотом имперские орлы на штандартах, с бесчисленных космодромов стартовали армады. Грохот затихал, его поглощала ночь, клубящаяся над болотом. Болото медленно затягивало Марка, и он рвался наружу, рвал липкие нити кокона, а рядом колыхалось что-то большое, теплое, тяжелое, во что надо было впиться и грызть… Он грыз собственные руки.

В последнем сне, таком ясном, что происходящее вовсе не казалось сном, ему снова было шесть лет и он с отцом и Миррен шагал по светлой аркаде дублинского супермаркета. Кругом мельтешила толпа, кто-то постоянно оттирал Марка от родителей. Он тянул отца за руку и канючил: «Папа, пойдем». Но отец не обращал внимания, они с Миррен были слишком заняты друг другом, молодые, счастливые, всегда такие полные общим счастьем, – и тогда ладошка Марка выскальзывала из отцовских пальцев и толпа выносила мальчика за крутящуюся дверь. Сон повторялся, и во сне Марк знал, что кто-то большой и взрослый взял его за руку и потащил к выходу, потащил, хотя Марк отчаянно отбивался. Неподалеку расцветал желтенький липкий страх, человек в оранжевой парке служителя исчезал в толпе, в кармане его лежал-полеживал самодельный радиодетонатор, и влажная от пота рука нашаривала кнопку. Марка вышвыривало за дверь, звенели бубенцы, катился клоунский киоск с мороженым. У мороженого был привкус гари. Не оглядываясь, мальчик видел, как стеклянный короб супермаркета оплывает под нестерпимым жаром, проваливается внутрь себя, оставляя неопрятную лужу. Криков не было. Почему не было криков? Марк пытался смотреть вверх, чтобы увидеть того, кто вытащил его из превратившегося в раскаленный ад здания, и встречался с собственным взглядом.

«Папа, – плакал Марк. – Вернись, папа».

На лоб ему плюхалась прохладная тряпка, и вновь оживала личинка.

Косой свет с потолка. Пятна мокрети на циновке. Запах рвоты и пепла. Дрожь в руках и ногах. Марк выкатился на задний порожек и ткнулся лицом в блестящий лист брюквотыквы. Он смутно надеялся, что туземцы его не видят. Блики скользили по привядшей ботве, и Марк неожиданно понял, что косой металлический крест в огороде отмечает могилу.

– Сколько я провалялся?

Геодский священник аккуратно устроил его на лежанке и сейчас возился у очага. На вопрос Марка он оглянулся. Интересно, где спал сам геодец, пока гость пачкал его кровать мочой и блевотиной?

– Больше десяти дней. Я стал уже опасаться, что вы не очухаетесь. Порылся у вас в рюкзаке – надеюсь, вы меня извините. Нашел диагност.

– Вы умеете им пользоваться? – Вместо голоса из горла вырывался какой-то слабый хрип. Перханье старика.

– Тоже мне бином Ньютона.

– И что он показал?

– Что вы здоровы, как конь, если не считать высокой температуры и легкого системного воспаления.

Марк усмехнулся:

– На Геоде есть лошади?

– Еще какие, – кивнул Ван Драавен. – На Геоде лошади крылатые. – Произнес он это с грустью – но скорее всего, соврал. Снял с огня котелок и перелил темный отвар в чашку. Сунул под нос Марку: – Пейте.

– Что это?

– Народное средство. Пейте, вам полегчает.

Марк отхлебнул. Зелье пахло сеном и сосновой корой, а на вкус оказалось таким горьким, что глаза полезли на лоб. Марк закашлялся и оттолкнул чашку.

– Вы еще и натуропат вдобавок ко всем своим талантам? – злобно проперхал он.

– Я много чего, – с неожиданной серьезностью ответил геодец.

В голове и правда прояснилось. Марк огляделся. Те же пучки трав на стенах. Котлы по углам. Проведя рукой по груди, вместо выданного на корабле комбеза он обнаружил рубашку. Рубашка была чужая и на пару размеров мала. Скосив глаза, он с облегчением убедился, что хотя бы брюки на нем его собственные. Те самые, в которых он направился в Замок памятным днем три недели – или уже пять? – назад.

– Комбинезон вы изодрали, – известил геодец, с любопытством наблюдавший за его манипуляциями. – Я вытащил рубаху у вас из рюкзака, но и с ней вы быстро расправились. Ни разу не видел, чтобы человек с таким упорством рвался из собственной кожи. Дай я вам волю, вы бы сгрызли себе руки до кости.

Марк только сейчас понял, почему запястья опухли и покрылись синяками. Похоже, его связывали.

– Мне чудилось… неприятное.

– Догадываюсь. Что интересно, Франческо, когда болел, все пытался вцепиться в меня. С хорошим таким каннибальским блеском в очах. А кто такая Миррен?

– Моя мать, – сумрачно сказал Марк. – Я ее никогда не звал «мама».

– Ваши родители погибли?

– Да. В супермаркете. Взорвалась плазменная бомба.

Интересно, что он еще наболтал?

– Я думал, на Земле давно нет супермаркетов.

– Вы путаете нас с атлантами.

Пустой разговор. Опираясь на все еще дрожащие руки, Марк сел на кровати и прямо посмотрел на геодца:

– Вы говорили, что отец Франческо тоже болел?

– Да.

– Сколько?

– Меньше, чем вы. Может быть, дней пять. Иммунная система послабее, вот и не было такой аллергической реакции.

Аллергия. Как же. Марк не сомневался, что отца Франческо тоже накачали на корабле антигистаминными препаратами.

– И после этого он совершенно оправился? Геодец опустился на циновку, поджав по себя ноги.

Он уставился в чашку, медленно болтая ее содержимое – как будто гадал на кофейной гуще. А может, и правда гадал. Черт его разберет со всеми этими колдовскими зельями и сизоватым дымом из очага.