Безжалостная Империя (ЛП) - Кент Рина

– Куда едем, мисс Куинс? – Спрашивает Дерек с водительского сиденья. Мне его жалко. Он не только должен придерживаться папиного колеблющегося расписания, но и возить меня повсюду, когда я захочу.

Я подумываю о том, чтобы пропустить сегодняшний день. У меня в голове каша, и мне не помешало бы поспать десять часов.

Но это означало бы сбежать, а я этого не делаю.

Я из тех, кто бежит прямо в центр опасности, вместо того чтобы уклоняться от неё. Если рано или поздно меня убьют, я найду решение или умру, пытаясь.

Это того стоило бы.

– В школу. – Говорю я Дереку, просматривая свой телефон.

Моя лента в Instagram полна друзей папы по кампании. Там есть фотография, на которой он и дядя Джонатан участвуют во вчерашнем открытии детского центра. Должно быть, именно оттуда они и пришли.

На официальной странице LBC в Instagram есть фотография мамы в качестве гостя сегодняшнего политического разговора. Она выглядит такой лучезарной на этом снимке, за её улыбку можно умереть.

Я загружаю селфи, которое я сделал с ней перед тем, как она вышла, где мы улыбаемся в камеру, и подписываю его: «Горжусь тобой, моя героиня. #голосоватьзаженщин #женщинызаженщин #Суперженщина #политическийразговорСинтииДэвис»

Я планирую ещё один пост на потом. Это фотография, которую я сделал вчера, когда помогала папе надевать галстук.

В описании я пишу: «Ваш покорный слуга признан лучшим отцом в мире. #Гордая дочь #СебастьянКуинсбалодаритзапобеду #Вперёд»

Всякий раз, когда я публикую фотографию с одним из них, я чувствую себя виноватой, если не выкладываю следом фотографию другого.

Люди говорят, что со временем к этому привыкаешь — двойные каникулы, двойные ужины, двойные празднования дней рождения, — но это не так. Не совсем.

Особенно когда один из родителей одинок, а другой в депрессии.

Я прокручиваю дальше и нахожу фотографию Эйдена, загруженную около часа ночи. Это черно-белый снимок его шахматной доски.

Подпись гласит: «Война началась. Нэш?»

Коул не пользуется Instagram или какими-либо другими социальными сетями. Все его фотографии можно найти только в аккаунтах Instagram Эйдена, Ксандера и особенно Ронана.

Означает ли сообщение Эйдена, что Коул нанёс ему визит прошлой ночью? Я отбрасываю эту мысль, прежде чем позволяю своему сердцу погрузиться в неё.

Он бы этого не сделал. Это означало бы, что ему не все равно, а ему плевать. Или, скорее, он сделает это, но только если это часть его больной игры.

Я перечитала его вчерашнее сообщение, и стеснение в груди, которое я почувствовала, когда впервые увидела его, снова поглотило меня.

Я ненавижу его.

Мы приезжаем в школу, и я благодарю Дерека, а затем даю ему запасную бутылку сока на выходе.

– Желаю тебе чудесного дня.

Как только я выхожу из машины, я поднимаю подбородок, расправляю плечи и иду, задрав нос практически к небу. Я игнорирую тех, кто говорит мне доброе утро, и притворяюсь, что этого мира не существует.

Если я поговорю с ними, они начнут думать, что могут быть моими друзьями. Никто не может. Это означало бы, что они подберутся достаточно близко, чтобы прочитать меня насквозь, а я этого не допущу.

Мой телефон вибрирует от сообщения. Я беру его, когда иду в комнату с пианино. Через несколько дней у меня конкурс, и мне нужно усовершенствовать свою «Лунную сонату». Я уже взяла отгул с утренних занятий, чтобы сосредоточиться на этом.

Там будут оба моих родителя, и мне нужно сделать это хорошо. Нет, мне нужно победить.

В тот момент, когда мой взгляд падает на текст, я останавливаюсь как вкопанная.

Неизвестный номер: Твои губы выглядели красиво, накрашенные красным. Почему вы их стёрла?

Я сглатываю, медленно осматривая вход в школу, пытаясь увидеть, наблюдает ли кто-нибудь за мной или преследует меня.

После того, как я сфотографировалась с мамой, и она ушла, я стёрла помаду в её гостиной. Это значит, что кто-то увидел пост в Instagram и теперь видит меня в школе.

Мои лопатки сводит вместе, и меня охватывает дурное предчувствие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ускорив шаг, я на дрожащих ногах направляюсь в комнату с пианино. Я кладу сумку на стул, сажусь перед пианино, делаю глубокий вдох и позволяю своим пальцам двигаться по клавишам.

Дрожь стихает с каждой нотой.

Это почти как оказаться в другом мире, но не совсем. Когда ноты вытекают из пианино и растворяются в воздухе, я нахожусь в безмятежном мире, где солнце светит каждый день, а не как единорог, раз в жизни. В этом мире мои родители вместе, у мамы нет мрачных мыслей, папа не так занят, Хелен не так грустна и…

Тёмно-зелёные глаза врываются в мой образ, и я хочу прогнать его, но он не уходит.

Что-то изящное обвивается вокруг моей шеи. Мои пальцы пропускают ноту, и соната прерывается шумным звуком.

Я поднимаю голову, чтобы меня поприветствовали эти зелёные глаза с моего изображения. Неужели мне каким-то образом удалось вызвать его к жизни?

Не будь идиоткой.

Затем я замечаю ожерелье, которое он защёлкнул у меня на шее. Оно изящное из полноценного серебра и имеет маленькую подвеску в виде бабочки, крылья которой завёрнуты в символ бесконечности.

Вау. Это так красиво.

Это совсем не похоже на дорогие ожерелья, которые мама дарит мне, и которые я ношу только когда гуляю с ней.

Я оглядываюсь на Коула и вижу, что он опирается на пианино, скрестив ноги в лодыжках, и его пальцы бегают по черным клавишам, не нажимая на них.

Но все его внимание приковано ко мне. Я улучаю момент, чтобы увидеть его, мальчика, проклятие, сына Хелен, который не заслуживает этого.

Его волосы взъерошены. Иногда я задаюсь вопросом, не утруждает ли он себя расчёсыванием волос после душа. Его телосложение начало выпирать из формы Младшей Королевской Элиты. Даже впадина на его шее стала мускулистой. Плечи расширились, ноги удлинились, и в мгновение ока он стал намного выше меня.

Он так отличается от мальчика, который сидел рядом со мной в тот день в парке. Мальчика, который видел, как я плакала, и собирался уйти, пока я не заставила его остаться.

Однако одно не изменилось. Его глаза.

Они все ещё такие же твёрдые, как и тогда. Другие могли бы найти их завораживающими, но я часто находила их немного призрачными, немного таинственными и немного пугающими.

Коул, возможно, лучше всех умеет скрывать свои выражения и чувства, но он не может скрыть то, что я вижу в этих тёмно-зелёных глазах. У них есть свой собственный язык, но прямо сейчас я не могу понять, что они говорят.

Мои пальцы дрожат, совсем немного, прежде чем я снимаю их с ожерелья и говорю более тихим голосом, чем хотелось бы.

– Для чего это?

– Наше новое начало.

– Наше новое начало?

– Да. Себастьян ничего не сказал?

Папочка действительно упоминал, что расскажет мне кое-что сегодня за ужином, но я думала, что это касается его предстоящих планов на поездку.

– Что он должен был сказать?

И почему Коул знает об этом, а я нет?

Он молчит, как будто испытывает мои нервы. Вычеркни это. Он абсолютно точно это делает.

Затем он улыбается. Его улыбка ослепляет. Он не часто это делает, но, когда всё же улыбается, всё, что я могу сделать, это остановиться и посмотреть.

– Поздравляю с помолвкой с Эйденом.

Моё сердце падает, и мне требуется все силы, чтобы не заплакать. Он поздравляет меня? Не то чтобы я ожидала, что он скажет мне не доводить дело до конца после этого сообщения, но я думала, что он, по крайней мере, расстроится из-за этого.

Он поздравляет меня. Серьёзно?

– Лишение девственности и помолвка - все в один день, – продолжает он тем спокойным, приводящим в бешенство тоном. – Ты работаешь быстро, прямо как твоя мама”.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Не смей упоминать мою маму, – повышаю я голос. – Ты не имеешь права говорить о ней.

– Почему, Бабочка? Боишься, что станешь такой же, как она? – Он наклоняется так, что нас разделяет лишь лёгкое дыхание. – Вот проверка реальности: с кем-то вроде Эйдена ты закончишь хуже, чем твоя мать; ты закончишь, как его мать. Тебя найдут мёртвой после долгих часов страданий в глуши.