Зенитная цитадель. «Не тронь меня!» - Владислав Шурыгин

Алексей Рютин схватился со своим дружком Костей Румянцевым, наводчиком третьего орудия.

— Ну, Костя, горазд ты порох жечь! Я все руки отмотал… Какие я тебе золотые снарядики таскал, а ты все раз — и мимо, раз — и мимо…

Рютин кивнул на разбросанные по палубе гильзы. Они действительно отливали, светились золотом…

— Как это «мимо»?! — без обиды в голосе, в тон другу отозвался Румянцев. — Ты что, не видел, каких они поросят на нас кидали? Таких боровов — будь здоров! Летит, визжит, и все в воду. Бултых! Бултых! А?

— Трепачи… — добродушно посмеивался старшина 2-й статьи Владимир Камынин, круглолицый крепыш, протирая платком черные очки. Камынин один из немногих на батарее носил фильтры, хотя такие же очки были выданы всем командирам орудий. — Чем травить, лучше гильзы подберите! — приказал Камынин, видя, что зенитчики из расчета Лебедева уже вовсю трудились, расчищая палубу возле своего орудия.

Люди работали весело, с шутками. Еще бы — выигран настоящий бой! Девять «юнкерсов» не смогли поразить плавбатарею, принявшую свой первый бой. Тут бы самое время старшему политруку Нестору Середе сказать людям свое жгучее комиссарское слово, но его, как и других, колотил озноб. Ему самому нужно было время, чтобы отойти от боя, поделиться сначала мнением с командиром.

Мошенский вытер платком лоб и шею. Жарко… Серые глаза его лихорадочно блестели. Стараясь казаться спокойным, сказал капитану 1-го ранга — председателю госкомиссии:

— Из рубки управлять зенитным огнем нельзя. Ничего не видно.

— Да, возможно, вы правы… К боевой рубке надо привыкнуть. Тут своего рода моральный барьер. Одно дело — все видеть своими глазами, другое — по планшету… Впрочем, планшет оправдан при подходе целей с нескольких направлений, пока цели далеко, а когда начинается такая круговерть, вам, конечно, лучше находиться на мостике. Давайте подумаем, может, есть смысл сделать на лето и осень выносной планшет на верхней палубе…

Председатель был доволен результатом боя. «Точность огня хорошая» — посовещавшись, единодушно решили члены комиссии.

Конечно, пока не удалось использовать и испытать главное — совместную боевую работу плавбатареи и установленных на берегу радаров РУС — М-2 и РУС — М-3. Радары были принципиально новой техникой и здесь, в Крыму, впервые использовались в боевых действиях.

Представители комиссии на результаты боя плавбатареи в целом смотрели глазами заводчан: «Плотность огня хорошая. «Квадрат» на воде устойчив. Обзор морской и воздушной обстановки позволяет вести боевые действия». Мошенский результатами боя был неудовлетворен.

Береговые радары о подходе девятки фашистских самолетов плавбатарею не предупредили… Радисты работе на планшете не обучены, но самое главное — сколько произведено выстрелов, сколько сожжено пороха, а всё в пустоту. Таблицы ТС-32 для ведения зенитного огня, составленные в 1932 году, те самые, по которым Мошенский в Ленинграде учился управлять боем, явно отставали от современных скоростей самолетов. Снаряды рвались с опозданием. Таблицы необходимо срочно корректировать, а то и составлять заново. Досадно и то, что упустили такое, казалось бы, элементарное дело, как пополнение боезапаса во время боя. Ну и всякие прочие «мелочи»…

Мошенского точно током кольнуло. Вспомнил о противолодочной опасности.

— Лейтенант Лопатко! Как море?

Лейтенант отозвался, доложил, что за морем постоянно ведется неослабное наблюдение со всех точек плавбатареи. «Пока все спокойно!» «Со всех точек — это хорошо», — успокоился Мошенский и на всякий случай напомнил командиру отделения сигнальщиков, чтобы сигнальщики смотрели во все глаза: атака могла повториться.

Атака не повторилась. Часов в двенадцать заметили корабли. В одном из них сразу же опознали минный заградитель «Дооб». Корабли доставили противоторпедные сети и не мешкая приступили к их постановке…

Вечером командир «Дооба» старший лейтенант Иващенко, мешая русскую речь с украинской, докладывал Мошенскому:

— Все, командир. Огородили тебя сетями, як налима в ставку. — И, видя, что Мошенский не очень-то расположен к шуткам, сменил тон: — Поставили, значит, 36 противоторпедных сетей. С глубиной притопления 10–12 метров. Общий сектор ограждения 156 градусов. Под наши береговые батареи катера и лодки противника, думаю, не полезут… Как задымят буи, так бейте по ним из своих стотридцаток!

Мошенский поблагодарил Иващенко, напомнил, чтобы в ближайшие день-два подвез боезапас: «Многовато снарядов потратили…» Середа баском прогудел: «Девять самолетов, товарищи! Их ведь отбить надо было!»

К этому времени комиссар плавбатареи уже успел побеседовать с людьми, организовал выпуск боевого листка «Наш первый бой»…

— Молодцы! — с завистью сказал Иващенко. — Воюете, стреляете, немцев пугаете, а мы все возим-перевозим, даже мины не ставим… Ну да ладно. Пора, хлопцы.

Возле борта плавбатареи густо дымил «Дооб», и на него уже перешли представители госкомиссии. Только один из заводчан, воентехник 2-го ранга[5], временно остался на плавбатарее для контроля и доводки механической части оружия.

— Не забудьте забрать! — полушутя-полусерьезно напомнил воентехник отъезжающим товарищам.

— Заберем, заберем! — весело обещали заводчане.

ПЕРИСКОП НАД ВОДОЙ

«31 августа в 10 часов 25 минут по пеленгу норд на дистанции 21 кабельтовых был замечен дымящийся буй с движением на ост.

В 10.28 открыли огонь. В момент открытия огня замечен перископ подводной лодки. Огонь перенесен на перископ. После первых выстрелов перископ скрылся.

Затем перископ показался снова на дистанции 19 кабельтовых с движением на вест. После открытия огня перископ скрылся по пеленгу 294°.

Произведено 15 выстрелов.

В 16.27 по пеленгу 300° на дистанции 50 кабельтовых наблюдали взрыв большой силы.

Командир плавбатареи».

«В 16.27 по пеленгу 300° на дистанции 50 кабельтовых наблюдали взрыв большой силы».

Что это было? Может, вражеская подлодка налетела на мину, может, внутри ее произошел взрыв? Неизвестно…

Осмотреть район взрыва не было возможности: «Квадрат» своих плавсредств не имел. Да и расстояние немалое — в сухопутном исчисления девять с лишним километров.

Мошенский сообщил в штаб ОБРа об атаке вражеской подлодки и о таинственном взрыве. Из штаба пообещали при возможности обследовать указанный район. (Известно, что после гибели подлодок на поверхности воды некоторое время держатся маслянистые пятна. Иногда плавают мелкие деревянные предметы…)

До самой темноты наблюдатели всматривались в неподвижную равнину моря, вслушивались в тишину. Расчетам стотридцаток было приказано отдыхать на палубе, ни на шаг не отходя от орудий…

В боевой рубке Мошенский собрал командиров. Сидячих мест не хватило. Лейтенанты Даньшин и Хигер стояли. Лейтенант Лопатко примостился на железном ящике-сейфе. Политрук Середа сел рядом с Мошенским за столом-планшетом.

Круглые морские часы показывали двенадцатый час ночи.

Мошенский встал, недовольно кашлянул, покосившись на доктора Язвинского. Тот сидел за маленьким боковым столиком в позе сугубо штатского человека — подперев ладонью щеку, развалившись, вытянув в проходе длинные ноги…

— Подведем итоги дня. Прежде всего — об атаке подводной лодки… Наблюдатели — молодцы. Думаю, что старшина второй статьи Бойченко вполне заслужил благодарность. Как считаете, комиссар?

— Вполне с вами согласен, — произнес Середа.

— Расслабляться нельзя, — продолжал Мошенский. — Ваши расчеты, товарищ лейтенант Лопатко, действовали неплохо. Прицельность стрельбы была хорошая. Реакция на команды своевременная. В целом, товарищи, считаю: мы дали достойный отпор подводному противнику.

— Они, товарищ старший лейтенант, навряд ли еще сунутся, — весело сказал круглолицый сияющий Михаил Лопатко. — Нас с кондачка не возьмешь!

Лейтенанта можно было понять. Почти месяц находилась плавбатарея в море. Зенитчики уже воевали, а расчеты стотридцаток все в готовности, все «на подхвате». Люди ждали своего часа, и, конечно, приятно, что, когда этот час настал, не оплошали, помогли плавбатарее, получили боевое крещение.

— Я тоже считаю, что нас с кондачка не возьмешь, — улыбнулся Мошенский. Улыбка преображала его, делала мягче, а главное, сразу как-то уравнивала с подчиненными ему командирами, на лицах которых была радость. Мошенский поспешил придать лицу обычное выражение. Пристально взглянул на стоящего возле двери Хигера. Тот беззаботно покусывал спичку… — Однако, должен сказать, мне не понравилось сегодняшнее поведение ваших, товарищ лейтенант Хигер, подчиненных…