День рождения - Лидия Некрасова

— Новенькая, как имя? — спросила Ольга Карловна, открывая свою тетрадку и нацеливаясь на страницу острым карандашом.

— Мака.

— Что такое? — брови у Ольги Карловны полезли куда-то высоко на лоб и еще сильнее отвисла челюсть. — Что это за имя?

— Меня так зовут, — тихо сказала Мака и встала. Она почувствовала, что подбородок у нее дрожит и в глаза наливается что-то горячее.

— Такого имени нет, — очень уверенно сказала Ольга Карловна.

— Ну, Маша, — почти заплакала Мака.

— Не ну, Маша, а просто Маша. Значит, Марья.

Девочки тихонько фыркнули и стукнули каблуками об парты.

— Тихо! — прошипела Ольга Карловна. — Руки за спину! — все девочки подтянулись и заложили руки за спину.

Мака все еще стояла, стараясь проглотить что-то твердое, круглое, что застряло у нее в горле.

— Можешь сесть, — скомандовала Ольга Карловна. Мака села и всхлипнула.

— Что такое? — опять поднялись облезлые брови. — Что такое? Тянуть носом?

Костлявые пальцы впились в Макино плечо и подняли ее с парты.

— Пойди стань около печки. Будешь стоять до конца урока.

Это уже не Мака пошла к печке. Это не Мака стояла около белых холодных кафелей до конца урока. Около печки стояла незнакомая Марья в сером жестком платье, в черном переднике, с бритой головой. Она была голодная. Ей было холодно. И никто ее не любил, и никому она не была нужна.

Скрипел мел на доске, скрипели перья в руках у девочек. Разевала свой рот Ольга Карловна, выпускала из него нудные слова. Стучала карандашом по кафедре.

Наконец-то прозвенел звонок. Кончился урок — кончилось наказание.

Ольга Карловна вышла из класса, шаркая ногами и оставляя за собой какой-то противный запах.

Девочки окружили Маку.

— Ты не бойся, Маша, — сказала грустная девочка с красными пятнами на щеках, — это тебе в первый день так страшно. А мы уже привыкли. И ты привыкнешь.

После уроков девочки опять собрались в спальне. Мака пощупала рукой липкий сверточек в своем кармане. Это были конфеты. Это» были леденцы. Мака думала о том, что вечеров все заснут, погаснет противная тусклая лампочка под потолком. Тогда она спрячется с головой под одеяло, поплачет и пососет милые шершавые леденцы.

День тянулся серый и бесконечный. Его разрывали на куски громкие звонки на уроки, на обед, на прогулку. Все было по звонкам. Звонки врывались в комнаты, метались и дребезжали под высокими потолками, пугая девочек. Леденцы растаяли в Макином кармане. Розовая бумажка раскисла. Перед ужином Мака положила сверточек под подушку на кровати, которую ей отвели.

В длинной столовой стоял туман от сырости, от холода и оттого, что в большом баке тут же кипела вода. Вонючая ложка царапала Атаке рот. Жестяная кружка обжигала руки. Ужин кончился, и, наконец, можно было ложиться спать. В дверях спальни Мака натолкнулась на Ольгу Карловну. Она выходила из двери, облизывая пальцы и сжимая что-то в руке. Шипя и шаркая ногами, Ольга Карловна скрылась в коридоре.

Мака быстро разделась и юркнула под одеяло. Холодные серые простыни обняли Маку.

Жесткая подушка почему-то лежала боком. Мака, зажмурив глаза, сунула руку под подушку. Свертка с леденцами там не было.

Глава XXVI. Шершавые леденцы

— Мария Черкасова, — сказала начальница, входя в класс.

«Кто это? — подумала Мака. — Кто это Мария Черкасова?» — И вдруг вспомнила. Это она сама Мария Черкасова. Мака встала.

Рядом с начальницей стояла, оскалив зубы, Ольга Карловна.

— Как ты смела говорить своей классной даме такие слова? — всплеснула руками начальница.

— Ведь это правда, — сказала Мака. Она чувствовала, как в ней все дрожит и как одна нога подпрыгивает на полу, но все-таки она, запинаясь и вздыхая, рассказала все. Как она встретила Ольгу Карловну около спальни, как Ольга Карловна облизывала пальцы… Как на следующий день она увидела, что Ольга Карловна сосет леденец и вынимает другой из розовой бумажки… Как она подошла к Ольге Карловне и сказала: «Отдайте мои леденцы».

Кажется, все это было так ясно, все было правдой. Мака была уверена, что сейчас Ольга Карловна вынет из кармана розовый пакетик, отдаст его Маке, и все будет хорошо.

И вдруг… Ольга Карловна сделала на своем лице что-то вроде улыбки.

— Да-а, эта девочка лгунья. Весь класс, знает, что я не разрешаю держать в спальне сладости. В спальне ни у кого не бывает сладостей. Нет. Ни у кого.

— А я… — хотела все объяснить Мака.

— Что такое? — строго посмотрела на Маку начальница.

— Этот ребенок не умеет говорить правду.

Начальница подняла руки и посмотрела на потолок.

— Ты сейчас же извинишься перед Ольгой Карловной. Слышишь?

— Я говорю правду, — прошептала Мака. — Я говорю правду. Ольга Карловна взяла мои леденцы!

Девочки зашумели. Ольга Карловна совсем втянула шею в плечи. Начальница от изумления даже опустилась на стул.

— Скверная девчонка! Ольга Карловна, вы оставите ее без обеда.

Начальница поднялась и, тяжело ступая, вышла из класса.

Ночью в спальне девочки держали совет. Закрывшись одеялами, сидели они, собравшись на нескольких кроватях в углу комнаты. Белые пятна лунного света лежали на полу. Темнели, как решетки, оконные рамы. За окном на страже стояли деревья.

— Ее надо убить, — сказала Лисичка, девочка с рыжим пухом на голове, и погрозила тонкой рукой. Все испугались. Это было слишком страшно.

— Ну, что бы сделать? — простонала, чуть не плача, девочка, у которой были красные пятна на щеках. Она часто кашляла и закрывала рот подушкой. Долго совещались девочки. И, наконец, они придумали.

Как-то утром, очень рано, принесли из зала в класс поломанный стул. У него не было сиденья. Круглая дырка была вместо сиденья. С кафедры убрали стул, который на ней стоял. Где-то в чулане разыскали сиденье от маленького стула. Крест-накрест перевязали поломанный стул двумя нитками, и на эти нитки положили маленькое сиденье. Осторожно внесли этот стул на кафедру. Под стул поставили круглую мусорную корзинку и сели на места.

Вошла Ольга Карловна. Урок начался.

Тощая, как щепка, стояла Ольга Карловна и писала на доске буквы. Вдруг кто-то из девочек не выдержал и тихонько фыркнул. Ольга Карловна мгновенно обернулась.

— Кто смеется? — разинула она рот. — Черкасова?

Мака встала. Ей было очень смешно, и она улыбалась во весь рот.

— Я не смеюсь, — сказала она и засмеялась.

— Ах, ты не смеешься? Ты не смеешься? Сейчас ты будешь смеяться! — И Ольга Карловна кинулась на кафедру.

Открыла журнал, обмакнула перо в чернильницу… Все замерли. Ольга Карловна села. Раздался треск. Нитки порвались. Сиденье провалилось. Ольга Карловна опустилась в мусорную корзинку. Торчали вверх ее тонкие ноги в плохо натянутых чулках…

Весь класс был оставлен без обеда.

Глава XXVII. Подснежник

Мака часто просыпалась ночью. Ей снилась мама. Проснувшись, Мака плакала. «Может быть, если бы я шла быстрее, мама не ушла бы без меня», — думала Мака.

— И ты думаешь, что мама тебя не дождалась? Просто тебя украли вместе с чемоданом, — сказала круглая маленькая девочка — Пуговица, когда Мака рассказала, как она потеряла маму.

Все девочки сидели на своих кроватях и смотрели в окно. Зима уже кончилась. Снег покрылся черной сеткой. Громко чирикали воробьи. А здесь, в этом сером доме, по-прежнему была зима и девочки кутались в кусачие одеяла.

Сюда не заглядывало солнце. Тут никто не улыбался. Весна не решалась снять паутину с высоких окон, высушить стены, побелить потолки. Она, наверное, даже и не знала, что в этом доме живут девочки, которые тоже любят цветы, любят солнце, которым тоже хочется смеяться.

Только няня Арефья была добрая. Няня Арефья — та самая няня, которая в первый день подмела упавшие на пол Макины остриженные волосы. Она была в приюте уборщицей, самым последним человеком. Она подметала и мыла полы, вместе с другой уборщицей, толстой Катей, мыла посуду и раздавала обед.

Она всегда знала, кто в этот день плакал, кто в этот день обижен. Тому она давала кусочек хлеба потолще, тарелку супа пополнее. Тому она совала в руку даже огрызочек сахара. Того она потихоньку гладила по голове.

Уходила из спальни Ольга Карловна, гасла лампочка, и в темноте, в тишине, между кроватями появлялась добрая няня Арефья. Тихо, бесшумно, как будто вырастала из-под пола, сгорбленная старенькая няня Арефья, и девочки приветствовали ее радостным шепотом. Няня Арефья садилась к какой-нибудь девочке на кровать, и та чувствовала себя самой счастливой.

Няня Арефья рассказывала девочкам, что солнце уже с землей помирилось, что солнце уже к земле склоняется, что поэтому дни длиннее, а ночи короче… И девочки начинали улыбаться. А потом в окошко заглядывала луна — и раскладывала белые пятна света на полу.