Юмористические рассказы - Влас Дорошевич

В обморок упала? Аграфена в обморок? Это у неё от страстей! И пусть лежит, я потом заеду. А за шиворот меня держать нечего, я вам русским языком говорю, что за шиворот меня держать нечего… А то я вас… Вот странность, был человек, а стала дверь. Я и на дверь плюну, — и надпись «для писем и газет» сделаю. Нечего вам в газетах читать.

Марья Петровна! Как, был? Да что вы мне всё «был», «был», как ни заедешь, всё «был». А я говорю, что не был… Ну, если вы так настаиваете, то я уйду! Я уйду! Но помните, Марья Петровна, это последний раз! Помните, Марья Петровна!.. И дверьми хлопать нечего. Помните!

Никанор Васильевич дома?.. Как здесь не живёт никакого Никанора Васильевича? А я вам говорю, что он здесь живёт!.. А я вам говорю, что живёт!.. Должен жить! Который номер квартиры? Ах, а он в пятнадцатом, это дело другого рода! Пятнадцатый этажом выше? Всё равно, я здесь оставлю карточки, выше я подниматься не могу!.. Я не могу… Я не могу…

Елизавета Анисимовна… Как вы не Елизавета Анисимовна, когда у меня даже записано, что вы Елизавета Анисимовна?! Вон так и написано: «к Елизавете Анисимовне», — значит, вы Елизавета Анисимовна! Зачем же вы врёте? Ах, вы Варвара Ефимовна! Ну, это дело другого рода! Зачем же вы сразу не сказали, что вы Варвара Ефимовна? В таком случае я вас поцелую! И горничную поцелую! Потому что обычай… Вы говорите, что это притолока, и притолоку поцелую, — обычай… Садиться! Сяду, но только я сначала кресло поцелую. К столу? И стол поцелую. Это кто такой? Ах, это окорок? Отчего же он колется? Не бритый? Праздник, целоваться должен, — а он не бритый ходит! Сейчас… сейчас я его обрею… М-мыла, сейчас окорок будем брить! Нет мыла? Так мы его сливочным маслом! Маслом его! А теперь ножиком? Р-раз, р-раз, р-раз! Вдребезги? Вот я как! Я всё вдребезги сейчас! Потому не бритые окорока.. Кричи, кричи, матушка моя!.. Вы тоже визитёр? Ах, вы дворник? Ну, дворник, так дворник! Я с дворником поцелуюсь!

Ты знаешь, дворник, здесь, брат, недоброкачественная провизия. Да ты не толкайся! Я тебе про обязанности говорю, а ты…

Я сейчас поеду протокол составлять, он не смеет так толкаться. Я знаю! Вот знакомые живут. Стой! У вас тоже недоброкачественная провизия? Ветчина с трихинами? Мёртвые рыбы в каких-то жестянках лежат? Вы заразу по городу разводите. Сейчас же облить керосином и сжечь. Керосин сюда… Почём вы знаете, — может, я санитарный смотритель? Может, мои обязанности такие… Керосину!

Вот невежи, так уж, действительно, невежи! К ним с праздником, а они толкают… Где шляпа? Вот шляпа… Извозчик! Душа человек! Ты один меня возишь? Дай я тебя поцелую… Вот тебе список. Вези! По порядку вези! Они все, свиньи, толкаются, но я им покажу! Я им вежливость покажу! Пусть они будут свиньи, а я…

Что такое? Почему не принимаете? Был с поздравленьем! Я вовсе ни с каким не с поздравленьем! Я приехал сказать, что больше служить не желаю! Не желаю! Я к нему с поздравленьем, а он мимо носа целует! Он меня целовать не хочет, а я у него служить не желаю! Так и скажи: Иванов служить не хочет, потому что он не умеет целоваться!

Дальше поедем! Я, брат, теперь не служу! Я, брат, теперь куда хочу, туда и еду! Кто вы такая? Отчего у вас знакомое лицо? Ах, вы Марья Петровна? Что ж вы ко мне в десятый раз пристаёте? Вы что? Целоваться со мной хотите, может быть? Шалите! Я человек женатый! Я не позволю… Вот с человеком поцелуюсь, а с вами нет! На зло! Человек, дай я тебя…

Ты зачем же в такой дом завёз, где дерутся? А? Прямо поезжай! Стой! Вот красный дом!

Кто здесь живёт? Пафнутьев? Такого не знаю. А раньше кто жил? Варсонофьев? И Варсонофьева не знаю. Всё равно. Доложи господам, что приехал Иванов, и по обычаю…

Сударыня! Чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок… Ах, это ваша жена? Ну, и целуйтесь с ней, если это ваша жена… В участок? Едем в участок! В участок, так в участок!

Вы околоточной надзиратель? Очень приятно. Я околоточных надзирателей люблю. Позвольте, я вас поцелую. А это что такое? Протокол? Я и протокол поцелую. Вот вам! Чмок, чмок, чмок…

Городовой! Мы куда едем? Ко мне домой едем? Поедем… А теперь мы где? Ах, у меня дома! Скажите, пожалуйста: отчего же здесь всего по две штуки? Два дивана, два стола? Зачем такая расточительность? А кто эти две дамы? Ах, это моя жена? Неужели? Почему ж она в двух экземплярах? Городовой, целуй один экземпляр, а я буду целовать другой…

На этом воспоминания «мученика визитов» прекращаются.

В чистый понедельник

Пётр Петрович проснулся довольно рано и, по принятому им после праздников обыкновению, посмотрел в зеркало.

Довольно странное лицо!

Гм… Где он видал это лицо?

Не то в Альказаре, не то в участке… Удивительно странное лицо, а между тем как будто несколько знакомое.

Где они встречались?

В Альказаре? Нет. В Альказар такое лицо не пустят.

Должно быть, в участке.

Пётр Петрович позвонил.

— Чёрт тебя знает, за чем ты смотришь! Что это висит?

— Зеркало-с.

— «Зеркало-с»! А ты протри глаза-то. Вместо зеркала палитру с ученического бала повесил. Пьяницы!

— Никак нет-с. Зеркало.

Гм… Должно быть, и действительно зеркало, если уверяет.

— А если зеркало, то, значит, грязное.

— Никак нет-с. Чистое.

— «Чистое». Пшёл вон!

— Письма тут-с.

— Положи и убирайся.

Пётр Петрович взял пиджак и протёр зеркало.

Неряхи!

Ну-ка, теперь взглянем.

То есть, шут его знает, как эти зеркала делают.

Ничего похожего!

Какое-то странное лицо, на котором красок хватило бы для целой большой батальной картины.

Красная, синяя, жёлтая… Престранное лицо. Импрессионистское лицо!

Ей Богу, словно импрессионист взял да смех нарисовал! Тьфу!

Пётр Петрович лёг, повернулся лицом к стене и начал думать.

Удивительные иногда бывают лица!

Букет какой-то на голове.

Он осторожно пощупал. Нет, голова, а не букет.

Престранно…

Пётр Петрович начал вспоминать.

Шут его знает, никак не припомнишь.

Надо позвонить.

— Чего прикажете?

— Чаю давай. Не знаешь? Этакое глупое животное.

— Да вы сами авчирашнего числа изволили сказать, что вы чаю больше не пьёте. Чтоб вас, значит, мятой по утрам поить…

— Мятой? Какой мятой?

— Потому, как вы говорили, что от вас очинно винный дух идёт, и господа, которые акцизные, к вам очинно за это пристают. Вы авчера даже под кроватью акцизных искали.

— Ты чего ж улыбаешься, негодяй? Ты как смеешь улыбаться? Искал, значит нужно было, если искал.

— Помилте, нешто я улыбаюсь? Мы никогда не согласны даже улыбаться…

— И не смей. Ничего смешного тут нет. Пошёл к чёрту! Чаю…

Пётр Петрович прошёлся по комнате.

Гм… Акцизного искал. Это престранно: под кроватью акцизного искать!

И мяту хотел пить.

Никогда, кажется, такого удивительного желания не являлось.

Хорошо бы спросить, какой сегодня день.

Неловко только как-то.

Пётр Петрович покосился на вошедшего с чаем лакея.

— Куда идёшь? Стой.

— Чего ж стоять? Чай подал. Комнаты убирать надоть.

— А я тебе говорю: стой.

— Слушаю-с.

— Иван!..

— Что прикажете?

Нет, чёрт возьми, неловко.

— Ничего не прикажу!

Пётр Петрович прошёлся по комнате.

— Чего ж ты молчишь, Иван?

— Мы Иван.

— Чего ж ты молчишь ? Тебя спрашивают, а ты молчишь.

— Да вы ничего…

— Мало ли что ничего! Так бы понимать должен. Не первый год служишь. Ты много пил на масленице?

— Никак нет-с.

— Ну, что ты врёшь. По лицу не видно, что пьёшь? Сразу видно. Безобразие! Пьют до того, что забывают, какой нынче день. Наррродец!

— Никак нет-с.

— «Никак нет-с». Ну, скажи-ка, скажи, какой нынче день?

— Да чего же я буду говорить, ежели знаю?

— А я тебе говорю, скажи.

— А мне и говорить нечего. Знаю.

— А знаешь, — скажи.

— А мне и говорить нечего. Вы и без меня знаете.

— Да что ж это, секрет, что ли? Что и сказать нельзя!

— Никаких секретов. А только не к чему-с.

— Ну, а если я тебя спрашиваю, что у тебя язык отсохнет сказать?

— Да не к чему-с.

— Иван!!! Я тебя как хозяин спрашиваю, какой сегодня день ? Изволь отвечать, — или расчёт. Понял?

— Понял-с.

— Стань прямее. Не смей облокачиваться. Отвечай сейчас же. Какой нынче день?

— Понедельник.

— Экая грубая скотина! Гм… понедельник… Слава Богу, что хоть дни-то помните. Пьют до забвенья. Пьяницы. Пшёл!

Пётр Петрович выпил стакан чаю и прошёлся.

Этакий грубый народ — эта прислуга.

Не может хозяину самой простой вещи сказать.

— Иван!

— Что прикажете?

— Кто звонил?

— Ещё писем принесли.

— Положи. Пшёл.

Что это они расписались сегодня. Ну-ка, посмотреть, кто пишет.

Почерк знакомый. Дядя. А ну-ка, что?

«Презренный племянник!»

Что такое?

«Презренный племянник! С отвращением берусь за перо, чтоб написать тебе эти строки. Ты, конечно, понимаешь и без них, что после того, что было, ноги твоей не должно быть у нас в доме».