1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

Дороги войны… Они всегда тяжелы, но вдвойне тяжелее дороги отступления. Бесчисленные большие и малые воронки от бомб и снарядов, гигантские скопления разбитой, сгоревшей и просто оставленной техники, кюветы и обочины, заваленные тысячами распухших на июньской жаре трупов людей и коней. Скрипит на зубах перемолотый в пудру песок, немилосердно печет стоящее в зените солнце. Это Западная Белоруссия, конец июня года одна тысяча девятьсот сорок первого от Рождества Христова. Самое страшное зрелище представляло собой тогда шоссе Белосток — Барановичи. Когда по нему потянулись на восток отступающие советские войска, немецкая авиация безнаказанно справила по ним грандиозную тризну. Десятки войсковых колонн превратились в «месиво из остовов сгоревших машин, оставшихся без горючего тягачей с орудиями, танков, разбитых прожекторных установок и машин со счетверенными пулеметами» (из письма бывшего курсанта 124-го ГАП РГК М. А. Горлача). От тех, кто случайно попадал под колеса и гусеницы техники, вскоре не оставалось ничего, кроме кровавых ошметков. Если первые три-четыре дня боев на путях отхода стояли щиты-указатели, махали флажками военные регулировщики, старшие колонн имели на руках маршруты следования и пытались соблюдать хотя бы элементарные правила маскировки, то теперь это было беспорядочное отступление без управления и без особых шансов на спасение. В донесении ГА «Центр» от 1 июля 1941 г. указывалось, что «шоссе и дороги, особенно дорога Белосток — Волковыск, забиты брошенной вражеской техникой, автомашинами разных типов, орудиями и танками»[481]. То же самое увидели те, кто оказался восточнее Белостока позже других — красноармейцы и командиры 1-го корпуса, державшего оборону в районе крепости Осовец на реке Бобр.

Снявши голову, нечего плакать по волосам. Чего жалеть мертвое железо, когда гибнут тысячи молодых жизней и неизвестно, что ждет уцелевших. Обтекая по обочинам и полям металлические кладбища того, что еще неделю-две назад было олицетворением военной мощи великой страны и предметом особой заботы ее руководства, на восток шли люди. Много людей, словно воды в реке. Шли войска без командиров и генералы без войск; шли танкисты, оставшиеся без танков, и летчики — без самолетов. Уходили на восток милиционеры и пожарники, тащили свой скарб беженцы. Везли в переполненных автобусах, грузовиках и на простых повозках и телегах раненых: окровавленных, запыленных, почерневших от огня и пороховой копоти. А с флангов, сзади, спереди, словом, отовсюду — беспощадный артиллерийский и минометный огонь, над головами — круговерть самолетов с крестами на крыльях. И ни одного нашего. С неба вместе с бомбами летят на головы бочки с просверленными дырками, издавая в полете душераздирающий вой. Белым дождем сыплются немецкие листовки — пропуска в плен, — липнут на стекла машин, оседают на полях, обочинах дорог и, чего греха таить, в карманах идущих. «Бей жида-политрука, рожа просит кирпича!» В перерывах между обстрелами слышны увещевания репродукторов: «Русские солдаты, сдавайтесь! Гарантируем сдачу на почетных условиях и медицинское обслуживание раненым». Пыль до небес, смертная тоска в сердце. Впереди — неизвестность.

«Я думал, что видел отступление, но такого я не то что не видел, но даже и не представлял себе. Исход! Библия! Машины движутся в восемь рядов, вой надрывный десятков, одновременно вырывающихся из грязи грузовиков. Полем гонят огромные стада овец и коров, дальше скрипят конные обозы, тысячи подвод, крытых цветным рядном, фанерой, жестью… еще дальше идут толпы пешеходов с мешками, узлами, чемоданами. Это не поток, не река, это медленное движение текущего океана, ширина этого движения — сотни метров вправо и влево. Из-под навешенных на подводы балдахинов глядят белые и черные детские головы, библейские бороды еврейских старцев, платки крестьянок… черноволосые девушки и женщины. А какое спокойствие в глазах, какая мудрая скорбь, какое ощущение рока, мировой катастрофы! Вечером из-за многоярусных синих, черных и серых туч появляется солнце. Лучи его широки, огромны, они простираются от неба до земли, как на картинах Дорэ, изображающих грозные библейские сцены прихода на землю суровых небесных сил. В этих широких, желтых лучах движение старцев, женщин с младенцами на руках, овечьих стад, воинов кажется настолько величественным и трагичным, что у меня минутами создается полная реальность нашего переноса во времена библейских катастроф»[482]. Это уже осень 41-го, операция «Тайфун», так запомнил В. Гроссман поражение войск Брянского фронта. Думаю, между Неманом и Березиной все было не менее страшно, ибо масштабы той, июньской, катастрофы были еще грандиознее.

Сейчас на участке шоссе между Волковыском и Слонимом ничто внешне не напоминает о разыгравшейся более чем 67 лет тому назад трагедии. Но тогда, в конце июня 1941 г., он был заставлен брошенными танками, сгоревшими автомашинами, тракторами и тягачами разных марок и типов. И пушками: разбитыми пушками, и пушками без затворов и прицелов, и пушками совсем целыми и исправными. В некоторых местах скопления техники были столь велики, что прямое и объездное движение на транспорте было невозможным. На этой дороге и по окрестным лесам погибла огромная масса красноармейцев и командиров, пытавшихся пробить кольцо окружения. Здесь закончился недолгий боевой путь 6-го механизированного корпуса. К 11 часам 29 июня в лес восточнее Слонима вышла группа генерал-майора танковых войск С. В. Борзилова в составе управления 7-й ТД, трех танков Т-34, отрядов пехоты и конницы. Это было все, что осталось от мощнейшей танковой дивизии, имевшей на 22 июня 368 танков, из них 201 Т-34 и КВ. Все попытки пробиться на восток, предпринятые 29 и 30 июня, окончились неудачей, и в 22 часа 30 июня генерал повел оставшихся в живых на юг: в пинские болота белорусского Полесья. Ему удалось вывести их через линию фронта, вместе с ним вышли из окружения многие из работников управления дивизии: зам. по политчасти полковой комиссар П. Н. Шелег, зам. по строевой части полковник С. С. Сальков, помощник по техчасти военинженер 1 ранга Ю. Н. Соловьев и другие.

После пяти дней ожесточенных боев белостокская группировка (обе ее армии и группа генерала Болдина), лишенная горючего и боеприпасов, агонизировала, но командование фронта продолжало пребывать в неведении относительно реального положения дел. Так, если 6-й мехкорпус и появился в оперативных сводках, то только за 24–25 июня. Штаб фронта до 29 июня представлял в Генеральный штаб оперативные сводки, где всего лишь уточнялись некоторые подробности действий 6-го мехкорпуса 24 и 25 июня. После 25 июня связь с корпусом и его соединениями была утрачена окончательно. Не принимая во внимание этот факт, командующий фронтом продолжал отдавать приказ за приказом на использование 6-го корпуса. 27 июня Д. Г. Павлов издал распоряжение командующему войсками 10-й армии: «…Командиру 6-го мк. 6-му мк, пополнившись боеприпасами и горючим, форсированным маршем к исходу 28.6.41 г. в полном составе сосредоточиться в районе Пуховичи, имея задачей через Осиповичи атаковать на Бобруйск и уничтожить бобруйско-слуцкую группировку противника. После этого сосредоточиться в районе Бобруйск и в Червень». Генерал И. В. Болдин написал в своих воспоминаниях: «Много лет спустя, уже после войны, мне стало известно, что Павлов давал моей несуществующей ударной группе одно боевое распоряжение за другим, совершенно не интересуясь, доходят ли они до меня, не подумав о том, реальны ли они в той обстановке, какая сложилась на Западном фронте… Ни одного из этих распоряжений я не получил, и остались они в военных архивах как тяжкое напоминание о трагедии первых дней войны…»[483].

Когда перемешавшиеся и почти утратившие боеспособность разрозненные части 10-й армии, выйдя в район Зельвы, попытались форсировать Зельвянку и пробиться на Слоним, там уже заняла прочную оборону свежая 29-я моторизованная дивизия 3-й танковой группы (командир дивизии — генерал-майор фон Больтенштерн). Ее подразделения, перерезавшие шоссе Зельва — Слоним, отбили все попытки отступающих советских частей прорваться к Слониму по прямой. В отчаянных атаках на вражеские позиции погибли тысячи красноармейцев. 29-я МД вермахта с 25 июня вела оборонительные бои на южной окраине кольца окружения — у Зельвянки и по обе стороны от Зельвы. 28 июня на помощь германским войскам, занимавшим оборону по линии Задворцы — Голынка — Зельва — река Зельвянка, подошел 82-й гренадерский полк и занял позицию к северу от Ружан. В 11 часов полк при поддержке 3-го дивизиона 31-го артполка из района Городок-Павлово через Близну повел наступление на д. Крокотка и к ночи занял рубеж на восточном берегу Зельвянки от Рудавки до Хоничей. Ширина участка обороны составляла 10 км, его северная холмистая и безлесная часть с ключевой точкой — господствующей высотой 193.1 восточнее Крокотки — обеспечивала отличный обзор и сектор обстрела. На юге местность была покрыта густым лесом, доходившим до самого берега Зельвянки, но тем не менее была проходима для пехоты, конницы и, в некоторых местах, для бронетехники. Южнее 82-го занял оборону 17-й пехотный полк, на севере была пустота, ибо 34-я ПД 12-го корпуса еще находилась в пути. Позиции занимали 2-й и 3-й пехотные батальоны, 1-й батальон, находившийся у Селявичей в качестве резерва, был переброшен в район севернее высот у Крокотки только вечером 29 июня.