Тигриный лог (СИ) - Юлия Чеснокова

— Я не возложу на тебя такую долю, — помотал он головой. — Ты можешь не дождаться. Некого будет… Это не один из вариантов. Это частое окончание, — мои губы стали принимать горестный изгиб. — И я буду трусом. Если думать, что где-то ждут… не пойдешь вперед. Задумаешься. Остановишь себя, чтобы сохраниться для кого-то… так нельзя.

— Ты всё равно должен беречь себя!

— Нет, не должен, — строго выговорив, Лео взял вторую мою руку. — Я защищающий, а не защищающийся. — мне хотелось отговаривать, уговаривать поступать иначе, приводить какие-то доводы ему, что можно и иначе, но любимый мой аргумент "а мастер Хан!" он уже давно откинул, а больше ничего весомого у меня не было в запасе. После продолжительного молчания, во время которого я плавно забрала свои руки, чтобы обнять деликатно Лео (и он не сопротивлялся), я произнесла:

— Я не буду больше оставаться с кем бы то ни было наедине.

— Забудь, я не должен был так себя вести…

— Нет, так и будет. Я хочу, чтобы ты поверил в мою серьёзность… — я смущенно опустила взгляд. — Что ты мне очень нравишься. Это всё не баловство, поэтому ты не должен испытывать угрызения совести, ведь даже учителя говорят, что если дело в светлых чувствах, то всё позволительно.

— Монахам всё равно нельзя входить в общение с девушками, — упрямо напомнил он.

— А монахам-воинам? — улыбнулась я. — Вы же не радикальные буддисты, вам не предписан целибат до конца жизни, — вдруг меня озарило любопытство, наведшее на крамольную мысль. — А как женятся по буддийским обрядам? — Лео удивленно приподнял брови, едва видимые под густой челкой. Его ладони лежали на моей талии. Пожалуйста, не заходите сюда никто ближайшие столетия. Не спугивайте мой рай. — Для этого нужен какой-то священник?

— Нет, достаточно настоятеля монастыря, — растеряно припоминал бывший привратник.

— Хенсок имеет такое право? — кивок. И храм тут есть. Я чуть вслух не произнесла "давай обвенчаемся!". Он же пугался за нравственную сторону вопроса. Он же говорил, что девушке всё можно только после замужества. Так почему бы не решить проблему раз и навсегда? Но это не я должна предлагать. Лео, пойми мои мысли! Озвучь их! Но он молчал и ждал продолжения. Что, опять я должна всё первая говорить, да? — Я бы хотела за тебя замуж. — Второй раз за всё это время я ввела Лео в шок. Намек на брачную церемонию ничего ему не сказал, и прямое заявление обескуражило его. — Чтобы ты не думал, что любая связь между нами — порочная. Тогда ведь всё будет правильно?

— Но… это невозможно! — опять закачал он головой. — Я не буду привязывать тебя к себе… я же сказал, что…

— Ты не хочешь? — я набралась наглости и фактически сделала предложение парню, своей первой любви, а он и тут пошел напопятную. Он боится не только за меня, что я овдовею, и тому подобное, но и за свою моральную устойчивость. Семья делает слабым. Но почему Хан не похож на слабого? Он мало любит жену? Не думаю. Мне кажется, он наоборот преисполнен двойной ответственности, и обладает удвоенной мужественностью. — Ты не хочешь, — повторила я уже без вопроса. — Да действительно, зачем связывать себя с какой-то первой попавшейся девчонкой, когда ты вот-вот выйдешь за ворота, и там перед тобой откроется целый мир, море женщин, из которых можно будет выбрать любую, а можно будет и не выбирать. Менять их, хоть каждый день.

— Не говори так. Ты же знаешь, я для другого выхожу из монастыря.

— Одно другому не мешает, — цинично сказала я. Он приподнял моё лицо за подбородок, говоря, как маленькому ребенку, в глаза, мягким шепотом:

— Невозможно, — он взял мою руку и положил себе на грудь. — В каком-то смысле я беру тебя с собой, — он поправил ладонь, подведя к области сердца. — Вот здесь, — на мои глаза стали наворачиваться слезы. Я захотела кричать о своих чувствах, прижимать его к себе, никуда не отпускать и бесконечно целовать. Но едва я попыталась открыть рот, как он приложил к нему палец. — Не надо. Слишком много уже слов. Мы так много говорим, что перестаём слышать друг друга, — прижав к себе, Лео погладил меня по голове. Уткнувшись в его широкую грудь, я закрыла глаза. Хочу прожить так остаток жизни. Ничего не меняя, ни на миллиметр. Как часто происходят с нами вот такие минуты, когда мы абсолютно счастливы? Если не думать о будущем. Если о нем не думать, то вообще каждое мгновение становится чуточку счастливее, без неуверенности и предвкушений злого рока, ожидания потерь. Как не умеем мы ценить и задерживать хорошие мгновения! В данном случае — это не в моей власти.

Через некоторое время Лео осторожно высвободился и, наградив меня извиняющейся, чуть тоскливой, но искренней улыбкой, ушел. Мне ещё предстояла борьба с грязной одеждой, стирка, а там и готовка ужина.

— Ну что, как будем разоблачать того, кто тебя поцеловал? — поинтересовался за вечерней трапезой Шуга. Я и забыла уже, что объявила об этом своим друзьям!

— Я разберусь с этим, — не желая раскрывать перед всеми преступление Чимина, пыталась я вырваться из власти воспоминаний о недавнем. Я и Лео, в прачечной. В тот эмоциональный момент мне казалось всё так невинно. А теперь мне вспомнился фильм, который мы как-то обсудили с Джином, "Ледяной цветок". Какая там была сцена среди библиотечных пергаментов и фолиантов! Я стала мечтать о такой же. Пусть даже среди грязного белья. Грязному делу грязное место. Нет, разве может быть что-либо с Лео грязным? Не верю.

— Хо, а Мин ведь дело сказал, тебе бы надо к школе подготовиться, — посоветовал Рэпмон.

— Да, я знаю, но… — неохотно вышла я из мира фантазий.

— Я почти в совершенстве владею английским. Хочешь помогу? — предложил он.

— О, я была бы тебе очень благодарна!

— Кто б сомневался, что ты языком хорошо владеешь, — засмеялся Юнги. Я посмотрела на Ви, сидевшего рядом с ним. Он всё ещё не улыбался, дулся и ковырялся в тарелке, не поднимая на меня глаз. — А Пигун шарит в математических науках, как я слышал. Можно и его подключить. Мы тебя быстро подтянем!

— Ви, — позвала я товарища. Он прекратил жевать. — Ты обижаешься на меня?

— Нет, — брякнул он.

— Я же вижу, что обижаешься.

— Да, обижаюсь, — признал он. Податливое существо. Чем он особенно притягивает, так это неумелостью не только врать, но и умалчивать. А умалчиванием здесь страдало большинство адептов.

— Прости меня, — мучась перед ним раскаянием, попросила я.

— Нет, — сильнее нахмурился он. Шуга пихнул его в бок, но Тэхён не среагировал.

— Пожалуйста. Я очень виновата, что не могу остаться дольше… но я, правда, вернусь, если меня пустят сюда ещё.

— А если нет? — посмотрел на меня Ви.