Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2 - Андрей Болотов

 Самое сие и побуждало меня более прилепляться к сему предложению в особливости. Я помышлял уже и едучи дорогою домой о том, не можно ли мне на сие требуемое соответствие отважиться; а как возвратился в дом, то не выходило сие у меня почти из ума, и тем паче, что я чувствовал сам себя довольно в силах к соответствованию на все оные вопросы.

 Со всем тем прежде не отважился я никак пуститься на такое, у нас совсем еще необыкновенное дело, не повидавшись, не переговорив и не посоветовав о том наперед с другом и соседом моим Иваном Григорьевичем Полонским. И как сей почтенный и меня искренно любивший сосед не только того не отсоветовал, но паче еще более меня к тому побуждал, давая совет, чтоб нимало и не мешкать, дабы другие в том меня не предупредили; то и приступил я тотчас к сему делу и расположился не только ответствовать на все заданные от общества вопросы, но приобщить к нашим земледельческим орудиям и рисунки.

 Теперь признаюсь, что сколь знания мои, относящиеся до сельского домоводства, ни были довольно еще обширны, но во многих пунктах был я все еще не совершенно сведущ, так что для объяснений оных принужден был брать прибежище к старику своему Фомичу, приказчику и, призвав его к себе, о многом расспрашивать и пересказываемое им брать себе в замечание.

 Усачу сему было сие крайне приятно, и я и поныне не могу еще забыть, как он, стоючи в комнате моей у притолоки и спрятав обе руки свои в рукава овчинного своего тулупа так, как в муфту, с некаким особым и внутреннее удовольствие изъявляющим видом, рассказывал мне, вопрошавшему его, что знал и ведал, и властно как гордился всеми сведениями своими.

 Но как бы то ни было, но я в немногие дни сочинил все мои ответы и сочинил их так хорошо, что приятель мой, которому возил я их показывать, не только не выкинул из них ничего, но, расхвалив, советовал мне скорее переписывать и отсылать, что я и учинил, и делом сим так поспешил, что в начале месяца марта были они от меня в Петербург уже отправлены. По счастию, отъезжал около сего времени меньшой мой двоюродный брат Гавриил Матвеевич записываться на службу; почему и поручил я ему свое сочинение, прося, чтоб пакет сей отдать в Москве на почту.

 Сие было первейшее начало переписки моей с экономическим обществом и первое мое с ним заочное знакомство, которое послужило мне после того в толикую пользу. Я приложил к сочинению моему не только прекрасный и с отменною прилежностью выработанный рисунок, изображающий здешние земледельческие орудия; но приобщил еще и особое письмо с означением места, откуда оно отправлено и расположил все мое сочинение так, что необходимо должно было оно экономическому обществу понравиться и вперить ему обо мне и о способностях и сведениях моих хорошее и выгодное мнение; а сие и воспоследовало действительно, как то вы сами после увидите.

 Первым последствием от сего моего нового дела было то, что сколько до сего я ни прилежал {Увлекался, усердно работал.} к сельской экономии, но с сего времени охота моя увеличилась вдвое. Я властно как предчувствуя, что судьба предназначила меня быть со временем знаменитым экономическим писателем и что мне доведется писать много и обо многом, начал не только входить во все части сельской экономии с наивозможнейшим вникновением и прилежностью, и для удостоверения себя во всем предпринимать многоразличные опыты, но и все узнанное и примеченное записывать для себя в особую книжку, назвав ее «Экономическим магазином» власно так, как бы предвидел, что некогда буду я и в печать издавать журнал под сим именем {См. примечание 6а после текста.}.

 При сих экономических затеях и упражнениях ничто мне так не досаждало, как наша чрезполосчина или то обстоятельство, что жил я в деревне не один, а с другими владельцами, и как полевая земля, так и все другие угодья были у нас в общем владении и не в разделе, а пашенная земля разделена была подесятинно, и владение оною перемешано чрезвычайным образом.

 Сие приносило с собою то досадное следствие, что мне и с собственными своими пашнями ничего особливого предпринять было не можно, а с лугами и лесами и подавно, как с принадлежащими всем вообще, ничего особливого, хотя бы и хотел, сделать было не можно. Словом, я связан был с сей стороны по рукам и по ногам и не только не знал, чем сему злу пособить, но и не предвидел и впредь никаких к тому способов. Ибо хотя я старался всячески преклонять важнейшего совладельца и соседа своего, старика генерала, к разделу, когда не земли, так прочих угодьев, а особливо лесов наших так, как мы и разделили уже один заказ, называемый Шестунихою. Но сей престарелый старый воин всего меньше о том помышлял, и хотя наружно и казался быть на то согласным, но происходило то от сродного ему нечистосердечия и лукавства, и я легко мог усматривать, что у него сего раздела и на уме не было.

 С сим престарелым, оригинальный характер имеющим родственником моим произошло около самого сего времени одно странное, редкое и такое происшествие, которое всех нас своею особливостью удивило, и было власно как некаким предзнаменованием тому, что ему не долго жить осталось и что сей год будет ему в особливости бедственен.

 В одну мартовскую ночь, когда всего меньше такого происшествия ожидать было можно, забрался жадный и голодный волк в его овчарню и похозяйствовал так хорошо над его овцами, что целых три десятка их перерезав, положил на месте, и сам после того успел благополучно скрыться и уйтить из деревни. Нас всех поразило такое необыкновенное происшествие, и удивляло тем паче, что скотской его двор был внутри самого жила и почти под самыми окошками хозяина, и в таком месте, куда бы казалось волку никоим образом отважиться и забраться было не можно.

 В помянутых литературных упражнениях, а более всего в чтении разных, а особливо иностранных экономических книг, прошла вся достальная часть зимы, и у меня замечено было в мыслях столько новых дел для весны и лета, что я с нетерпеливостью дожидался вскрытия первой.

 Наиболее занимался я тогда мыслями о лесах, ибо начитавшись довольно в сочинениях иностранных о том, как с ними обходятся они, как делят на множество частей и рубят не без разбора, как у нас, а срубают ежегодно по части; и как метода сия мне очень полюбилась и казалась быть очень полезною, то хотелось мне неведомо как учинить тоже и с своими лесами и рощами, состоящими в непосредственном моем владении; а всходствие того и разделив их на планах на множество разных частей, ожидал я с нетерпеливостью сошествия снега, чтоб раздел сей на части произвесть и в натуре, а потом чтоб первые части тотчас уже и вырубить; что я действительно и учинил. И как скоро снег сошел, то разделив часть свою в Шестунихе на тридцать частей, первую из них и вырубил; а таким же образом вырубил я части и в рощах своих здешней и калитинской.