Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Марк Семёнович Солонин

пообедать и достать хоть хлеба. Это наводит на очень серьезные мысли: для чего же было делать революцию, если через 25 лет люди голодали до войны так же, как голодают теперь…»

Довженко А.П.

«Тема обличения порочности советского воспитания, никчемности советского педагога, ошибочности пропаганды и трагических результатов этого должна стать основной темой советского искусства, литературы и кино на ближайшее время…»{698}

Из книги М. Корякова «Освобождение души» (1952 г.)

«…Прибалтика, Полесье, Волынь, Галиция, Буковина, Бессарабия были оккупированы, присоединены к СССР, «освобождены», по советской терминологии. Наслаждаясь легкими, молниеносными победами, отъедаясь на даровых и обильных оккупационных харчах, бойцы и командиры Красной Армии были настроены залихватски. То была «сталинская молодежь», выращенная в искусственном, оранжерейном климате, полная веры в гений «великого, мудрого и любимого Сталина», в «освободительную миссию Красной Армии», в «непобедимость советского оружия».

Началась война… Нестойки оказались росточки веры в Сталина, выращенные в оранжерейном, тепличном климате. Они тотчас завяли, едва на них повеяло жарким, опаляющим дыханием тяжелых и неудачных боев. На протяжении десятилетий большевизм вытравлял в молодом поколении органическую, национальную веру в Россию; теперь напористый ураган войны выдул и веру в Сталина, — в душе советского солдата стало пусто, хоть шаром покати. Так начался разброд Красной Армии.

В июле и августе — первые два месяца войны — в действующую армию влились новые контингенты: миллионы крестьян Украины, Северного Кавказа, Поволжья, среднерусской полосы. Не комсомольцы, а тридцатилетние-сорокалетние люди, новый — более глубинный — народный слой, слабо затронутый большевистской пропагандой, идеями «освобождения» Европы, наступательной войны. На памяти этих бойцов лежало другое: как в 1930-м году большевики разоряли единоличные — отцами и дедами построенные — хозяйства, отбирали лошадей, коров и насильно загоняли в колхозы; как в 1932-м году целые деревни, села и станицы вымирали от голода, зарастали бурьянами, высылались на поселение в полярную тундру, пески Туркестана, концентрационные лагеря Колымы.

Новое пополнение принесло на фронт антисоветские настроения, которые сразу нашли отклик у «сталинской молодежи», разгромленной на границах в первые дни войны. Не только отклик, но и четкое оформление — прямую установку на пораженчество. Потеряв веру в Сталина, опустошенные душевно, молодые люди «сталинской эпохи» потянулись к немцам. Появились «нырики», прятавшиеся в погребах, подвалах. Немецкая волна прокатывалась — «нырики» вылезали. Бывшие коммунисты и комсомольцы, как правило, поступали на немецкую службу. Пожилые бойцы переодевались в крестьянскую одежду, подавались ближе к родной деревне, чтобы делить колхозы и заново строить единоличные дворы. Кто не имел поблизости родной деревни, оседал в хате какой-нибудь деревенской вдовушки, солдатской женки.

На полях России разыгрывалась большая военная, социальная, политическая, но главное — глубочайшая психологическая народная драма. Неправильно думать, что миллионы русских людей пошли к немцам. Ни к немцам, ни к большевикам, а просто — куда глаза глядят…»

Эпилог

16 июля 1941 г. товарищ Сталин лично подписал Постановление ГКО № 169, в котором было сказано следующее: «Государственный Комитет Обороны должен признать, что отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником».

Предметом исследования, задачей, целью данной книги было наполнить сочетание слов «отдельные командиры и рядовые бойцы» конкретным содержанием. Перевести обсуждение вопроса о «человеческом факторе» и его роли в катастрофическом поражении Красной Армии из области эмоций, ритуальных фраз, истерики, жонглирования «удобными» цитатами в сферу науки; для начала — такой простой науки, как арифметика. «Наука начинается там, где начинают измерять» (Менделеев).

Задача эта очень непростая. Танки, пушки, самолеты можно пересчитать, толщину брони — измерить, реальную бронепробиваемость снарядов проверить на полигоне. А вот как измерить «боевой дух», оценить в количественных параметрах наличие квалификации у командиров и мотивации к исполнению воинского долга у солдат? Сложно — не значит невозможно. И хотя ответы никогда не будут столь же простыми и однозначными, как в задачах по классической механике, можно найти и соответствующие объективные (допускающие количественную оценку) критерии, и первичные документы, содержащие необходимую исходную информацию для количественной оценки.

Первым по значимости критерием может служить структура потерь личного состава. Армия — это не танки, армия — это люди; разгромить армию — это значит физически уничтожить солдат противника или принудить их к отказу от исполнения воинского долга, уничтожение боевой техники играет тут сугубо вспомогательную, подчиненную роль. К сожалению, нет никакой возможности составить поименные списки потерь или, по меньшей мере, установить с точностью до тысячи человек количество убитых, раненых, дезертиров и пленных (две последние категории в конкретных условиях лета 41-го года в значительной мере неразличимы — сначала происходило бегство в лес, а затем, спустя несколько дней или недель, переход из леса в лагерь военнопленных). Хуже того, развал Красной Армии был столь глубоким и быстрым, что само использование обычных терминов военного языка становится проблематичным. Можно ли назвать «дезертиром» солдата, которого бросили все командиры — от комбата до командарма? Можно ли назвать «воинской частью» то, откуда самовольно бежал этот солдат?

Тем не менее, к несчастью для нашей страны — и к облегчению жизни будущих историков — диспропорция между «кровавыми потерями» (убитые и раненые) и потерями в результате хаоса и развала (дезертиры, пленные) настолько ярко выражена, что для ее установления и измерения достаточно даже того скромного количества информации, которым мы сегодня располагаем (арбуз настолько больше вишни, что разницу в их весе можно выявить даже на самых плохих, грубых и испорченных весах).

Строго говоря, первый шаг к выявлению этой диспропорции был сделан 20 лет назад и сделан отнюдь не мною. В 1993 г. вышло в свет первое издание статистического сборника «Гриф секретности снят», в котором коллектив вполне «официальных», «статусных» историков, возглавляемых генерал-полковником Г.Ф. Кривошеевым, опубликовал данные о потерях Красной Армии по годам и операциям войны. Там, в частности, черным по белому было написано, что количество «пропавших без вести» составляло 71 % от общего числа потерь Южного и Брянского фронтов, 77 % потерь Юго-Западного фронта, 65 % потерь Западного фронта (это данные за весь 1941 год).

В других разделах (таблицах) сборника Кривошеева убитые и пропавшие без вести были объединены в общей графе «безвозвратные потери», однако и в этом случае огромное преобладание числа «пропавших» было отчетливо видно: безвозвратные потери оказались в 5,7 раза больше санитарных на Северо-Западном фронте (с 22.6 по 9.7), в 4,4 раза больше санитарных потерь на Западном фронте (с 22.6 по 9.7), в 2,5 раза на Юго-Западном фронте (с 22.6