Волшебный корабль - Робин Хобб

— Конечно, — подхватила мать. — Какое захватывающее добавление к изысканным драгоценностям, которые поставляют Хупрусы! Слухи не преувеличивают их достоинства, а скорее преуменьшают! — Тут мать оглянулась. — О, боюсь, мы тебя задерживаем! Пойдемте же скорее, пока все не началось без нас!

— Ну, меня-то они, я уверена, подождут, — помрачнела Янни Хупрус. — Мы ведь собрались здесь именно по моей просьбе. Но ты, конечно, права, не стоит заставлять ждать себя… Кефрия, юная Малта… Большим удовольствием было с вами переговорить.

— Взаимно, — вежливо ответила мать. И почтительно отступила в сторонку, пропуская вперед себя женщину в глухом капюшоне. Потом Кефрия взяла за руку дочь — и стиснула чуть сильнее, чем стоило. — Ох, Малта!.. — вздохнула она с укоризной. И твердо повела ее вперед. Бабушка ждала их по ту сторону дверей зала. Ее губы были сурово поджаты. Она присела в глубоком реверансе перед госпожой Хупрус, когда та проплывала мимо нее. Потом обратила к дочери и внучке широко раскрытые вопрошающие глаза.

Мать чуть-чуть обождала, чтобы Янни Хупрус уже не смогла ее услышать, потом прошипела:

— Она представилась ей!..

— О-ох, Малта… — простонала бабушка.

За последнее время они с матерью превратили ее имя во что-то наподобие розог. Произнося его вслух, они редко вкладывали что-либо, кроме негодования, возмущения, раздражения… Малта повесила плащ на деревянный гвоздик и обернулась, передернув плечами:

— Я просто хотела взглянуть на ее кристаллы огня, — попробовала она объяснить. Но, как обычно, ни та, ни другая не пожелали ее слушать. Просто подхватили — и увлекли с собой в зал.

Там разливался приглушенный свет свечей, установленных в высокие канделябры. Третью часть пространства отвели под возвышенный помост, а пол, обыкновенно освобожденный ото всего, что могло помешать танцам, был теперь заставлен рядами стульев… То есть случилось именно то, чего Малта и опасалась: они опоздали! Опустевшие столы с угощениями уже унесли, а собравшиеся либо сидели по местам, либо рассаживались. Малта торопливо спросила:

— Можно, я пойду сяду с Дейлой?

— Дейлы Трелл здесь нет, — ядовито заметила бабушка. — У ее родителей хватило ума оставить ее дома. Жаль, что и мы так же не поступили…

— А я с вами и не просилась, — огрызнулась Малта.

— Мама! — почти одновременно одернула бабушку Кефрия.

Как бы то ни было, очень скоро Малта уже сидела между ними с краю одного из рядов покрытых подушечками стульев. На самом конце уселся Давад Рестар. Впереди устроилась пожилая пара, позади — какой-то рябой мужчина с беременной супругой, а по другую сторону мамы — двое братьев, оба одинаково толстомордые. В общем, решительно не на кого посмотреть.

Малта как могла вытянулась на сиденье и в конце концов обнаружила Сервина Трелла. Он сидел в шести рядах впереди и почти что на другой стороне зала. Позади Треллов Малта увидела пустые сиденья и пришла к выводу, что мать намеренно посадила ее как можно дальше от них.

— Сиди смирно, — опять зашипела бабушка. — И слушай внимательно!

Малта со вздохом ссутулилась на своем стуле… Впереди, на помосте, торговец Трентор возносил нескончаемую молитву Са. Молитва больше напоминала список всевозможных горестей и обид, когда-либо постигавших какое-либо из семейств. Причем вместо того чтобы возмутиться подобной несправедливостью Са, Трентор самым раболепным образом еще и хвалил Его за то, что в итоге Он непременно всех выручал… «Если бы молитву читал Крион, а не его дядя, — подумалось Малте, — наверняка было бы интересней!» Найдя взглядом сиденья, отведенные торговцам из Дождевых Чащоб, она увидела склоненные головы в капюшонах. «Они что там, дремлют уже?…»

После Трентора вышел с приветственной речью торговец Друр. И… разразился точно такой же тягомотиной. Всеобщее родство, единство торговцев, древние обеты и клятвы, верность и единение, кровь и родство. Жуть. Не было бы счастья, да несчастье помогло — Малта не умерла со скуки только потому, что обнаружила изъян в ткани своего платья, как раз на колене. Она хотела показать его матери, но та лишь раздраженно покосилась на нее и погрозила пальцем — молчи, дескать!

Но вот Друр уселся на место, а вперед вышла Янни Хупрус, и Малта, вытянувшись, так и подалась вперед.

Женщина из Дождевых Чащоб избавилась от тяжелого верхнего плаща с капюшоном, но ее черты оставались сокрытыми; теперь на госпоже Хупрус была легкая накидка, тоже с капюшоном, и кружевная вуаль, ранее приковавшая взгляд Малты, на самом деле была частью этого одеяния. И кристаллы огня сияли столь же ярко, как и в уличной темноте, и не потеряли ни йоты своего очарования и красоты. Держа свою речь, Янни поворачивалась то к одной, то к другой стороне зала, при этом вуаль двигалась, и всякий раз камни вспыхивали, словно заново раздутые угли. Всего их было пятнадцать, все — глубокого гранатового цвета, и каждый размером с миндальный орех в скорлупе…

Малта уже не чаяла дожить до новой встречи с Дейлой, чтобы со вкусом похвастаться подружке: «Я видела их вблизи! И даже с Янни Хупрус о них говорила!!!»

В это время женщина на помосте неожиданно воздела руки вверх и возвысила голос, и Малта поневоле сосредоточилась на том, что она говорила.

— Мы не можем больше ждать и надеяться. Никто из нас просто не может себе этого позволить. Если мы промедлим еще, наши тайны перестанут быть тайнами. Если бы нас не защитила река, уничтожившая во время бегства их судно, мы были бы вынуждены сами с ними расправиться! Скажите, торговцы Удачного, как могло до такого дойти? Что сталось с вашими клятвами и обетами?… Сегодня вы слушаете просто Янни Хупрус, но, уверяю вас, я говорю от имени всех торговцев из Дождевых Чащоб. То, с чем мы столкнулись, — это было нечто большее, чем угроза!

Она умолкла, и над залом повисла долгая тишина. Потом раздался приглушенный гомон голосов. Малта из этого заключила, что скучные разговоры закончились, и, перегнувшись к матери, прошептала:

— Пойду раздобуду чего-нибудь выпить…

— Тихо! Молчите! — зашикала на них обеих бабушка. У нее на лбу и кругом рта залегли глубокие морщины — знак внутреннего напряжения. Мать не издала ни звука. Малта отвернулась со вздохом.

Один из толстомясых братцев, сидевших по левую руку от них, неожиданно поднялся на ноги.

— Госпожа Хупрус! — Все головы повернулись к нему, и он просто спросил: — И что же, по-твоему, нам следует предпринять?

— Держать свое слово! — отрезала Янни Хупрус. И, чуть смягчив тон, как если бы собственная резкость удивила ее саму, добавила: — Мы должны сохранить наше единство. Нам следует отправить к сатрапу своих представителей… каковые, по общепонятным причинам, не могут быть выходцами из Чащоб. Но послание, которое они понесут, мы всячески поддержим.

— Что же за послание предполагается передать? — спросили из другой части зала.

— Я правда пить хочу, — прошептала Малта. Мать только сдвинула брови.

— Нужно потребовать, чтобы сатрап уважил наше изначальное уложение. Нужно потребовать, чтобы он отозвал этих… так называемых «новых купчиков». Чтобы возвратил нам земли, пожалованные в последнее время им.

— А если он откажет? — подала голос женщина из задней части зала.

Янни Хупрус переступила с ноги на ногу. Чувствовалось, как не хочется ей отвечать на этот вопрос.

— Давайте сперва попросим его сдержать слово, данное его предками. Мы ведь даже и этого еще не пытались. Мы жаловались и ворчали между собой, мы оспаривали то один отвод земель, то другой, но все порознь. Ни разу еще мы не поднимались как единое целое, как единый народ, чтобы сказать: «Держи свое слово, если хочешь, чтобы мы держали свое!»

— Но если он все-таки откажет? — настаивал все тот же голос.

Янни Хупрус приподняла обтянутые перчатками руки — и уронила их.

— Значит, у него нет чести, — проговорила она тихо, но слышно ее было в каждом уголке. — А что может быть общего у торговцев с тем, у кого нет чести? Если он не намерен держать свое слово — мы отзовем свое. Перестанем посылать дань… Будем торговать своими товарами где пожелаем, не отправляя даром в Джамелию их лучшую часть… — И закончила уже совсем тихо: — Выдворим «новых купчиков». Будем править своей страной сами.

В ответ на такие слова поднялся нестройный гвалт голосов. Кто-то возмущался, кто-то чуть не визжал от испуга, что-то восторженно ревел, высказывая госпоже Хупрус полное одобрение. Потом в конце ряда, где сидели Вестриты, неожиданно поднялся Давад Рестар.

— Послушайте… — прокричал он, однако, когда никто не обратил на него внимания, тяжеловесно взобрался на свой стул. — ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ! — проревел он на удивление громко для такого несолидного и невзрачного человека. Все взгляды обратились к нему, гомон стал постепенно смолкать.