Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун

Брат-мирянин забрал пустую чашку и передал ему записку. Нортем быстро прочел ее, и прочитанное заставило его застонать вслух.

— Плохие вести, ваша милость?

— Принесший ее брат-мирянин все еще здесь?

— Да.

— Он должен идти к отцу Поулу и передать ему, что я тотчас же прибуду. Отец Поул должен меня ждать.

— Да, ваша милость.

Брат-мирянин вышел, и Нортем быстро оделся.

— Я знал, что дойдет и до этого, — пробормотал он себе под нос. — Я знал, что это плохо кончится. Знал.

Позже, когда он покидал дворец, стражники услышали, как он все еще что-то бормотал про себя.

Отец Поуп сидел в комнате, где двое его учеников-священников уложили принца Олио. Учеников он отослал и сидел теперь с принцем один, опершись подбородком о ладонь и гадая, что же подкинул ему бог — великолепную возможность или великое бремя.

До Поула, конечно же, доходили слухи о принце Олио, но он считал их не более чем сплетнями о человеке, у которого, казалось, не было никаких очевидных пороков. Но вот же он, Олио, лежит тут, от него вовсю разит вином, и, что еще больше расстроило Поула, когда он это обнаружил — мочой. Мысль, что принц мог настолько напиться, что перестал справляться с собственным мочевым пузырем, оказалась для священника и потрясением, и откровением.

Это могло стать тем нужным Поулу рычагом для восстановления доверительных отношений с примасом, который с тех пор, как умерла Ашарна, сильно отдалился от него. Поула ранило такое охлаждение отношений с начальником, отношений, которые прежде были столь теплыми. Но он отмахнулся от этих чувств и с головой ушел в выполнение своих обязанностей. А данное происшествие могло создать между ними новую близость, это совместное обладание тайным — на самом деле почти священным — знанием.

Бремя, вызванное падением Олио, будет, конечно, отягощать ему душу и сердце. Тут Поул остановился. Он ведь не Подлинный Бог, и не ему судить собрата-человека, не говоря уже о принце крови. Тем не менее, произошедшее поколебало убежденность Поула в основной правильности структуры общества. Ему хотелось бы верить, что члены королевской семьи — нечто большее, чем просто люди, что они содержат в себе какую-то искру божественного. Естественно, такого нельзя было ожидать от этого отверженного Линана, королевская кровь в жилах которого была в лучшем случае сильно разбавленной, а в худшем — испорченной. Но здесь лежал сам принц Олио собственной персоной, самый кроткий из всех Розетемов, сваленный самым обыкновенным из всех пороков — невоздержанностью в питье.

Он услышал, как примас вошел в часовню, перебросился несколькими торопливыми словами с местным священником, а затем направился к комнате. Отец Поул встал, собираясь приветствовать его. Дверь открылась и вошел примас. Он даже не взглянул на Поула, а сразу направился к принцу. Склонившись над ним, он принюхался к дыханию Олио, а затем сделал нечто, показавшееся Поулу весьма странным: вытащил из под рубашки Олио Ключ Сердца и мгновение осторожно подержал его, прежде чем положить обратно.

— Ваша милость? — кашлянул Поул.

Похоже, занятый своими мыслями, Нортон бросил на него беглый взгляд.

— Хм-м-м?

— Двое из моих учеников, возвращаясь после выполнения своих обязанностей на причалах, нашли его на улице неподалеку отсюда и сразу же вызвали меня.

— Кто-нибудь еще видел принца?

— Только здешний капеллан.

— Очень плохо, — покачал головой Нортем. — Это очень плохо.

— Мы же наверняка можем положиться на осмотрительность капеллана, ваша милость? И я поговорю с этими учениками.

Теперь Нортем изучил священника более внимательным взглядом.

— Вы уверены, что они будут молчать?

— Я тщательно объяснил им всю серьезность положения; они не скажут об увиденном ни одной живой душе.

Нортем снова повернулся к Олио.

— Это уже не впервые.

— До меня доходили… слухи.

— Да, слухи эти теперь доходят до всех в Кендре, но никто не знает всей правды.

— Ваша милость?

— Не имеет значения. Вам незачем знать.

— Я ваш секретарь, примас. Если на ваших плечах какое-то ужасное бремя, то я наверняка смогу помочь вам нести его.

— Предложение щедрое, но я должен отказаться от него. — Он снова повернулся лицом к Поулу и крепко схватил его за плечи. — Как вы понимаете, королева никогда не должна услышать об этом.

— Это я ее исповедник, ваша милость, а не она мой.

Примас отпустил его.

— Да, конечно. Знаю. — Он устало закрыл глаза. — Вы должны оказать мне услугу.

— Все что угодно.

— Найдите мага-прелата и попросите его немедля явиться сюда.

— Эдейтора Фэнхоу? Какое он имеет к этому отношение?

— Больше никаких вопросов. Я ничего не могу сказать вам об этом. Только пришлите мне прелата.

— Конечно, ваша милость, — поклонился Поул и вышел.

Нортем сел на место священника и взял Олио за руку. «Не доверяю я этому человеку, — подумал он и сразу же испытал чувство вины за такие мысли о собственном секретаре, человеке, который некогда был его другом. — Если б я ему позволил, он мог бы снова стать мне другом. Но это было бы слишком опасно».

Олио снова снились дети. Он осматривал все койки в поисках брата. Олио слышал, как голос Линана зовет его, но не мог найти брата. На койках лежали дети, истерзанные болезнями, покрытые язвами и ранами, но он оставлял их без внимания. Чудилось, что комната тянулась целую вечность, койки выстроились тремя четкими рядами, и на каждой лежал ребенок, нуждавшийся в исцелении его силой. Но никакого Линана.

А затем он заметил, что лица всех детей начинают выглядеть одинаково. Они все стали мальчиками. И сплошь шатенами. Круглоголовыми. Они все стали Линанами, когда ему было лет семь или восемь. Олио вспомнил, как он приглядывал за братишкой, когда тот был в этом возрасте.

Но лица продолжали меняться. Кожа приобретает цвет слоновой кости, а белки глаз стали золотисто-желтыми.

— Олио! — взывали дети. — Исцели меня!

Он перебегал от койки к койке, возлагая руку на каждый лоб, чувствуя, как его собственная жизнь высасывается из него, когда он исцелял каждого Линана.

Полностью опустошенный, он остановился, медленно падая на колени. Дети поднялись с коек и окружили его, их бледные ручонки тянулись к Ключу Сердца.

— Нет, Линан, прекрати! — выкрикнул он. Ключ у него на груди горел, словно раскаленное тавро.

— Нет!..

Он проснулся с безмолвным криком, все мускулы его тела сплелись в узлы боли, одежда насквозь промокла от пота. Олио вскочил с постели, хватаясь за Ключ, пытаясь оторвать его от своей кожи. Нащупав цепочку, он с силой рванул ее. Ключ так и вылетел у него из-под рубашки. Он прикоснулся к нему, а затем, охнув, выпустил и подул на пальцы. Распахнув рубашку, Олио посмотрел на свою грудь и увидел выжженный напротив сердца знак в виде Ключа. Он сдернул цепочку с шеи и отбросил Ключ. Тот с лязгом упал на пол.