Сказки века джаза (сборник) - Френсис Фицджеральд

«Корона» – торговая марка кубинских сигар; данный термин также относится к типу сигар длиной от пяти до шести дюймов, с закругленной головкой и плоским обрезом с другого конца.

Ларчмонт – пригород Нью-Йорка на Лонг-Айленде; в то время место считалось модным, там селились звезды кино и сцены.

«Улыбайся, улыбайся, улыбайся» – вероятно, имеется в виду написанная в 1915 г. Феликсом Пауэллом на слова Джорджа Асафа песня «Сложи свои заботы в старый чемодан и улыбайся, улыбайся, улыбайся», исполнявшаяся в мюзиклах «Ее солдатик» и «Танцуя».

«Ты улыбаешься, когда ты смотришь на меня» – скорее всего, речь идет о песне Ли Дж. Робертса на слова Уилла Каллахана «Улыбки», ставшей хитом в 1917 г. после исполнения в бродвейском ревю.

Сквоб – жареное голубиное мясо.

Центральный вокзал – речь идет о Центральном вокзале Нью-Йорка на Манхэттене, на перекрестке Парк-авеню и Восточной Сорок второй улицы, одном из двух крупнейших железнодорожных терминалов в городе.

Уильям-стрит – на Манхэттене, где происходит действие рассказа, такой улицы нет; улица с таким названием пересекает Уолл-стрит, однако маловероятно, что в этом фешенебельном районе могло располагаться описываемое далее кафе.

Рай – небольшой город в округе Вестчестер, вблизи Нью-Йорка; английское слово «гуе» означает «рожь».

Стихотворение опубликовано в журнале «Джадж» («Судья») 20 декабря 1919 г. Это единственное стихотворение Фицджеральда, опубликованное как отдельное произведение в обычной (не университетской) прессе с момента начала профессиональной писательской карьеры и вплоть до середины 1930-х.

Стихотворение посвящено вводившемуся с 1920 г. в США сухому закону; запрещенный алкоголь подавали в барах под видом чая (в чайниках).

Стихотворение представляет собой пародию на стихотворение У. Вордсворта из цикла «К Люси»[1] (второе стихотворение цикла).

К Люси

Ее никто не знал в лицо,к груди не прижимал.Студеный ключ был ей отцомсреди шершавых скал.

Среди гранитных серых скалзапрятанных в лесу,фиалка нежная пиланебесную росу.

Звезда сияла в небесах, отлита изо льда.Однажды Люси отцвела совсем и навсегда.Среди деревьев и камней, лишь ветерок шепнет:что Люси нет, но есть звезда. Что мир теперь не тот.

Пушкин, простите! – в оригинальном тексте Фицджеральд упоминает классического английского поэта Уильяма Вордсворта (1770–1850), поэта-романтика, принадлежавшего к так называемой «озерной школе». Упомянутые в первой строке оригинала («It lay among the untrodden ways») «нехоженые тропы» напоминают пушкинские «неведомые дорожки», поэтому при переводе англичанин Вордсворт был заменен на нашего Пушкина.

Еще в январе 1920 г., работая над гранками первого романа «По эту сторону рая», Фицджеральд консультировался с редактором издательства «Скрибнере» Максуэллом Перкинсом о потенциальной возможности выпуска сборника рассказов.

Первые рассказы для популярных журналов Фицджеральд начал писать зимой и весной 1919 г. в Нью-Йорке, осваивая правила игры на американском литературном рынке. В то время Фицджеральд работал по найму в рекламном агентстве и пытался найти дополнительный источник дохода. Большинство созданных в то время вещей не были приняты редакциями, однако путем проб и ошибок Фицджеральду удалось освоить технологию написания нужных редакторам произведений. Как только осенью 1919 г. первый роман был принят издательством, Фицджеральд принялся немедленно использовать свои свежеобретенные навыки, что позволило ему за несколько месяцев продать в популярные журналы одиннадцать вещей, принесших порядка 3000 долларов – немалую по тем временам сумму. Большая часть этих произведений отличалась «гуляющей» композицией и структурой, строго хронологически развивающимся сюжетом, забавными диалогами и острыми наблюдениями.

Публикация рассказов в журналах позволяла держать имя автора в фокусе общественного внимания, писать рассказы удавалось, в отличие от романов, «приступами», материал не нужно было накапливать долго, а самое главное, рассказы можно было быстро продавать с помощью литературного агента, сразу же получая гонорары.

В конце апреля 1920 г. – не прошло и месяца с момента публикации первого романа – Фицджеральд отправил редактору М. Перкинсу тексты для формирования сборника. Рассказы сопровождало письмо, в котором Фицджеральд предлагал варианты названия книги и пояснял изначальный ее замысел – кроме рассказов в состав сборника он хотел включить и стихи. В то время он рассматривал себя не только в качестве прозаика, но и в качестве поэта, хотя на всем протяжении своей дальнейшей профессиональной карьеры он практически не публиковал стихов. Если бы замысел со стихами был реализован, опубликованная книга могла бы стать чем-то вроде появившегося в 1925 г. первого сборника Эрнеста Хемингуэя «В наше время»; возможно, впоследствии Фицджеральд продолжил бы писать стихотворения – увы, теперь об этом можно лишь догадываться. Каких-либо документов, поясняющих причины отказа от этого замысла, не сохранилось, поскольку весной и летом 1920 г. Фицджеральд жил в Нью-Йорке и общался с Перкинсом лично, а не в переписке.

Для сборника Фицджеральд предлагал следующие названия: «Нас семеро» (имея в виду семь рассказов, которые он сам отобрал для книги), «Слоеный торт», «Табльдот» и «По меню» (в этих «кулинарных» вариантах обыгрывалось разнообразие составляющих сборника «ингредиентов»), «Горько-сладкое» (здесь обыгрывалась смесь эмоций и стилей). Окончательным выбором стало название «Эмансипированные и глубокомысленные», созвучное рекламному слогану, под которым издательство продвигало первый роман («Книга об эмансипированных, написанная для тех, кто мыслит!»). Название хорошо отражает двойственность получившегося сборника, которая, впрочем, наблюдается и во всем дальнейшем творчестве писателя: книга включает рассказы о молодости и любви, есть в ней и серьезные исследования общества и манер; лучшие тексты представляют собой комбинацию этих элементов.

Сборник вышел в сентябре 1920 г. и до ноября 1922 г. выдержал четыре допечатки тиража; в 1920 г. книга также была издана в Великобритании.

Рассказ написан в феврале 1920 г. и опубликован в еженедельном журнале «Сатердей Ивнинг Пост» 29 мая 1920 г. Это первый из рассказов Фицджеральда, в основе которых лежит фабула покорения героини путем совершения экстраординарного поступка.

Рабочее название рассказа – «Благородный пират»; в первоначальной концовке рассказа выяснялось, что похищение просто приснилось задремавшей на палубе Ардите. В сопроводительном письме литературному агенту Рейнольдсу Фицджеральд назвал рассказ «очень странным» и добавил: «Если считаете, что конец его портит, можете его просто отрезать». И Рейнольдс именно так и поступил, отрезав ножницами часть предпоследней страницы и вовсе убрав последнюю страницу рукописи. Этот отрывок сохранился в архиве литературного агентства; исходная рукопись рассказа завершалась следующей концовкой:

«…Глаза Ардиты медленно открылись. Вокруг было темно и тихо, и она поняла, что стояла, должно быть, глухая ночь. Книга упала с коленей, но рука все еще сжимала остатки выжатого лимона. Она потянулась, зевнула и прислушалась, – до нее донеслись шаги на трапе и тяжелое дыхание взбиравшегося по нему дядюшки.

– Фелиция, ты купила мне купальный костюм? – крикнула она.

С трапа донесся голос горничной:

– Ах, нет, мадемуазель! В лавке сказали, что у них не бывает модели, которую захотелось мадемуазель!

Показалась голова мистера Фарнэма, затем показался весь мистер Фарнэм, а затем – Фелиция. Мистер Фарнэм холодно кивнул Ардите.

– Тебе не понадобится купальный костюм, – сказал он. – Мы прямо сейчас берем курс на север.

– Ах, закрой рот! – по привычке откликнулась Ардита, а затем повернулась к горничной. – Фелиция! – сказала она. – Это ты мне рассказывала, что видела весной в мюзик-холле чудесный ансамбль под названием “Картис Карлиль и шесть черных малышей”?

– Да! Ах, мадемуазель, они были просто великолепны…

– А скажи-ка мне, – нетерпеливо перебила ее Ардита, – Картис Карлиль – это черноволосый юноша с голубыми глазами? И очень симпатичный?

– Нет-нет, мадемуазель! Нет-нет! Он маленький и страшный, как смертный грех. У него седые волосы, а ноги – кривые.

– Н-да, – задумчиво хмыкнула Ардита. – Чертовски забавная штука жизнь, правда, Фелиция?