Тени сумерек - Берен Белгарион

Какое-то время Лютиэн колебалась — не сказать ли этой ледяной женщине свой сон? Но тут она заметила, как дрожат пальцы княгини, теребящие теплый наплечный плат — и решила уберечь ее от черной вести.

— Но ведь он не мог уйти, не повидавшись со своей матерью, с тобой, княгиня. Куда он отправился? Кто был с ним? Давно ли они ушли?

Эмельдир на миг сжала губы, размышляя, потом сказала:

— В последние солнечные дни нарбелет, которые зовутся бабьим летом, мой сын покинул Бретиль. Больше, госпожа Тинувиэль, я ничего не могу тебе сказать. Его пути для твоих белых ножек слишком извилисты и тернисты. Если ты избрала себе в мужья смертного — жди, как ждут жены смертных.

Лютиэн склонила голову.

— Благодарю тебя и за это, матушка, — сказала она. — Теперь же прощай и пусть хранят тебя Валар.

— Куда ты на ночь глядя? Или ты решила меня обидеть? Останься и переночуй здесь, а я соберу тебе припасов в дорогу и найду провожатого…

— Не нужно, госпожа моя, — Лютиэн взяла ее за руку. — Я безопасно добралась сюда под сенью чар — а если пойду с твоим человеком, невольно подвергну его опасности.

Завернувшись в плащ, принцесса исчезла в тени, а Эмельдир позвала девушек и приказала принести постель, в которой королевна провела время до рассвета — немного поплакав, немного поспав.

С рассветом она оделась, поцеловала руку спящей Эмельдир, взяла собранный ею узелок, невидимой вышла за ворота и ушла из деревни.

Эмельдир не сказала ей того, что знала, да и вряд ли она знала много. Где же могут знать больше?

Нарготронд, решила Лютиэн.

Еще три дня она шла на юго-запад, скрытая тенью своих чар. Сама же смотрела в оба, чтобы не пропустить лучников из нарготрондского пограничья.

Берен покинул Бретиль в последние теплые дни нарбелет. С тех пор минул месяц, по ночам уже прихватывали морозы, и Лютиэн приходилось ночевать в человеческих домах — без ведома хозяев. Но здесь человеческие поселения кончались, а первая же ночь в лесу не принесла ничего хорошего — Лютиэн замерзла, а волки перекликались где-то совсем близко… Для Лютиэн было бы лучше как можно быстрее найти нарготрондского эльфа и попроситься на ночлег.

Но так уж вышло, что первой нашли ее.

Сначала она услышала вдали охотничий рог. Приникла ухом к земле — и различила дрожь от стука копыт. Высокая трава Талат Дирнен уже полегла от дождей и ветров — поэтому Лютиэн решила спрятаться в ближайшей рощице и посмотреть, что за всадники тревожат покой этой долины.

Но ее нашли не всадники. Привыкнув к своей невидимости, она потеряла бдительность и забыла, что на этой земле не только высокие эльфы могут видеть ее…

Не успела она достичь зарослей — как прямо перед ней кусты расступились и огромное, жемчужно-серое чудовище, сверкнув золотыми глазами, кинулось на нее.

Чудовище было быстрым — быстрее ветра, быстрее молнии. Лютиэн еще и испугаться как следует не успела — а лохматая тварь прыгнула, ударила ее плечом в грудь. Лишившись дыхания, Лютиэн упала на спину. Свет в глазах померк, и чувства оставили ее.

…Тряско и холодно… Лютиэн чувствовала себя странно — словно бы ее голова и ноги были ниже, чем ее поясница. Мгновенье спустя она поняла, что так и есть: чудовище несло ее, перекинув через спину, осторожно придерживая зубами за шиворот. Размашистыми плавными скачками неслось оно над землей. Насколько Лютиэн сумела разглядеть — это был пес. Огромный серо-белый пес.

Собака остановилась и сбросила Лютиэн наземь. Капюшон с нее упал, плащ распахнулся…

Она встала. Перед ней были всадники, эльфы, два десятка с небольшим. Одетые в охотничью одежду черного и красного цвета, с копьями и луками в руках. Лютиэн увидела у двоих переброшенную через седло добычу: окровавленные шкуры волков, почти таких же огромных, как поймавший ее белый пес.

Двое всадников, в богатых плащах, восседали на вороных конях чуть впереди всех. Нолдор…

Первый из них был красив. Лютиэн знала, что смертным все эльфы кажутся красивыми, хотя они и находят их красоту слишком женственной. Но этот был красив так, что любой эльф, не задумываясь, назвал бы его прекрасным. Очертания губ, в меру твердых, и глаз, в меру больших, ровного носа и высокого лба, бровей, подобных распластавшимся в прыжке соболям — все было таким, словно сам Феанор или даже Аулэ изваял это. Длинные черные волосы возле лба были собраны в две косы и охватывали голову как бы венком, а остальные густым водопадом сбегали на спину.

Второй был не столь хорош собой, но его живое, выразительное лицо таило огонь. Он был схож чертами лица с первым — Лютиэн поняла, что они братья. Но черты, дивно совершенные у первого, у второго были немного, самую малость, для глаза незаметную, несоразмерны. Глаза могли быть и побольше, нос — покороче, губы — не такие узкие. Может быть, дело в том, что он почти все время щурился и слегка улыбался?

— А я-то думал, зачем Хуан так сорвался с места, — усмехнулся он. — Неожиданная добыча.

Его выговор отдавал металлом, как у всех нолдор, даже у Галадриэль и Финрода поначалу.

— Кто ты, мальчик? — спросил тот, прекрасный. — Назови мне свое имя.

Свою ошибку он понял тут же. Спешился, прижал руку к груди и склонился перед Лютиэн.

— Прошу прощения, госпожа моя. Возможно, тебе легче будет назвать себя, если первым назовусь я. Ты, без сомнения, слышала обо мне и раньше: я — Келегорм, сын Феанора.

— О! — только и нашла что сказать Лютиэн.

— А это, — (второй тоже спешился), — брат мой Куруфин. Мы счастливы приветствовать… — он вопросительно поднял брови.

— Лютиэн Тинувиэль, дочь Тингола, — сказала она, обрадованная встречей.

Она стремилась в Нарготронд — а ведь сыновья Феанора нашли приют именно в Нарготронде после разгрома в Браголлах! Учтивость и красота Келегорма заставили ее забыть о вражде синдар с домом Феанора.

Келегорм от удивления резко выпрямился, и брови его поднялись еще выше.

— Что же ты делаешь здесь одна, без свиты? Куда ты идешь? И кто, — он протянул руку к волосам Лютиэн, но не решился коснуться их, — так тяжко оскорбил тебя?

— Я иду в Нарготронд, — сказала Лютиэн. — Чтобы увидеться с Финродом или Ородретом. И свои волосы обрезала я сама.

— Я слыхал, что люди обрезают волосы в знак жалобы по умершему, — вмешался в разговор Куруфин. — Но впервые вижу эльфийскую деву, последовавшую этому обычаю.

— Считай это жалобой по живому, Куруфин Феаноринг, — Лютиэн взъерошила густую темную «шапочку» своих волос, и вдруг поняла, что это жест, появившийся у нее недавно, похож на жест Берена.

— Я думаю, нам следует продолжить разговор в тепле, за ужином и кубком эля, — сказал Куруфин, поднимаясь в седло.