В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди

Я никогда не подталкивала его к тому, чтобы он ушел из семьи.

О, это мне хорошо известно. Он говорил мне, что вы отказывались играть роль разрушительницы домашнего очага, что вы с таким пониманием относились к тому, что он должен сохранить семью, хотя так обожали его.

Я действительно обожала его.

Поздравляю. Он тоже был от вас без ума Я жила словно с влюбленным подростком. Даже не знаю, какого черта я это терпела.

Но почему же все-таки терпели?

Потому что был ребенок. Потому что меня так воспитали, что нужно жить со своими ошибками. Воспитали с верой в то, что респектабельность — это главное в жизни. И еще потому, что была глупой слабой женщиной, которой не хватило смелости осознать, что она могла бы прожить без мужа. И муж мой, в конечном итоге, тоже оказался глупым и слабым человеком, к тому же доносчиком.

Он так поступил только потому, что боялся потерять работу и лишиться возможности содержать вас с Чарли.

Не хотите ли вы сказать, что теперь защищаете его? Особенно после того, как сваляли дурака и отвергли его? В любом случае, ирония ситуации в том, что как раз из-за своего доноса он потерял все: вас, работу, меня на какое-то время…

Но вы же приняли его обратно…

Очередная слабость с моей стороны. Чарли очень скучал по нему. Я решила, что мальчику необходим отец.

А вам муж?

Долгое молчание.

Конечно, он был мне нужен. Я не любила его… но и без него не могла. А потом, когда он заболел… странная штука: как; мы иногда обнаруживаем в себе истинные чувства к человеку, но уже слишком поздно. Это было ужасно — видеть, как он угасает. Ужасно. И меня вдруг охватило отчаянное желание удержать его на этом свете. Любой ценой. Вот почему он поехал в Бостон — я слышала, что в Массачусетском госпитале есть специалист, который испытывает новые методы лечения лейкемии. Джек не хотел ехать — прежде всего потому, что знал, сколько это стоит, а денег у нас не было. Но я настояла. Мне так хотелось, чтобы он жил.

Выходит, вы все-таки любили его.

Она пожала плечами:

Со временем. Да, полюбила. Когда он наконец освободился от вас.

Я промолчала.

Он не виделся с вами после того, как вы вернулись? — спросила она.

Нет.

Вы говорите мне правду?

Да, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.

Я рада это слышать. Мне не хотелось, чтобы он снова с вами встретился. Потому что вы не заслуживали…

Она сбилась, начала рассеянно комкать бумажную салфетку.

Как же я вас ненавидела, — прошептала она. — А ненавидела по одной простой причине: у вас была его любовь.

Но я не сберегла ее.

Да, И признаюсь вам, я была так рада, когда вы его выгнали. Потому что подумала: она пожалеет об этом. Что и случилось.

Она отшвырнула смятую салфетку. Мы снова замолчали.

Я знаю, что у вас сейчас финансовые проблемы, — сказала я.

А вам-то что до этого?

Я бы хотела помочь вам.

Ни в коем случае.

Пожалуйста, выслушайте меня. Когда умер Эрик, я получила его страховку от Эн-би-си стоимостью сорок две тысячи долларов. Я вложила ее в акции. Теперь это стоит почти шестьдесят пять тысяч. Что я хочу предложить: я дам вам прямо сейчас восемь тысяч на оплату счетов за лечение и похороны. На оставшиеся пятьдесят семь тысяч я создам трастовый фонд в пользу Кейт и Чарли. Там будет накапливаться доход, который вы сможете использовать на оплату их учебы в школе, потом в колледже, ну и на прочие нужды…

Она перебила меня:

И что вы хотите за это?

Ничего.

Я не верю.

Это правда.

Вы действительно хотите дать мне и моим детям почти шестьдесят тысяч… без каких-либо условий?

Совершенно верно.

Но почему?

Потому что это справедливо.

А может, вы просто хотите очистить свою совесть?

Может, и так.

Она потянулась за следующей салфеткой и принялась комкать ее.

Значит, никакого подвоха? — спросила она.

Абсолютно.

Учтите, что я не объект благотворительности.

Это подарок, а не благотворительность.

А на что вы будете жить в старости, когда перестанете писать свои колонки?

У меня осталась приличная сумма после развода. Она тож вложена в акции. И когда-нибудь послужит мне хорошей пенсией.

Она все крутила в руках салфетку.

У вас не могло быть детей, так? — спросила она.

Я выдержала ее взгляд:

Да, это так: я не могла иметь детей. Это он вам сказал?

Да, он пытался развеять мои страхи. Я все боялась, что он заведет вторую семью и исчезнет. В то время меня действительно радовало то, что у вас не может быть детей. Звучит кощунственно, правда? Но можете себе представить, как я вас ненавидела. Для меня вы были угрозой всему, что у меня было.

Неужели именно это всегда лежит в основе ненависти?

Думаю, да.

Пауза.

Я хочу, чтобы вы взяли деньги, Дороти.

А если я?..

Всё, вопрос закрыт. Деньги ваши.

Этот… подарок… он никогда, никогда не станет для вас основа нием предъявить какие-то права на Кейт или Чарли…

Я ничего не жду взамен.

А вы ничего и не получите. И это единственное условие с моей стороны: я приму этот подарок, только если вы обещаете, что, пока я жива, вы никогда не приблизитесь к моим детям. И еще одно: с этой минуты я больше не хочу ни видеть, ни слышать вас.

Не колеблясь, я ответила:

Отлично.

Вы даете слово?

Даю.

Молчание. Она полезла в сумочку и достала маленький блокнот и ручку. Написала имя и телефонный номер, вырвала листок и передала его мне:

Это телефон моего адвоката. Вы можете обговорить с ним вопрос трастового фонда.

Я завтра же свяжусь с ним.

Молчание. Наконец она заговорила:

Знаете, о чем я иногда думаю? Что, если бы он тогда не встретил вас в Центральном парке?.. Я так отчетливо помню тот день. Мы долго гуляли. Он устал. Захотел вернуться домой. Но была такая чудесная погода, и я настояла на том, чтобы зайти в ту беседку. И там вдруг оказались вы… и все изменилось. Все из-за того, что я уговорила его прогуляться по берегу озера.

Жизнь так устроена. Многое в ней определяет случай, стечение обстоятельств…

И выбор. Какие-то вещи можно объяснить случайностью — скажем, мою беременность или вашу встречу с бывшим любовником и его семьей в парке. Но выбор — это то, что мы делаем сами, тшательно. И с этим приходится жить: не со случайностью, а с выбором. Так что именно выбор определяет нашу судьбу. — Она взглянула на часы. — Я должна идти.

Она встала. Я тоже.

Что ж, прощайте, — сказала я.