Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

скелет. Она села на лавку и сидела, опустив голову в стареньком платке и держа в руках какой-то маленький узелок. В лице у нее было поражающее выражение безразличия и какой-то покорности.

Моя соседка дала ей кусок хлеба, она низко поклонилась и сейчас же стала есть. Я дал ей четверть курицы. Вошел кондуктор и сказал ей, чтобы она уходила. Она покорно встала и пошла на площадку.

Я спросил кондуктора о ней, он сказал, что села не в тот поезд. Этот скорый и не останавливается на той станции, на какой ей нужно. «Что ж с ней делать, не выбрасывать же ее». При этом он махнул рукой, как бы выражая этим последний предел человеческого несчастия, при котором не хватает духа что-нибудь спрашивать с человека.

Я вышел на площадку и стал ее расспрашивать, как она поедет назад, ведь денег у нее нет (она голодающая и едет сама не знает куда)? Но почему-то ей нужна та станция, на которой поезд не остановился.

Я дал ей три рубля на билет. Она опять низко поклонилась мне, потом взглянула на меня и почему-то зарыдала.

У меня защекотало в горле, и я поскорее отстал.

Поля сплошь не засеяны, или рожь пересеяна овсом, сплошь поросшим сурепкой.

24 июня

В Москве, едва вошел в трамвай, вытащили из кармана 300 р.

25 августа 1934 г.

Лежу на диване в своем Пименовском. Читаю Блока «О литературе», такое ощущение, точно вышел на свежий, вольный воздух: человек пишет, не оглядываясь, то, что он думает, что чувствует, у него одно «руководство» — собственная мысль и собственная природа, выражающаяся в этой мысли. Какое отдохновение и радостное возвращение к чувству истины, совершенно утерянному нами в потоках лжи, подхалимства и полной утраты всякого стыда.

Приятно, что Пушкин останавливался в моем Пименовском переулке (у Нащокина). Я каждый раз смотрю на этот дом, когда прохожу мимо.

Я отличаюсь от всех своих современников-писателей тем, что я — единственный «исповедник сердца человеческого», потому что я всего себя отдано миру. Как меня назвала одна женщина в письме — «водолаз душ человеческих». Мои современники описывают далекие (для души) видимые вещи, а я самые близкие для нее, но невидимые.

26 августа

Большинство наших писателей являются подголосками эпохи. И так как это пока является главной доблестью, то все стараются перекричать друг друга в проявлении энтузиазма, оптимизма и бодрости.

В частной жизни мы остерегаемся и не очень доверяем тем людям, которые очень много и с большим темпераментом говорят о своей любви к нам.

В политике, очевидно, другая мера и цена этому. А главное — другое употребление.

Критика негодует на меня, что я все такой же, что я не сливаюсь с эпохой и не растворяюсь в ней, как другие.

Глупый критик оказывает плохую услугу той же эпохе, так как его идеалом являются безликие восхвалители, и только.

Только тот писатель своей эпохи останется жить для других эпох, который не потеряет в бурном потоке событий самого себя.

От писателя прочнее всего останется его дух. Если у писателя нет своего духа, от него ничего не останется, кроме «устаревшей» печатной бумаги.

Движению эпохи нужно противопоставить свою неподвижность.

В настоящем искусстве никогда не найдешь изображения того, что и как было в действительности. 1 км, наоборот, такие события и лица, каких совсем не было. Но каким-то образом о них сказано то, что читатель неведомым образом знает, что это правда, как правда есть в притче. Оно из тайных, никому не известных (кроме художника) движений души, свойственных людям данной эпохи, создает свои события, своих людей, и они, разнясь от реальных людей эпохи фабулой своих действий, оказываются таинственно родственны им каким-то внутренним смыслом своим, скрытым от посторонних глаз.

Именно художник имеет силу потому, что он не смотрит на то, что доступно всем.

Он открывает тайну, которую, сами не подозревая, носят в себе его современники, тайну несовершенных поступков, невысказанных мыслей, переживаний, которые должны были бы совершиться и высказаться в какой-то перспективе, от какого-то толчка, которого не хватает в действительной жизни для их выявления. А художник прозревает их и без толчка, и без реального их выявления…

СОВРЕМЕННИКИ

О ПAНTEЛEЙMOНE РОМАНОВЕ

А. М. Шаломытова-Романова

Человек, излучающий ласковую теплоту

«У ненависти есть одно средство — уничтожать, убивать, а у любви есть множество возможностей созидать».

(Из записной книжки П. С. Романова)

Познакомилась с П. С. Романовым в г. Одоеве Тульской области в 1919 г. Приехала туда на летний отдых к подруге. Городок тихий, красиво расположенный на берегу реки Упы, весь в садах, масса фруктовых деревьев, и при каждом домике садик с цветами. Ведь всегда, когда идешь по улице (особенно если холодно или идет дождь) и заглядываешь в чужие освещенные окна, кажется, что именно там уютно и тепло. А может быть, от чрезмерной усталости и одинокой жизни в Москве мне захотелось остаться в тихом Одоеве и начать работу там. В то время в Одоеве жило довольно много интеллигенции, был даже открыт Университет, музыкальная студия и свой постоянный театр. По линии культурных мероприятий П. С. Романов сделал очень много в Одоеве. Подруга моя Е. В. Сумаротская тогда работала в отделе труда и знала, конечно, почти все население Одоева. «Тебе надо пойти в отдел народного образования. Там во внешкольном подотделе работает писатель