Алла Пугачева: В безумном веке - Федор Раззаков

В культуре всегда есть несколько слоев, и это нормально. Но когда низший агрессивно стремится занять место высшего – это уже ненормально. И нам способствовать ненормальному – больше, чем ошибка. Это мы сами создали ложных кумиров – чего же теперь возмущаться их поведением?..»

Громкое заявление Киркорова о том, что он не собирается извиняться перед журналисткой, еще сильнее распалило конфликт и дало новые козыри недоброжелателям певца. Самое интересное, что во всех своих интервью Киркоров потом будет сетовать на то, что кто-то специально подогревает ажиотаж вокруг этого инцидента, не дает ему остыть. Однако себя он почему-то в этом контексте не вспоминал. Между тем стоило Киркорову принести публичные извинения Ароян, и конфликт мгновенно утратил бы свою остроту. И все последующие действия Киркорова воспринимались бы большинством людей уже совершенно иначе – с одобрением. Поскольку это был бы поступок настоящего мужчины: публично не сдержался – публично извинился. Но певец решил ни в чем не уступать, чем только усугубил ситуацию и позволил своим недоброжелателям раздувать пожар конфликта и дальше. Кто-то тогда даже выскажет мысль, что здесь не обошлось без влияния Пугачевой: она сама никогда ни перед кем не извинялась, вот и мужу запретила это делать. Хотя лично я думаю иначе. Мне кажется, что Киркоровым двигала исключительно корпоративная солидарность – он боялся упасть в глазах своих собратьев по цеху. Ведь ни для кого не было секретом, что между артистами и журналистами давно идет тяжелая и затяжная война. Они буквально ненавидят друг друга, хотя и живут за счет друг друга. Но таков парадокс ситуации. Именно исходя из него и строил свое поведение Киркоров. Как верно написал в «Комсомольской правде» В. Константинов: «Если бы Филипп сделал так (извинился перед Ароян. – Ф.Р.), он низко и навсегда упал бы в глазах тусовки, в которой принято со вкусом материться, орать с бодуна на барабанщиков, ходить по очереди на бесконечные юбилеи друг друга и поливать друг друга грязью, поссорившись. Его не поймет орава глубоко несчастных людей, которым бог не дал ни таланта, ни голоса, а только спонсора, и которые вынуждены мучительно соискать поддержку у тех, кто «держит мазу» на делянке отечественной попсы. Она, эта орава, решит, что Филипп и весь Главпопс потерял комковатость лап. И уже можно самому на них вякать, а не спрашивать благословения.

Боги не извиняются: вот как читается ситуация с попсового Олимпа…»

Между тем от упертого Киркорова начали отворачиваться даже его близкие друзья. Например, поэт Илья Резник, который не только давно сотрудничал с ним творчески, но и был вхож в его семью на правах давнего друга и коллеги Пугачевой. Нелицеприятный разговор поэта и певца случился в прямом радиоэфире в Виннице, куда в самом конце июня Киркоров приехал с концертами сразу после гастролей в Болгарии. Узнав из Интернета, что Резник не поддержал его выходки в Ростове-на-Дону, Киркоров решил выяснить это лично. И позвонил поэту из радиостудии. В итоге услышал от Резника следующее:

– Филипп, ты что хочешь от меня? Да, я сказал, что ты подставил всех нас, и что с того? Ты мне, конечно, друг, но истина дороже! Твой мат на пресс-конференции – свидетельство твоего дурного воспитания. Или ты был после банкета пьян, или с похмелья! И вообще, я для тебя песню писал, но если ты так себя ведешь – не отдам.

– Ну и не надо, – раздраженно воскликнул Киркоров и повесил трубку.

После чего вышел в коридор и нервно закурил (хотя не курил вот уже несколько лет). Там он дал волю своим чувствам:

– И это друг называется! О каком банкете он говорит! Прекрасно ведь знает, что я вообще не употребляю алкоголь! Он прекрасно знает, как я воспитан! Мы тридцать лет знакомы, он был другом еще моих родителей, и все эти годы мы с Аллой считали его своим близким другом. А он нас предал. Предатель – другого слова и не подберешь.

Эмоции Киркорова понять, конечно, можно, хотя лично я отдаю дань уважения Резнику. Он и в самом деле был давним другом Пугачевой и Киркорова, но все же сумел остаться принципиальным человеком: честно высказал вслух свои мысли, а не стал юлить или приспосабливаться к обстоятельствам. Именно такие люди и есть настоящие друзья – те, кто имеет смелость сказать другу даже самую горькую правду. Причем Резник проявлял подобную принципиальность не единожды. Как мы помним, в конце 80-х, во время знаменитого скандала в гостинице «Прибалтийской», где Пугачева проявила несдержанность по адресу тамошней администраторши, Резник также не поддержал примадонну. Чуть позже Киркоров, посредством СМИ, так охарактеризует поступок Резника в отношении себя:

«На мой взгляд, самое страшное, что могло произойти, – случилось. Меня предал близкий друг. Знаете, я такого тоже не ожидал. Когда я прочитал в Интернете мнение Резника по поводу ростовского скандала, я был уверен, что оно сфабриковано. Ну не может человек, который знает меня уже тридцать лет, который все эти годы был нашим с Аллой близким другом, говорить такое! Оказалось, мог. Я никогда помыслить не мог, что Илья Резник, человек, которому я доверял, в котором был уверен, окажется иудой. Другого слова я подобрать не могу. А предав меня, начал спрашивать, что же делать с песней, которую он для меня писал. Ничего, ответил я, песня от иуды мне не нужна! Если бы мне кто-нибудь позвонил и сказал, что мой близкий друг Андрей Данилко убил человека, и попросил комментарий, я бы сказал только одно: «Не верю!» А тут…»

Реплика про Данилко, конечно же, притянута певцом за уши. Дело в том, что с ним случилось иное: про его матерную перепалку с Ароян Резник узнал не с чьих-то слов, а из записи по Интернету. И вполне справедливо возмутился: дескать, не имеет право публичный человек, да еще мужчина, вести себя подобным образом с женщиной. Даже если принять во внимание версию Киркорова, что журналистка намеренно его спровоцировала. Поэтому, повторюсь, на мой взгляд, Резник поступил не просто правильно, но и мужественно: не побоялся высказать другу все, что о нем думает.

Кстати, в Виннице, после радиоэфира с Киркоровым произошел еще один случай – более радостный для него. Вот как он сам об этом вспоминает:

«В удручающем состоянии я возвращаюсь в страну (из Болгарии. – Ф.Р.), где у меня первый концерт в Виннице; для меня Украина – тоже родина, как и все страны бывшего СССР… Не скажу, что жить не хотелось, но петь – точно. Меня встречают журналисты, артисты: Тая Повалий – украинская звезда, Андрей Данилко… Сперва я хотел проигнорировать журналистов. А Тая с Андреем мне говорят: «Ты что, Филя?! Чего тебе бояться?! Ты же прав! Ты защищал честь артистов. Тебя поддержали и Кобзон, и Розенбаум. Чего ты дрейфишь? Иди, общайся!» И я пошел. Им потом, особенно Тае, за это сильно досталось. Но после эфира там, на радио, когда обрушился вал звонков в мою поддержку, когда аншлаг на концерте в Виннице, который снимало местное ТВ, превратился просто в митинг, я понял, что нечего хандрить: я прав. Не в смысле прав, что не сдержался с этой провокаторшей Ароян. Я не имел права этого делать, чтобы не подставлять себя, не доставлять боль своим близким и моим друзьям, которые поддержали меня, оказываются теперь сами в двусмысленном положении, ибо мужчина, как справедливо пожурили меня и Кобзон, и Розенбаум, должен был все-таки сдержаться… Но поддержка людей в Виннице, зрителей на концерте вернула меня в нормальное психологическое русло, рассеяла депрессию и порадовала тем, что все-таки люди разбираются в ситуации и умеют различать не только черно-белые тона…»