Дневник 1984-96 годов - Сергей Есин

Когда я вошел, то сразу увидел, что публика разнокалиберная и ее излишне много, да и повели всех, к моей неожиданности, не в милый банкетный, а в конференц-зал. Презентация началась на тридцать минут позже. Боже, но какие были речи! С каким придыханием наши штатские и военные произносили слова "ваше высочество". С каким энтузиазмом льстили. Как упоительно говорили о дружбе. Хусейна называли не иначе, как "багдадский правитель". Наши новые богатые (богатые ли?) продавали своих бедных соотечественников и продавались. С каким упоением говорили о войне, в которой я не был на стороне американцев. Долго я эту трескотню выдержать не мог. У подвернувшегося поблизости охранника бесцеремонно спросил: "Жратва после пресс-конференции будет?". Охранник ответил: "Если и будет, то не для всех". Я представил себе, что мне придется проталкиваться через этих "не для всех", качать свои права, стыдобушка-то какая. Я тут же, бочком-бочком, и вышел прочь к домашнему супу и домашним же, из холодильника, рыбным котлетам. Обычное хамское отношение к широкой публике. Нагнали, а потом, желая сэкономить, ищут кто познатнее, кого нельзя не накормить, а кто и самим воздухом королевского высочества будет сыт.

В три пятнадцать состоялся ученый совет. Прошло довольно легко, Минералов стал завкафедрой, Корниенко — профессором. Это и неплохо, она работящая, неглупая. Вышла из печати — привезли сигнал — новая книжка Вишневской о Сумарокове. Сделали хорошо, я рад, как младенец.

30 сентября, понедельник. Был на вечере, посвященном Фаине Раневской, в Театре Моссовета. Самое удивительное — на той же сцене, где совсем недавно она играла и я ее видел, сейчас говорят о ней в прошедшем времени. Собственные воспоминания и мемориальные материалы — на сцене стоял огромный компьютерный экран и все время шли отрывки из фильмов — не совмещаются. Я уже давно не видел собрания, в котором были бы задействованы такие культурные силы. Перечисляю только участников: Мария Миронова ("Я с ней познакомилась до катастрофы, до революции 1917 года, в 1916 году"); Зацепина (она с ней снималась в двух фильмах и рассказывала эпизод, как в перерывах между съемками Плятт и Раневская говорили, употребляя "русские слова", о затрещине, которую Раневская ей дала, чтобы получились слезы); Юрский читал Пушкина, но уже без прежнего, задыхающегося усилия, как читал в юности; Райкин прочел стихотворение Давида Самойлова и стихотворение Пушкина, но в самом конце так улыбнулся, что стало ясно, что молодой Райкин тоже актерский гений; Ольга Остроумова читала Ахматову — читала хорошо, но во всем этом была художественная невнятица, я понимал только слова, а не смысл; как всегда, Елена Камбурова пела, скорее декламировала, очень неплохо, но, как и всегда, чужое торжество превращала в свое; Владимир Васильев танцевал вместе с кремлевскими солистами "Золушку" (во всем вечере была тайная идея уподобить Раневскую Золушке советской власти), а потом передал букет цветов Г. Улановой. Оказывается, и она была здесь, на этом вечере. Я рад, что, кажется, поднялся со своего места первый, а потом и зал, а может быть, как говорится, весь зал в едином порыве. Пропускаю Карцева. Но не могу не сказать о Хазанове. Он читал некоторые свои мифические миниатюрки. В них было столько пошлости и грубоватой физиологической нечистоплотности, что выступившему следом Евгению Колобову с его оркестром зал, просто в пику, устроил бурную овацию. Настоящее искусство предполагает свободу.

Продиктовал "примечания" к первой главе "Власти культуры". Прекрасная мысль откомментировать уже давно написанные и начинающие стариться статьи переводит все в жанр чистой истории культуры и политики. Мысль счастливая.

1 октября, вторник. Надо бы начать с жуткой новой склоки, которая началась у меня с заочным отделением, с Низовой и Вартановой, но начну тем не менее с обсуждения Максима Курочкина. Сегодня впервые пришел на обсуждение Юра Козлов. Он говорил о Монблане постмодернистской литературы, из которой публике известна лишь крохотная часть. Шарик рулетки не попал на обозначенное число. Но попадает у 95 %. Меня порадовало, что его речь была неконкретна, но наступательна. Он против того, что этим молодым засранцам интеллектуалам наиболее дорого: они могут лишь сосчитать, понять, но не могут со страстью прочувствовать. Письмо образованных импотентов. Пьеса Максима как формула, конечно, шедевр. Здесь придуманы такие ходы и вариации, что мне и не снились. Не хватает страсти. Обычная болезнь современных детей.

Что за дела: уже третий ректор борется с бабами, которые готовы сплетничать, покрывать преподавателей и студентов, снижать марку института, подменять требовательность слюнями, а бабы живут, а ректоры ложатся с инфарктами. Валя Сорокин, наш русский миляга-патриот, по своему обыкновению, уехал проводить очередное союзовское мероприятие. По этому поводу заочники, которых он "ведет", написали письмо.

5 октября, суббота. Решился поехать в обязательную поездку с Барбарой Кархофф в Ростов Великий. Я уже давно ничем себя не баловал, предпочитая отсиживаться на даче. Господи, какая осень, какой день, как таинственна и необъятна русская природа. Барбара взяла с собой какого-то мальчика-англичанина, вроде бы ее крестника. Крестник двадцати одного года, почти как разведчик говорящий по-русски, но вроде работающий в каком-то отделении английского банка или фирмы в Москве. Сергей Петрович взял еще нашего стажера норвежца с именем, похожим на Вермут. И у этого Вермута, и у Барбары, и у крестника Карла я увидел блеск в глазах по мере того, как перед нами разворачивались русские просторы.

Кремль оказался хорошо отреставрированным по сравнению с теми давними временами, когда я его последний раз видел. Это успели еще коммунисты. Невероятная русская цивилизация как бы поднимается в последнее время со дна. А может быть, раньше мы отказывались ее видеть и понимать? Мне это видится в малом и большом. Там обновленной оказалась церквушка, там ставят новую, там оказывается понятным что-то из русского характера. Как же проиграли большевики, решив разом покончить со всем религиозным, в том числе и хозяйственным укладом! Вокруг каждого монастыря были свои хозяйственные просторы, свои правила, а чаще всего — лучшие в округе — свои рабочие места. Изменилась ли жизнь к лучшему, когда церкви стали складами? В Ростове показывают казармы, в которых еще в допетровское время жили строители метрополичьего ансамбля. Хорошие, крепкие дома. К Олимпиаде 1980 года казармы решили разрушить, а на их месте воздвигнуть стоянку для экскурсионных автобусов. Разрушить с танками, взрывчаткой и неограниченными солдатскими ресурсами не смогли. Были дома, теперь уже несколько десятков лет стоят развалины. Кому мешали казармы?