Раз в год в Скиролавках - Збигнев Ненацки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Снова сумерки осыпали серым руки писателя Любиньского и страницы на его столе. Исчезла стоявшая перед его глазами картина: лицо Луизы в зеркале. Непомуцен Мария был счастлив, потому что увидел последнюю фразу своей разбойничьей повести. В тот вечер, когда он очутился в постели рядом со своей женой, он спросил пани Басеньку:
— Объясни мне, почему ты перестала спрашивать у меня, каким образом доктор унижает женщину, прежде чем в нее войдет? Ответила она не сразу.
— Не знаю, Непомуцен. Поверь, я и понятия не имею, почему это дело перестало меня интересовать. Может быть, я пришла к выводу, что доктор — это человек, неспособный любить, и поэтому у него есть потребность к извращениям. Говорят, что у него был роман с Юстыной, а когда она ему надоела, она пришла его убить. Я знала эту женщину, она была простая и даже примитивная. Это для меня доказательство, что он неспособен любить по-настоящему.
— Ты ошибаешься, Басенька, — тихонько рассмеялся Любиньски. — Я подозреваю, что он скрывает любовь, большую любовь к одной женщине. Он не покажет своих чувств, пока не сломает ее и не унизит. Сердце пани Басеньки забилось быстрее:
— А ты не догадываешься, что это за женщина?
— Понятия не имею, кого любит Неглович. Но так, как астроном по траекториям видимых на небе планет способен догадаться, что существует планета, которой увидеть нельзя, так и для меня все поведение доктора говорит, что он любит кого-то очень сильно.
— Ты говоришь, что он ее любит. Ну, а для чего он хочет ее унизить и сломать? Ведь этого не делают с любимой женщиной.
— Ты ничего не понимаешь, Басенька. Доктор уже раз в жизни любил женщину очень сильно. Так любил, что ум потерял, отказался от самого себя, от карьеры. Это была Анна, мать Йоахима. Мне говорили, что в те годы ему предсказывали блестящую карьеру врача, а он стал обычным сельским лекарем в маленькой деревушке Скиролавки. С тех пор он стал недоверчивым к любви, и за ту, которая погибла и уже никогда к нему не вернется, он стал мстить всем женщинам. Сначала он должен женщину унизить и сломать, укрепить в себе чувство безопасности и независимости, прежде чем он сблизится с кем-то на короткое или долгое время. Ответила ему на это пани Басенька:
— Поверь мне, Непомуцен, что женщине, которая любит, не так много нужно для счастья. Ведь если бы это было не так, разве я жила бы возле тебя так долго?
О том, как Клобук превратил золото в хлеб
Йоахим приехал в Скиролавки в середине декабря. Отец в письме объяснил ему, почему он не прилетел на его первый заграничный концерт. Правда, причины он привел малоубедительные, но Йоахим не хотел вдаваться в детали. Он не спрашивал ни о чем и давал понять, что он тоже не хотел бы никаких расспросов на тему — отчего, вместо того, чтобы приехать к самому Рождеству, он появился намного раньше. Только Гертруда по-своему, день за днем, заговаривая о том и о сем, догадалась, что Йоахим переживает безответную любовь. В прошлый свой приезд в отцовский дом он упоминал о девушке по имени Малгожата, а сейчас он весь взъерошивался, когда она напоминала ему это имя. «Достань мне Клобука, Гертруда, — сказал он ей однажды вечером в кухне. — Клобук приносит счастье». Макухова поддакнула, но добавила, что Клобук не приносит счастья в любви, и лучшее доказательство тому — его отец. Самая красивая женщина в округе, Брыгида, любит его так сильно, что хотела из-за него покончить жизнь самоубийством, а он два раза в неделю ездит в больницу к Юстыне; о Брыгиде он даже и не думает. «А ведь у нее ребенок от него», — пожаловалась она.
Эта история заинтересовала Йоахима. После его первой большой любовной неудачи его волновали такие дела, ему хотелось кому-то сочувствовать и самому получить немного сочувствия. И он, в отсутствие отца, поехал в Трумейки вместе с Гертрудой. Брыгида приняла их сердечно, угощала чаем, кофе, вином, домашним печеньем. Но при каждом упоминании о докторе в ее больших глазах тут же появлялись слезы. Йоахим тоже расклеился — рассказывал о Малгожате, о том, как почти год он встречался с ней, ходил на концерты, пока в конце концов она не сказала ему, что не понимает музыку и концерты ее мучают. Она изменила Йоахиму с парнем, страстным шахматистом. Йоахима утешало то, что и шахматиста она тоже тут же бросила, потому что на нее нагоняли тоску постоянные разговоры о шахматных дебютах. Она занялась таким, у которого не было никаких интересов, целые дни он просиживал в кафе и болтал о глупостях, вычитанных из газет. «Я знаю, что она глупая, но что мне делать, раз такие, которые обо всем так умно говорят, меня совсем не привлекают», — объяснял он Брыгиде. Макухова поддакивала: «Как его отец. Так же, как Янек. Тоже не любит умных женщин». Йоахим был возмущен: «А моя мать? Она не была глупой женщиной». Макухова и тут поддакивала: «Она любила музыку. Только музыку. Неизвестно, была она умная или глупая». Йоахим соглашался, что для того, чтобы заниматься музыкой, нужен не столько ум, сколько сердце. «Ты очень хороший парень, — утешала его Брыгида. — Столько девушек ходит по свету. Через неделю ты познакомишься с другой и тут же забудешь о Малгожате». Йоахим спросил ее: «А вы? Почему вы не можете забыть?» Брыгида всплакнула, а Йоахим сидел, повесив голову. Гертруда утешала его, как умела: «Каждая женщина, Йоахим, глупая. Прикидывается умной, чтобы понравиться мужчине, а потом сразу оказывается глупой. Вот, например, Брыгида. Образованная, умная, а ведь если бы она была такая уж умная, уже давно бы вышла замуж за твоего отца, а ты был бы ее пасынком. Поэтому ты, Йоахим, не обижайся на этих умниц, попросту не слушай, как они мудрят, делай с ними свое. Вот посмотришь, как они из-за тебя поглупеют». Брыгида сплетала и расплетала пальцы своих маленьких рук и вздыхала: «Да, да, мы ужасно глупые. Ох, какие глупые!»
Иоахим не смог раскусить это дело. Но ведь это была не единственная история в Скиролавках, которая выходила за рамки его понимания. Люди здесь жили иначе, чем в городе, у них были свои тайны, и всегда была известна только половина правды. До него дошли известия, что это его дед, хорунжий Неглович, встал из гроба и из своего пистолета застрелил преступника Антека Пасемко, потому что не смог стерпеть несправедливости. Потом кто-то шепнул ему, что это сделал его отец. А когда он выспрашивал об этом солтыса Вонтруха, то услышал, что Антек сам застрелился в лесу. И кому тут верить? Чьим рассказам доверять? Кто знал правду и существовала ли вообще возможность ее узнать? Даже отец, похоже, знал не обо всем и не обо всем хотел знать. И дал ему когда-то такой совет: «Не лезь в кусты терновника, потому что поцарапаешься. А дела людей еще более колючие и переплетены между собой еще больше, чем терновник». Зачем отец ездил к какой-то там простой деревенской женщине, Юстыне, с которой, кажется, едва был знаком? Отчего, как утверждала Гертруда, она приходила, чтобы убить его из обреза? При каких обстоятельствах на самом деле погиб ее муж, Дымитр? Что связывало отца с Брыгидой? Отчего он хотел дать ее ребенку свое имя, а она этим пренебрегла? Почему Макухова говорила одно, а сама Брыгида — другое? Почему Клобук приносил счастье, но в любовных делах помочь не мог? Зачем Брыгида пыталась отравиться, а отец сжег ее прощальное письмо?
В один из дней доктор, как обычно, рано утром уехал на работу в поликлинику. Иоахим проснулся поздно и в одиночестве завтракал за огромным столом в салоне. Тут до него долетел громкий лай собак во дворе, потом трубный голос в сенях.
— Доктор дома? — ему показалось, что он узнал голос Йонаша Вонтруха. — Нам нужен пан Неглович.
— Доктора нет. Но дома его сын, Иоахим, — сказала Гертруда. Наступила тишина. Потом три мужских голоса сказали почти хором:
— Доктора нет, но дома его сын, Иоахим.
В салон вошли Кондек, Вонтрух и Крыщак. Они были чем-то так взволнованы, что влезли, не отряхнув снег с сапог, не сняв шапок.
— Такое дело, Иоахим, — сказал Кондек. — Надо взять ружье и пойти к кузнецу Малявке. Он забаррикадировался в своем доме и грозит топором каждому, кто хочет к нему войти.
— Банку с золотом он нашел под крыльцом старой школы, — объяснял Эрвин Крыщак. — Схватил банку и спрятался в доме. А золото общее, раз оно под крыльцом старой школы лежало.
— Я пришел к нему лошадь подковать, — рассказывал Кондек. — Передние копыта, чтобы не скользила по льду. У Зыгфрыда Малявки в кузнице ондатры выкопали подземный ход с озера. Малявка провалился в эту яму, разозлился, пошел на другую сторону дороги, туда, где от старой школы осталось каменное крыльцо. Один камень он отвалил и нашел под ним банку с золотом. Схватил его и удрал в дом. Сейчас грозит смертью тому, кто к нему войдет. А золото наше. Общее.
— Золото надо отдать государству, — заявил солтыс Вонтрух. — Люди готовы золотого тельца себе сделать и поклоняться ему, как когда-то. Грех от этого может быть большой.