Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Наступило 23 июля, и среди вожаков обнаружился такой полный разброд, такая несогласованность в мнениях, что некоторые из них не только не обсуждали стратегических подробностей события, которое должно было совершиться через несколько часов, а просто потребовали, чтобы оно было отложено. Участники из Уиклоу не явились; другая партия пришла, но один из предателей, имевших в заговоре распорядительную роль, сказал им, что Эммет решил отложить дело, и они ушли. И именно предатели убеждали в то же время самым пылким образом Эммета в невозможности откладывать нападение. Несколько сот человек стояло за городом, ожидая условленной ракеты, и ничего не дождались. Трудно было распознать, где в этот роковой день кончалось предательство и где начиналась растерянность вожаков, которые, кроме Эммета, все потеряли голову. К вечеру отдельные кучки рядовых заговорщиков, чуть не весь день проводя в ожидании приказов в кофейнях и ресторанах, обращали на себя внимание прохожих, тем более что некоторые из них напились и говорили и пели многое, ясно намекавшее посторонним на готовящееся событие.

Слишком быстрый набор партизанов, причем была забота не о качестве, а о количестве набираемых, давал себя чувствовать. Наступил вечер, и Роберт Эммет увидел, что для начатия намеченных действий у него не 800 человек налицо, а ровно одна десятая — 80, на которых хоть как-нибудь можно положиться; вследствие хаоса противоречивых распоряжений, а отчасти также вследствие уловок сознательного предательства иногородние отряды не пришли, из дублинского же многие оказались слишком явно ненадежными. К 9 часам вечера Роберт Эммет уже видел, что дело погибает, ибо даже вожаки, главные помощники его, рассеялись по разным местам, кроме одного (Стэффорда). Тогда Роберт Эммет все-таки решает выйти на улицу и напасть на замок, вопреки очевиднейшей невозможности что-нибудь сделать, лишь бы умереть в бою, а не быть взятым голыми руками. Он вышел с несколькими десятками из конспиративной квартиры, и они пошли к замку, причем по пути к ним присоединялись отдельные группы из заговорщиков, бывших на улице. К довершению беды многие оказались совершенно пьяны, и их надо было умолять не слишком растягивать шествие, чтобы не погибнуть поодиночке. Улицы в этот вечерний час были почти пусты; полиция решила дать заговорщикам возможно более свободы действий, быть может чтобы с пущей непререкаемостью установить обвинение их в вооруженном восстании. На Томас-стрите толпа остановила карету некоего Лича, которого мигом вытащили и ударили пикой, но не убили окончательно, ибо их внимание было отвлечено другой катившейся навстречу каретой. Останавливаться и убивать проезжающих англичан было при данных условиях совершенной бессмыслицей, но часть толпы уже не слушала ни отчаянных убеждений, ни просьб, ни угроз. Недобитого Лича бросили на земле и окружили новую карету. Когда распахнули дверцы, из кареты высунулся человек, который крикнул: «Это я, Кильварден, главный судья королевской скамьи!» Тогда к карете бросился из толпы (некто Шаннон) и с криком: «Вас-то мне и нужно!» ударил лорда Кильвардена пикой в грудь. Затем раненого вытащили из кареты, и на него посыпался град ударов. В карете сидела в ожидании той же участи дочь лорда Кильвардена; но Роберту Эммету удалось вывести ее, пробраться с ней сквозь разъяренную толпу, окружавшую тело Кильвардена, и втолкнуть ее в двери ближайшего дома, где она уже очутилась в безопасности. Племянник лорда Кильвардена, Вольф, тоже сидевший в карете, был вытащен, брошен на землю и пронзен пиками. Дочь лорда Кильвардена из своего убежища бросилась бегом в замок вице-короля и, ворвавшись туда, с рыданиями рассказала о случившемся. Пока это происходило, Роберт Эммет подбежал от того дома, куда он отвел мисс Кильварден, к толпе, чтобы как-нибудь спасти еще дышавшего лорда. Но толпа, обезумевшая от ярости, внезапной и разожженной видом крови, уже ничего и никого не слушала. Вдруг впереди грянули выстрелы: войско напало на беспорядочно столпившуюся около разбитой кареты массу. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи: паника охватила инсургентов, и, оставляя убитых и раненых, они бросились бежать врассыпную. Лорда Кильвардена снесли на ближайший полицейский пост, где спустя несколько минут он и умер. Преследование продолжалось безостановочно, причем солдаты избивали до полусмерти арестуемых; только один раз наткнулись они на попытку сопротивления, окончившуюся убийством нескольких беглецов.

Роберт Эммет и некоторые его помощники успели было спастись. С помощью Анны Дьюлин, молодой женщины, знавшей о заговоре, Эммету удалось избегнуть опасности в первые сутки после происшествий 23 июля. Спустя еще день, меняя свое местопребывание, он укрылся в другом доме, а первый дом был указан майору Сирру тотчас же одним из многочисленных предателей, до конца не разгаданных Эмметом. Нагрянула полиция, перерыла все, но Эммета не нашла. Захватили Анну Дьюлин и в тюрьме стали пытать: кололи штыками так, что кровь бежала по всему телу, давили шею веревкой и наконец объявили, что повесят немедленно, если она не скажет, где укрылся человек, которого ищут. Она ответила: «Вы можете меня убить, негодяи, но ни одного слова о нем вы от меня не добудете». Тогда ее вздернули, но так, что она чуть-чуть касалась пальцами ног земли: это было так называемое полуповешение (halfhanging) — пытка, часто пускавшаяся в ход во время и после восстания 1798 г. Подержав арестантку несколько мгновений в таком положении, ее бросили на пол в бесчувственном состоянии. После нескольких новых расспросов, столь же безрезультатных, ее заключили в одиночную камеру.

Тюрьмы переполнились арестованными. Хватали целыми сотнями по малейшему подозрению, назначили денежные награды за поимку скрывшихся участников заговора, спешно стягивали войска к Дублину, хотя это было совершенно бесполезно: город все время оставался безучастен и нем, как 23 июля, так, разумеется, и после.

Роберт Эммет, скрываясь в первые дни в Дублине, бежал из города в горы, где находился отряд инсургентов из Уиклоу, не пришедший вовремя и не принимавший участия в деле 23 июля. Здесь его снабдили средствами для дальнейшего бегства, но вдруг он предпринял поразившее всех решение: ему захотелось вернуться в Дублин, чтобы увидеть в последний раз Сарру Курран, дочь известного ирландского юриста Джона Куррана, которую он давно уже любил. Террор в Дублине был в разгаре, и эти июльские и августовские дни 1803 г. живо напоминали усмирение 1798–1799 гг., хотя тут английские власти имели дело не с восстанием народа, а с одинокой, в одни час потушенной попыткой внезапного государственного переворота. Спустя 6 дней после происшествий 23 июля английский парламент провел в обеих палатах в трех чтениях (в один и тот же день) два билля: один — о приостановке действия habeas corpus в Ирландии, другой — о предоставлении вице-королю права применять закон военного времени к тем лицам, какие обличаются в государственной измене. Аресты шли непрерывно, всюду были вывешены объявления от администрации с перечислением лиц, за поимку которых была назначена награда. В тюрьмах истязания арестантов стали ежедневным явлением. Всюду были расставлены патрули, окликавшие прохожих и хватавшие подозрительных. 25 августа полиция наконец явилась в дом г-жи Пальмерс, где скрывался Эммет, и арестовала его.