КОСМИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ - Артур Кларк

И мы полностью ошибались вот в чем: мы считали, что они уходят в воду спать. Все наоборот — они возвращаются туда питаться, а спят, когда выбираются на поверхность! Мы должны были догадаться по конструкции их тел — такое количество ветвей! — что они питаются планктоном…

Я спросил Дэйва:

— А как насчет ледяных иглу, которые они строят? Разве это не свидетельствует о развитии технической мысли?

Он ответил:

— Вряд ли. Дома — лишь модификация того, что они строят на морском дне для защиты от хищников. В частности, от какого-то существа, похожего на ковер-самолет размером с футбольное поле.

В одной области, однако, они проявили инициативу, даже творческий подход. Их очень привлекают металлы — предположительно, потому что металлов в чистом виде в океане нет. Именно поэтому был разобран «Цянь». Та же участь постигла запускаемые на их территорию зонды.

Что они делают из добытой меди, бериллия и титана? Боюсь, ничего полезного. Они собирают металлы в одном месте в фантастическую кучу и постоянно перекладывают по-новому. Возможно, у них развивается эстетическое чувство? В Музее современного искусства я видел произведения пострашней… Но у меня возникла другая теория — вы когда-нибудь слышали о культе карго? В двадцатом веке сохранившиеся первобытные племена делали модели самолетов из бамбука в надежде привлечь огромных серебристых птиц, иногда приносивших им чудесные подарки. Может быть, у европеанцев возникла аналогичная идея?

А теперь к вопросу, который вы постоянно задаете… Что такое Дэйв? Как он и ЭАЛ превратились в то, чем являются сейчас?

Коротко можно ответить следующим образом: оба они стали эмуляцией — или симуляцией — в огромной памяти монолита. Большую часть времени они не активны. Когда я спросил об этом Дэйва, он ответил, что «бодрствовал» — он действительно так сказал — в общей сложности пятьдесят лет с момента… скажем, перерождения.

Когда я спросил, не обидно ли ему, что его жизнь изменилась подобным образом, он ответил:

— На что мне обижаться? Я идеально выполняю свои функции.

Да, эти слова мог бы произнести ЭАЛ! Но я уверен, что их произнес Дэйв — если они хоть в чем-то отделяются друг от друга.

Помните аналогию со швейцарским армейским ножом? ЭАЛ-человек — один из великого множества компонентов космического ножа.

Но он не является пассивным инструментом. В состоянии бодрствования он обладает определенной автономностью и независимостью — видимо, в пределах, установленных системой управления монолита. На протяжении веков ЭАЛ использовался в качестве разумного зонда для исследований Юпитера (как вы уже видели), а также Ганимеда и Земли. Это объясняет таинственные события во Флориде, о которых сообщали бывшая возлюбленная Дэйва и медсестра, ухаживавшая за его матерью незадолго до смерти последней; а также происшествия в Анубис-Сити.

А вот разгадка еще одной тайны. Я спросил Дэйва прямо:

— Почему мне разрешили посадку на Европу, хотя других отталкивали на протяжении многих веков? Я ожидал, что и со мной так поступят.

Ответ был до смешного прост. Монолит использовал Дэйва, то есть ЭАЛ-человека, чтобы время от времени наблюдать за нами. Дэйв все знал о моем спасении, даже видел интервью, которые я давал на Земле и Ганимеде. Должен признаться, я немного обижен на него за то, что он не попытался установить контакт! Но, по крайней мере, он расстелил приветственный коврик, когда я появился сам…

Дим, у меня осталось сорок восемь часов, прежде чем «Фалкон» улетит, со мной или без меня! Не думаю, что они мне понадобятся, — мы установили контакт с ЭАЛ-человеком и легко сможем поддерживать связь с Анубиса… если он захочет.

Жажду поскорее вернуться в «Граннимед». «Фалкон» — превосходный космический корабль, но санитарно-техническое оборудование нуждается в усовершенствовании — здесь уже попахивает, и мне очень хочется принять душ.

С нетерпением жду встречи с тобой, а еще — с Тедом Ханом. Нам многое нужно обсудить до моего возвращения на Землю.

_V

ЗАВЕРШЕНИЕ

Трудом не искупить

Греха тяжелый груз.

Так дождь на море — он льет и льет,

А оно солоно на вкус[13].

32

ПРАЗДНАЯ ЖИЗНЬ

В целом три десятилетия прошли интересно и без особых событий — с теми радостями и печалями, которые судьба и время приготовили всему человечеству. Самая большая из радостей случилась совершенно неожиданно. До полета на Ганимед Пул отбрасывал саму мысль об этом как абсурдную.

Утверждение, что разлука заставляет сердце любить сильнее, оказалось недалеко от истины. Когда Пул снова встретился с Индрой, оба поняли: несмотря на вечные насмешки и редкие споры, они гораздо ближе друг к другу, чем им представлялось. Дальше события развивались своим чередом, и на свет появились, к всеобщему счастью, Дон Уоллес и Мартин Пул.

Столь зрелым людям обзаводиться детьми было поздновато, даже если забыть о тысячелетней разнице в возрасте. Профессор Андерсон предупредил их, что затея может не увенчаться успехом, если не хуже…

— Вам повезло значительно больше, чем вы можете себе представить, — сказал он Пулу. — Лучевые повреждения оказались минимальными, и мы смогли восстановить все необходимое по вашей сохранившейся ДНК. Но я не могу гарантировать генетическое благополучие без ряда дополнительных проверок. Так что наслаждайтесь совместной жизнью, но не заводите детей без моего одобрения.

Проверки были довольно утомительными и показали, как и опасался Андерсон, необходимость проведения восстановительных операций. Профессор считал, что эмбрион не способен выжить, даже если не погибнет в течение нескольких недель после зачатия. Но он заблуждался — Мартин и Дон родились абсолютно нормальными, к тому же красивыми и умными. Правда, мальчиков едва не избаловали обожавшие их родители. Фрэнк и Индра оставались добрыми друзьями, хотя после пятнадцати лет совместной жизни выбрали независимость. Благодаря коэффициенту своих социальных достижений они получили бы разрешение и даже поощрение на рождение еще одного ребенка; но они решили не искушать и без того поразительно благосклонную к ним судьбу.

Одна трагедия омрачила жизнь Пула в тот период; вернее, она потрясла все сообщество Солнечной системы. Капитан Чандлер и его экипаж погибли в результате внезапного взрыва ядра кометы, которую они обследовали. «Голиаф» был разрушен полностью, удалось собрать лишь мелкие обломки. Подобные взрывы происходили по причине нестабильности живущих при крайне низких температурах молекул и представляли собой опасность, хорошо известную собирателям комет. Сам Чандлер был свидетелем нескольких таких происшествий. Никто никогда не узнает, из-за каких обстоятельств опытный астронавт позволил застать себя врасплох.

Пул очень скучал по Чандлеру, сыгравшему уникальную роль в судьбе Фрэнка. Никто не мог заменить его — за исключением, пожалуй, Дэйва Боумена, с которым Пул разделил еще одно важнейшее событие своей жизни. Чандлер и Пул планировали снова отправиться вместе в космос — возможно, к облаку Орта с его нераскрытыми тайнами и бесценными запасами льда. Однако всякий раз осуществлению планов мешало несовпадение расписаний, и заветные мечты не сбылись.

Но Пулу удалось, несмотря на запреты врачей, осуществить другую мечту. Он спустился на Землю, и одного посещения оказалось достаточно.

Транспортное средство, на котором он отправился в путешествие, очень походило на прежние инвалидные кресла для людей с парализованными ногами. Коляска была с приводом и надувными шинами, позволявшими ей катиться по относительно ровным поверхностям. А еще она могла летать на высоте примерно двадцати сантиметров — на воздушной подушке, создаваемой с помощью нескольких маленьких и очень мощных вентиляторов. Пул удивился, что такая отсталая техника еще применялась, но инерционные приводы были слишком громоздкими для небольших устройств.

Удобно устроившись в кресле, Пул почти не ощущал, как возрастает его вес по мере спуска в самое сердце Африки, хотя чувствовал, как затрудняется дыхание. Впрочем, на тренировках перед полетом он испытывал трудности и посерьезнее.

Но он оказался не готов к раскаленному, как в доменной печи, воздуху, охватившему его сразу после выезда из гигантского, пронзающего небеса цилиндра — основания Африканской башни. И это утром, а что будет в полдень?

Он едва успел привыкнуть к жаре, как подверглось нападению его обоняние. Бесчисленное множество запахов, незнакомых и довольно приятных, требовало его внимания. Он на пару минут закрыл глаза, чтобы справиться с этим разнообразием.