Ночная смена - Dok

Суть была проста — остров затянули наспех колючей проволокой по периметру, накидали противопехотных мин и оставили подход только с одной стороны. В казематах форта — ограбленных подчистую в ходе демократизации — разместили отловленных нарков и бомжей и обеспечили им минимальный комфорт — как я понял туда свезли всякое шматье из секонд- хендов, вроде даже какую-то мебель, печки и — самое главное — бесплатное и доступное бухло и наркоту в достаточном объеме. Осталось добавить для полноты картины и жратву — в основном консервы с истекшим сроком годности — чтобы понять — особого рвения к покиданию своего рая коммунары не испытывали.

— Это же такие же люди, как мы! — возмущалась пигалица. — Как можно так лишать их права выбора! Свободы передвижения! И ведь что самое страшное — сами эти зэки — или как их называют коммунары — себя же и охраняют! Совки долбанные!

— Это невозможно — не выдерживаю я — наркоманы не способны к каким — либо созидательным действиям.

— Вы считаете, что вертухайство — созидательно?! — подпрыгивает журналисточка.

— Разумеется — от передоза на халяву обязательно нарки будут резать дуба, а мертвяки нынче опасны для окружающих. Так что кто-то должен за этим присматривать.

— Ну да из бомжей там сформировалась полиция… Им даже пару ружей выдали. Это гнусно!

— Чего гнусного — то?

— Все это гнусно! Им не предъявили никаких обвинений! Их не судил суд! Их не имеет права никто лишать свободы! А ведь если кто-то из них сбежит — то его расстреляют на месте!

— Э, а как узнают, что он беглый?

— У них татуировки — прямо на лбу! Представляете? Тут есть тату-салон, так мастер уцелел — ну и перед отправкой — их туда водят. И у них остается поперек лба "Ай эм фри!"

— А что, очень даже разумно — неожиданно вставляет Саша.

Девушка смотрит на него уничижительным горящим взором.

— А бегут они оттуда?

— Нет… Наоборот, туда желающие ехать есть… Не понимаю… Добровольно…

Взгляд у пигалицы теряет накал, тухнет… Прямо как у Терминатора под прессом.

Интересно — она действительно такая идеалистка, или просто дура, понабравшаяся либеральных бредней. Я всякий раз теряюсь, когда приходится общаться с такими людьми. Особенно теряюсь, когда они оказываются совершенно искренними в своих убеждениях. У меня после общения с наркоманами сложилось четкое ощущение — как в старых фантастических романах, где в человеческое тело вселяется какая-то чужепланетная гадость — что передо мной уже не люди. То есть выглядят они как люди, но ничего человеческого уже в них не осталось. Чего греха таить — до знакомства вплотную не верил рассказам о "золотом уколе" который предоставляли любимому чаду отчаявшиеся родители. А сейчас — верю.

Нет такого преступления, на которое ради дозы не согласится нарк. Чем-то они сродни зомби на улицах — точно так же нет у них родственных чувств, дружеских привязанностей — только Доза. Немудрено, что они в "райскую мечту" сбегутся сами, как узнают о халявности мероприятия. Лишь бы дури хватило.

— А откуда дурь взяли?

— Эти — люди в черном — наркополицейские откуда-то добыли.

— Гм… И не продавать взялись, а отдали так?

— За продажу наркоты — расстрел. Мир сошел с ума! Ведь только — только приблизились к цивилизованному обществу, смертную казнь отменили — и все прахом, опять в средневековье!

В бронетранспортере я еду впервые. Очень странное ощущение — как в детстве, когда меня посадили на циркового коня и прокатили на нем немного. Словно сидишь на диване, а диван плавно и мерно, чуть-чуть убаюкивающе покачиваясь, побежал куда-то.

На первый взгляд в салоне до черта всякого лишнего. Разумеется, я понимаю, что все, что размещено на крашеных белой эмалью стенках — жизненно необходимо, вот только мне все эти ящички, приборы и протчее в виде шлангов, проводов и проводочков — непонятны. За рулем — Вовка, на командирском сидении — Саша, а за ними в жестком стульчике, висящем на кронштейне из башенки — Серега. Я вообще-то считал, что стрелок находится в башенке сам, а оказывается в башне хватает места только для пулеметов, а сам стрелок сидит ниже своих дудок, практически под ними…

Вместо меня снимает придорожные мотивы теперь профессиональный оператор, не упустивший возможности кольнуть — "для непрофессионала снято сносно… " мои записи. Мне вроде как делать нечего, разве что приглядывать за пигалицей, тем более она сама признала во мне "единственного интеллигентного человека". Расчет на то, что можно будет разместиться комфортно не оправдался — и у журналюг багажа оказалось что-то многовато, да и Николаич набил к нам кучу яшиков, ящичков и тюков. Точно так же набит бычок, да и в головном УАЗе навалено много всего — разного.

Восьмилапый "Найденыш" на удивление мягок на ходу. В отличие от нас, сидящих на диванах для десанта, те, кому видна дорога явно не собираются дремать. Серега то и дело вращает рукоятки наводки и катает себя как на карусели вправо — влево. Вовка что-то бухтит себе под нос, только это не расслышать. Подозреваю, что он развивает тему о перестановке в БТР комфортных кресел с какого- нибудь "Мерседеса".

— Слушайте! — раздается с другого диванчика страдальческий голос бесцветной звезды журналистики — Ну невозможно же это нюхать! Я хочу пересесть в бобик, в грузовик — тут же ехать невозможно!

— Почему? — (все-таки женщины прирожденные лицемерки. Надя, нюхнув смрад в салоне БТР пообещала Вовке, что за такое он заслужил клизму скипидара с вьетнамским бальзамом, а тут — у нее получилось очень искреннее удивление.)

— Вы что, сами ничего не чувствуете? — возмущается звезда.

— Земляникой пахнет. — уверенно отвечает Надя.

— Скорее елками — со своей сидушки отзывается Серега.

— Слабый аромат дыни! — заявляю я.

Неудивительно, но журналамеры Джерома конечно не читали.

— Вообще-то тут действительно пахнет плохо — заявляет пигалица — но я считала, что так пахнет везде в армии. Портянки, да?

Нет, это не портянки. Даже после мытья в салоне БТР густо воняло смертью — протухшей кровью, разорванными внутренностями, рвотой, мертвечиной — и в придачу густо пахло "жившей" тут морфиней…

Вовка на эту тему совершенно не рефлексировал.

— Чем еще должно вонять в морге с сортиром? БТР так и пахнет, что удивительного-то. Потерпите, не графья, не в театре…

— Но тут же и другие люди поедут.

— Это кто? Доктор? Серега? Опер? Так они и не такое нюхали.

— Надя, чучело ты! И журналисты еще…

Вовка всегда выбирал самые простые решения.

В этот раз он себе не изменил.