Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич

Московские студенты той осенью пытались поддержать столичных товарищей – в итоге будущий МГУ им. Ломоносова тоже не работал ряд недель, а студенческие демонстрации закончились «Дрезденской битвой»… У гостиницы «Дрезден» на Тверской улице 12 октября 1861 г. произошло массовое побоище студентов с полицией, которую поддержали «охотнорядцы» – работники и приказчики торговых рядов Охотного ряда. Студенчество, даже самое демократичное и революционное, в ту эпоху всё же оставалось страшно далеко от народа – и полиция применила хитрое психологическое оружие, объясняя простым москвичам, что студенты (напомним, в большинстве дворяне) бунтуют против… отмены крепостного права! В итоге студентов жестоко побили без всякого сочувствия со стороны общества. «Благодушная Москва к волнениям молодежи отнеслась далеко не так сердечно, как суровый Петербург…» – вспоминал удивленный очевидец.

«Улица Подбельского»

Монархия попыталась решить кризис взаимоотношений со студенчеством при помощи нового «университетского устава» – с 1863 г. для высших школ повысили финансирование и ввели широкую автономию с самоуправлением. Правда, то было не студенческое, а исключительно профессорское самоуправление. Внешне бунты студенчества пошли на спад, но именно учащиеся высшей школы с тех пор стали главным источником кадров для политического подполья – достаточно напомнить, что первая попытка революционного теракта против самодержца была осуществлена в 1866 г. Дмитрием Каракозовым, студентом последовательно Казанского и Московского университетов.

Каракозов стрелял неудачно, лишь через 15 лет другой студент, слушатель Петербургского технологического института (ныне СПбГТИ, знаменитая «Техноложка») Игнатий Гриневецкий убил Александра II вполне технологичной для той эпохи бомбой… Куда менее известно, что буквально за несколько дней до цареубийства в Петербургском университете студенты надавали пощёчин министру просвещения Андрею Сабурову – кстати, сыну помилованного декабриста и предтече феминизма, будущему основателю «Российского общества защиты женщин». Не то чтобы студенты особо ненавидели конкретно Сабурова, они всего лишь с пафосом протестовали против всего плохого за всё хорошее. Как гласила разбросанная тогда по университету листовка: «Правительство свыклось за последнее время с мыслью, что студенчество неспособно больше ни к политической жизни, ни к гражданскому мужеству. Но среда студенчества не обезличена, в ней таится скрытая сила…»

Не удивительно, что новый царь создал комиссию по пересмотру университетских уставов – и та начала свою работу с предложений восстановить при каждой высшей школе карцеры, тюремные камеры для нарушителей учебной дисциплины. За пощёчину же министру был арестован студент Петербургского университета, сын сельского священника Папий Подбельский – его сошлют в Якутию, на тот момент самую суровую ссылку империи. И через 7 лет ссыльный студент погибнет в драке с конвоирами, но у него останется сын – будущий нарком в правительстве Ленина, многие москвичи его ещё помнят по ныне переименованной станции метро «Улица Подбельского».

Век с лишним назад для монархии одним из погребальных звонков стал тот факт, что слишком многие студенты России пошли, выражаясь языком метафор, по «улице Подбельского»… Консерваторы же тогда прямо писали на страницах газет, что университетское самоуправление продемонстрировало «неудачный опыт конституционного режима в самодержавном государстве».

Новый Университетский устав 1884 г. ликвидировал какое-либо самоуправление в высшей школе, полностью подчинив её бюрократической вертикали, но не принёс успокоения. Следующие два десятилетия стали непрерывной войной власти с то затухающими, то вспыхивающими вновь студенческими протестами разного рода. И знаменитый химик Дмитрий Менделеев на лекциях в Петербургском университете почти открыто пророчествовал социальный взрыв: «Наука свободна. Её не подчинить никаким циркулярам. Как вода в паровом котле может от накаливания превратится вся в пар и разорвать его на куски, так и научный труд ищет простора для своего проявления и не терпит противодействия…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Повергнуть к священным стопам…»

Нет смысла перечислять все студенческие бунты или разоблачённые подпольные организации в университетах на исходе XIX в. Достаточно напомнить несколько моментов, слишком ярко отразившихся в нашей истории.

Студент физико-математического факультета Петербургского университета Александр Ульянов (все помним, чей старший брат?) не только готовил покушение на царя, но и был лидером ряда легальных студенческих объединений – председателем научно-литературного общества при своём университете и лидером «Союза землячеств», неформальных студенческих объединений имперской столицы. Показательно, что после ареста неудавшихся террористов руководство университета поспешили отправить царю покаянное послание: «Три злоумышленника, недавно сделавшиеся к великому несчастью С.-Петербургского университета его студентами, своим участием в адском замысле и преступном сообществе нанесли университету невыносимый позор. Тяжко, скорбно, безвыходно! И в эти горестные дни С.-Петербургский университет в целом его составе, все его профессора и студенты, ищут для себя единственного утешения в дозволении повергнуть к священным стопам Вашего Величества чувства верноподданнической преданности и горячей любви…»

Раболепный стиль покаяния вызвал неприятие даже у тех, кто не сочувствовал революционерам. Царь же ответил руководству столичного университета показательно сухо, на грани официальных приличий. Четырёх студентов приговорили к смерти и повесили, на суде все четверо вели себя мужественно и вызывающе. Процесс и казнь в итоге стали настоящей агитацией против самодержавия.

Едва ли способствовал укреплению авторитета власти и неуклюжий «циркуляр» Министерства народного просвещения, требовавший брать от всех студентов подписку, что они обязуются не принадлежать ни к какому «тайному обществу» и не участвовать без разрешения начальства в каких-либо «сборах» и демонстрациях.

В самом Петербургском университете дошло до откровенного маразма – студенческую читальню, где любили собираться неудавшиеся террористы Александра Ульянова, быстро перестроили в туалет. Естественно, такое действо тут же стало посмешищем в глазах студентов, соревновавшихся в сочинении едких эпиграмм, рифмующих «читальня» и «сральня» в адрес начальства и власти вообще. Не удивительно, что только за один 1887 г., год казни студентов в Шлиссельбурге, из главного столичного университета властям пришлось исключить по политическим мотивам более 16 % учащихся. Нет нужды говорить, что исключенные по «подозрению в неблагонадёжности» представители элиты (а люди, способные учится в высшей школе, вне сомнений элита для ещё неграмотной страны) на всю жизнь превращались во врагов существующего строя.

Исключённые из вузов могильщики монархии

Далеко не все студенты царской России увлекались радикальной политикой, как и политикой вообще. Однако общие настроения неприятия абсолютной монархии, переплетаясь с типично молодёжным бунтарством, определяли дух высшей школы. Исход XIX в. закончился первой «всеобщей стачкой» российского студенчества. Начавшись в феврале 1899 г. с мелкого конфликта в Петербургском университете, волнения в итоге охватили вузы по всей стране, от Варшавы до Томска.

Достаточно перечислить лишь некоторых студентов, исключенных по итогам тех событий: Борис Савинков (будущий террорист № 1), Николай Брюханов (будущий нарком финансов СССР), Николай Бурденко (будущий главный хирург нашей армии в годы Великой Отечественной войны), Поликарп Мдивани (будущий первый руководитель советской Грузии и Закавказья), Пинхас Рутенберг (будущий убийца Гапона), Антанас Сметона (будущий диктатор самостийной Литвы), Максимилиан Волошин (в скором будущем крупнейший поэт «Серебряного века»).

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Этот список, далеко не полный, говорит сам за себя. Как заметил маститый американский историк и «советолог» Ричард Пайпс: «Если всё же попытаться установить события, не просто предвосхитившие 1917 год, но и прямо приведшие к нему, то наш выбор должен пасть на студенческие волнения, прокатившиеся по российским университетам в феврале 1899 года…»