Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Было у меня и ещё одно — неожиданно возникшее! — занятие. Разбирая вещи, я обнаружил в вещмешке блокнот того немца из гитлерюгенда, Лотара Брюннера, который отдал мне на склонах Олимпа Тезис. Я с тех пор и не брался за него. А сейчас — взялся, больше от нечего делать, если честно. Сперва просто рассматривал иллюстрации, вспоминая Олега Крыгина и его рисунки. Потом начал разбирать нечитаемый почерк своего немецкого ровесника из 40-х годов. И выяснилось, что почерк всё-таки разобрать можно, если некуда спешить. А главное — что я неплохо понимаю написанное.

Станешь тут полиглотом…

Ну так вот. Это и занимало — и довольно приятно занимало — немалую часть моего свободного времени. Я лежал или на берегу, или около шалаша, разбирая строчку за строчкой, а по временам откладывая блокнот, чтобы подумать над прочитанным. Мало того, что прочитанное резко меняло моё отношение к «фашистам».

Вдобавок, читать было просто интересно. Я даже временами начинал жалеть, что сам не веду дневника.

Хоть его после себя оставить бы…

ГОВОРИТ ЛОТАР БРЮННЕР

Я не могу ничего объяснить для себя из происходящего. Мы каждый вечер спорим до хрипоты в в самом прямом смысле слова. В самом деле — как объяснить то, что двадцать пять парней из гитлерюгенда попали… куда? Не знаю.

Мама, наверное, уже сходит с ума. Я не заговариваю об этом, виду не подаю. Остальные тоже. Интересно, а думают ли они об этом?

Когда отец подарил мне этот блокнот, я решил, что буду записывать сюда самые важные мысли. Но что делать, если все мысли — важные?! И о том, что есть завтра. И об оружии, которое мы нашли.

Все — важные.

Меня всегда считали умным парнем, но их — мыслей — слишком много для пятнадцатилетнего немецкого мальчишки.

Хайнц с пеной на губах доказывает, что всё это — полигон войск СС, и нас проверяют для выполнения какого-то важного задания. Как в книжках… Но с другой стороны — всё может быть. В пользу этого говорит то, что часть парней — сироты (сам Хайнц, кстати), а мы, остальные — лучшие спортсмены в своих отрядах. Большинство, кстати, за эту версию.

Юнгвальд никого ни в чём не убеждает. Ему достаточно того, что он сам убеждён: это Вальгалла. Боги, а не СС, нас испытывают для Рагнарёка.

Конечно. Сейчас… Но кое-кто и в это верит. Да и то сказать — поверишь тут, когда ниоткуда не видно ничего кроме леса и гор, покрытых тем же лесом. Но это — наша Бавария, сомнений нет, я даже местность узнаю.

Кое-кто ещё считает, что мы коллективно рехнулись. Не знаю. В том, что это полигон, я тоже не уверен, потому что сегодня утром во время разведки дошёл до Изера. В том, что это Изер, я убеждён… Так вот. Вода. Она не просто прозрачная. Она прозрачная, как стекло. А рыбы там столько, что можно ловить руками, что я и сделал.

Такой воды не может быть в Изере в начале 40-х годов XX века. Даже в заповеднике.

Боюсь, что это не полигон и не Вальгалла. Даже не сумасшествие… Очень боюсь, что это — остров Рэмполь[8].

Я выбрал себе хороший палаш (кинжалы у нас всех свои) и топор-бартэ. Допишу на сегодня и начну их затачивать как следует.

Мне кажется, скоро нам это пригодится.

Весь день мимо острова шли киты — куда-то на север, фыркая и сопя, как взбесившиеся паровозы. Я их, как и дельфинов, никогда не любил, а вот Танюшка как уселась на пляже, так и окаменела. Я по её спине понял, что сдвинуть её отсюда можно только танком-буксировщиком и пошёл одеваться, решив сходить на озеро и, возможно, заночевать там. Небольшая подробность в том, что «дома» мы вообще ничего не надевали и не поддразнивая друг друга или сберегая одежду, а… просто так. Поэтому сейчас одеться было необходимо. Танюшка даже не обернулась, и я, посмеиваясь, кончиком даги начертил на песке — на полпути к шалашу — человеческую фигурку, стрелку и озеро. Поймёт…

…Озеро было пресноводным, естественно. И в нём водилась уйма рыбы, которую мне иногда везло добыть импровизированным гарпуном из одного своего метательного ножа. Самой значительной моей добычей на сегодня была полутораметровая щука, которую я прибил на отмели три месяца назад.

Но сейчас я пришёл сюда не рыбу ловить, хотя в озере стояли пара вершей и самодельная сетка. Точнее, я пришёл низачем.

Отсюда было видно весь остров. Киты по-прежнему шли косяками; Танюшка (в виде точки) замерла на пляже… Я крутнулся в сторону. Пляж. Океан. Пляж. Океан. Пляж. Океан.

Я чертыхнулся, сам не понимая, зачем и. поспешно раздевшись, прыгнул в воду с берега. Плавать я так и не полюбил, но сейчас мне хотелось разрядить себя, как разряжают батарею. Так, чтобы умотаться.

Я перемахнул озеро до противоположного конца и, кувыркнувшись, нырнул. Гранитный откос плоско уходил вниз, сменяясь илистым дном, поросшим густыми водорослями, колыхавшимися в такт каким-то подводным течениям. Стайки мелких рыб и отдельные экземпляры покрупнее шарахнулись в стороны от моих рук… Я зацепил пальцами горсти ила со дна, перевернулся на спину и толчком ног ушёл вверх по косой линии. Выбросился из воды по пояс, переломился, встряхивая головой, набрал воздуха в лёгкие и снова ушёл под воду.

В глубине я легко терял направление, и сам толком не понял, как оказался у «нашего» затончика, перегороженного сеткой.

И завис в воде, подгребая руками и разведя согнутые в коленях ноги…

…Щука была огромна. В воде предметы кажутся больше, да. Но такие поправки я делать умел ещё там. И в щуке было не меньше трёх метров.

Она «стояла» за сетью на месте так же, как я, только двигала хвостом. Влево-вправо. За сетью было немало рыбы — самой разной, в том числе — пять или шесть «блямб» — карасей с полотно БСЛ (большой совковой лопаты). Щука не обращала на них внимания. Я видел сбоку её тело, похожее на клинок огромной финки-илве. Видел отливающие белёсым плавники, белое с зелёными пятнами брюхо, крупную чешую, зелень водорослей на хребте…

Щука была самой сильной в озере. Она царствовала здесь, она умела убивать любую добычу и давно уничтожила всех соперников. Там, за сетью, была добыча, за которой не требовалось гоняться. Чистая вода. Водоросли. Свет. Ничуть не хуже, чем в остальном озере. Даже спокойнее — ведь она не могла знать, что такое сеть…

И всё-таки в том, как она стояла на месте, глядя за сеть, было что-то окончательно-обречённое. Там, в сытом закуте, было всё. Кроме того, к чему она привыкла. Что составляло смысл её существования.

Щука понимала это. Что такое сеть — не понимала. А в чём свобода — понимала.

Чистая вода. Водоросли. Свет. Покорная добыча.

Или бой, для которого она родилась. Для которого её создала природа.