Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Святой Узирис, вы ума лишились? — Слудиг вскочил, ошарашив всех слушателей. Глаза его расширились от ужаса, он широко чертил перед собой знак древа, как будто защищался от нападающего зверя. — Вы ума лишились! — повторил он, глядя на онемевшего Гримрика.

Эркинландер посмотрел на своих товарищей и беспомощно пожал плечами.

— Что с этим риммером, тролль? — спросил он.

Бинабик, прищурившись, взглянул на все еще стоящего Слудига.

— В чем была неправильность, Слудиг? Мы никто совсем не понимаем.

Северянин оглядел недоумевающие лица.

— Вы потеряли разум? — спросил он. — Вы что, не понимаете, о ком поете?

— Старый Одноглаз? — спросил Гримрик, удивленно подняв брови. — Да просто глупая песня, северянин. Научился от папаши.

— Тот, о ком вы поете, эту Удун Один Глаз — Удун Риммер, старый черный бог моего народа. В Риммергарде все поклонялись ему, погрязнув в языческом невежестве. И не надо призывать Удуна, Небесного Отца, когда идете по этой стране — а не то он придет вам на горе.

— Удун Риммер… — задумчиво пробормотал Бинабик.

— Но если вы в него больше не верите, — спросил Саймон, — то почему тогда вы боитесь говорить о нем?

Губы Слудига все еще были тревожно сжаты.

— Я не говорил, что не верю в него… да простит меня Эйдон… Я сказал, что мы, риммеры, больше не поклоняемся ему. — Он опустился на землю. — Вы, конечно, считаете меня дураком. Пусть так. Лучше это, чем призывать на себя гнев ревнивых старых богов. Мы сейчас в его стране.

— Так ведь это просто песня, — защищаясь, сказал Гримрик. — Никуда я ничего не призывал. Это просто чертова песня.

— Бинабик, так вот почему мы говорим Удунсдень, — начал Саймон, но замолчал, увидев, что тролль не слушает. На лице маленького человека сияла широкая улыбка, как будто он только что сделал добрый глоток сладкой наливки.

— Так оно и есть, конечно! — сказал он и повернулся к бледному Слудигу. — Ты додумался до этого, мой друг.

— О чем ты говоришь? — с некоторым раздражением спросил светловолосый северянин. — Я не понимаю.

— Наше искательство. Место, куда шел Колмунд. Дерево Рифм. Мы думали, это в действительности рифма или поэзия, но теперь ты находил. Дерево Рифм — Дерево Риммера. Вот что мы ищем.

Мгновение лицо Слудига оставалось непонимающим, потом он медленно кивнул головой.

— Благословенная Элисия, тролль, — Удундрево! Как я раньше не догадался? Удундрево!

— Ты знаешь, о чем говорил Бинабик? — Саймон тоже начинал понимать.

— Конечно. Это старая, старая наша легенда — о ледяном дереве. Удун сам вырастил его, чтобы взобраться на небо и сделаться королем всех богов.

— А что это нам дает? — услышал Саймон голос Хейстена, но как только слова о ледяном дереве достигли его ушей, какой-то тяжелый холод навалился на него, нечто вроде одеяла из дождя и снега. Ледяное белое дерево… он видел его: белый ствол, уходящий в темноту, непостижимая белая башня, светлая полоса на фоне непроглядной тьмы… все они стояли на дороге его жизни, и Саймон знал, что нет дороги, по которой он смог бы обойти их… нет дороги вокруг тонкого белого пальца — манящего, предостерегающего, ожидающего.

Белое дерево.

— Потому что легенда говорит, где оно, — голос был гулким, как будто шел из длинного коридора. — Если даже оно и не существует, сир Колмунд должен был пойти туда, куда указывает легенда, — на северную сторону Урмсхейма.

— Слудиг прав, — сказал кто-то…

Бинабик сказал:

— Мы имеем должность идти туда, куда шел Колмунд с Тёрном, ничто другое не имеет значимости, — голос тролля был бесконечно далеким.

— Я думаю, мне… мне пора спать, — Саймон еле ворочал языком. Он встал и заковылял прочь от костра — не замеченный своими спутниками, которые оживленно обсуждали длину полных переходов по горам. Саймон свернулся калачиком под теплым плащом, чувствуя, как снежный мир головокружительно вращается вокруг него. Закрыв глаза, он все еще ощущал головокружение, и в то же время тяжело и беспомощно скатывался в полный сновидений сон.

Весь следующий день они продолжали путь вдоль лесистой снежной излучины между озером и оседающими горами, надеясь к вечеру добраться до Хетстеда, находившегося на северо-восточном краю озера. Если его обитатели не испугались суровой зимы и не убежали на запад, по решению путников Слудиг спустится туда один и пополнит их запасы. Даже если город пуст, они смогут приютиться в покинутом доме и высушить свои вещи перед долгим путешествием по необитаемым местам. Так что, в приятном предвкушении и весело беседуя, они ехали вдоль берега озера.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хетстед, городок примерно из двух дюжин больших домов, стоял на земляном мысе, не более широком, чем сам город. Сверху он казался выросшим прямо из замерзшего озера.

Радость, загоревшаяся при первом взгляде, продлилась недолго. Чем дальше они спускались вниз, тем яснее становилось, что здания были всего лишь выгоревшими оболочками.

— Будь прокляты мои глаза, — злобно сказал Слудиг. — Это не просто покинутый город, тролль. Их выгнали оттуда.

— И хорошо, если они выбрались живыми, — пробормотал Хейстен.

— Я думаю, мы имеем должность соглашаться с тобой, Слудиг, — сказал Бинабик. — И все-таки надо идти туда и смотреть, как давно происходил этот пожар.

Пока они спускались на дно лощины, Саймон смотрел на обгоревшие останки Хетстеда и не мог не вспомнить обугленный скелет аббатства Святого Ходерунда.

Священник в Хейхолте всегда говорил, что огонь очищает, думал он. Если это правда, то почему огонь и пожар так пугают всех? Нет, клянусь Эйдоном, верно, никто не хочет быть очищенным так основательно.

— Ну нет, — сказал Хейстен. Саймон чуть не столкнулся с ним, когда огромный стражник осадил лошадь. — О, милостивый Бог, — добавил он. Саймон глянул через его плечо и увидел темные фигуры, гуськом выходящие из-за деревьев у селения и медленно двигающиеся к снежной дороге — люди на лошадях. Саймон считал их, по мере того, как они выезжали на открытое место… семь, восемь, девять. Все они были вооружены. На предводителе был шлем в форме собачьей головы, и когда человек поворачивался, отдавая приказы, в профиль, была видна оскаленная морда собаки. Девятеро двигались вперед.

— Этот, который с собачьей головой, — Слудиг вытащил топоры и показал на приближающихся людей. — Это тот самый, который командовал засадой у Ходерунда. Это ему я должен за молодого Хова и монахов аббатства.

— Никогда нам с ними не справиться, — спокойно сказал Хейстен. — Они нас вырежут — шестеро против девяти; а у нас еще двое — тролль и мальчик.

Бинабик невозмутимо развинтил свой посох, засунутый за подпругу седла Кантаки, и сказал:

— Мы имеем должность побежать.

Слудиг уже пришпорил коня, но Хейстен и Этельберн настигли его за несколько шагов и поймали за локти. Риммер, даже не надевший шлема, отчаянно вырывался, взгляд его голубых глаз был ледяным.

— Черт побери, не дури, парень, — сказал Хейстен. — Поехали. За деревьями у нас еще будет хоть какой-то шанс.

Предводитель приближающихся всадников что-то крикнул, и они пустили лошадей рысью. Белый туман поднимался из-под лошадиных копыт, как будто они ступали по морской пене.

— Поворачивай его! — закричал Хейстен Этельберну, схватив поводья лошади Слудига и развернувшись в другую сторону; Этельберн сильно шлепнул рукоятью меча по заду лошади риммера, и они помчались прочь от надвигающегося отряда. Всадники с воплями скакали за ними, размахивая топорами и мечами. Саймон так дрожал, что боялся вывалиться из седла.

— Бинабик, куда?.. — закричал он ломающимся голосом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— К деревьям, — ответил Бинабик. Кантака прыгнула вперед. — Смерть это принесет, взбираться обратно на дорогу. Скачи, Саймон, и держись близко ко мне.

Когда они съехали с широкой дороги и поскакали прочь от сгоревших развалин Хетстеда, лошади начали брыкаться и становиться на дыбы. Саймон умудрился сорвать с плеча лук, прижался к шее лошади и вонзил шпоры в ее бока. Она прыгнула и понеслась по снегу к все сгущающемуся лесу.