История Рима (с иллюстрациями) - Сергей Ковалёв

Однако не следует забывать, что прямых доказательств у Цицерона все-таки не было, а при таких обстоятельствах он не мог прибегнуть к аресту Катилины, которого, к тому же, поддерживало много влиятельных лиц. План Цицерона был иной: заставить Катилину покинуть город и таким путем лишить римских заговорщиков их вождя. Справиться с Катилиной в Этрурии было уже легче.

Расчет Цицерона оказался правильным. Подавляющее большинство се­ната оказалось на его стороне. Те из сенаторов, которые еще сомневались в существовании заговора, были побеждены фактами, приведенными Цице­роном. Попытки Катилины оправдаться были заглушены негодующими кри­ками сенаторов. И нервы его не выдержали: он ушел из сената и в следую­щую ночь уехал из Рима к Манлию. Это была большая тактическая ошибка.

Во главе римской группы заговорщиков остался претор 63 г. Публий Корнелий Лентул. Называют еще Гая Корнелия Цетега, Публия Габиния, Луция Статилия и других. После отъезда Катилины, являвшегося подлин­ной душой движения, оставшиеся в столице заговорщики действовали не­достаточно энергично. Помимо этого, они совершили одну ошибку, ока­завшую гибельное влияние на исход заговора.

В Риме находились послы от галльского племени аллоброгов. Они при­ехали просить для себя облегчения долговых обязательств. Лентулу при­шла в голову мысль привлечь аллоброгов к движению. С послами была установлена связь. Им обещали уничтожение долговых обязательств в случае успеха движения. Однако недоверчивые галлы решили предвари­тельно посоветоваться со своим патроном Фабием Сангой. Тот сообщил обо всем Цицерону.

Наконец-то консулу представился случай добыть юридические доказа­тельства заговора. Он приказал Санге передать послам, чтобы они дали при­творное согласие заговорщикам, постарались разузнать как можно больше подробностей и обо всем доносили ему. Аллоброги так и поступили.

Перед отъездом на родину послы, по приказанию Цицерона, попроси­ли главарей заговора, чтобы те дали им письма к аллоброгам, скреплен­ные их личными печатями, ссылаясь при этом на то, что в противном слу­чае дома им не поверят. Лентул, Габиний, Цетег и Статилий имели неосто­рожность дать такие письма. Кроме этого, так как послы просили предоставить им возможность встретиться с Катилиной, Лентул отрядил им в провожатые одного из заговорщиков с запиской к Катилине, правда, без подписи.

В ночь со 2 на 3 декабря послы аллоброгов были арестованы при выез­де из Рима и доставлены к Цицерону. Теперь у него в руках находились прямые доказательства. Рано утром 3 декабря Лентул, Цетег, Габиний и Статилий были вызваны к консулу, который их лично задержал1.

Сейчас же был созван сенат, в присутствии которого Цицерон допро­сил всех арестованных, в том числе и аллоброгов. Большинство заговор­щиков сознались.

Сенат постановил лишить Лентула преторского звания и подвергнуть домашнему аресту его и еще восьмерых человек. Особым постановлени­ем сената Цицерон был почтен гражданским венком, именем «отца отече­ства» и благодарственным молебствием богам от его имени за спасение государства.

5 декабря сенат собрался для суда над заговорщиками. Это был акт незаконный, так как сенат не имел судебной власти. Но Цицерон имел основания торопиться: в городе шла энергичная агитация среди ремеслен­ников, вольноотпущенников и рабов за насильственное освобождение аре­стованных. На вопрос консула, как поступить с заговорщиками, Юрий Силан, избранный консулом на 62 г. и поэтому спрошенный первым, вы­сказался за высшую меру (extremum supplicium). К этому мнению присое­динился ряд других сенаторов. Когда очередь дошла до Цезаря, выбранно­го претором на 62 г., он произнес весьма дипломатическую речь, в кото­рой указывал на незаконность применения смертной казни по отношению к римским гражданам без решения народного собрания. Цезарь предлагал конфисковать имущество заговорщиков, а их самих заключить под стражу в наиболее крупных муниципиях[305].

Речь Цезаря изменила прежнее настроение сенаторов, которые стали колебаться. Но выступления Цицерона и особенно Марка Порция Катона, правнука Катона Цензора, категорически настаивавшего на смертной каз­ни, создали резкий перелом. При голосовании сенат высказался за смерт­ную казнь.

В тот же день поздно вечером пять заговорщиков — Лентул, Цетег, Статилий, Габиний и Цепарий — были задушены петлей палача. Толпа, напуганная рассказами о заговоре, восторженно приветствовала «отца отечества».

Противостояние двух выдающихся римлян Марка Порция Катона и Гая Юлия Цезаря, случившееся на этом заседании (5 декабря 63 г.), дает повод Саллюстию сравнить в будущем непримиримых врагов. Он отмечает: «Итак, их происхождение, возраст, красноречие были почти равны; величие духа у них, как и слава, были одинаковы, но у каждого — по-своему. Цезаря за его благодеяния и щедрость счи­тали великим, за безупречную жизнь — Катона. Первый просла­вился мягкосердечием и милосердием, второму придавала досто­инства его строгость. Цезарь достиг славы, одаривая, помогая, про­щая, Катон — не наделяя ничем. Один был прибежищем для не­счастных, другой — погибелью для дурных. Первого восхваляли за его снисходительность, второго — за его твердость. Наконец, Цезарь поставил себе за правило трудиться, быть бдительным; за­ботясь о делах друзей, он пренебрегал собственными, не отказы­вал ни в чем, что только стоило им подарить; для себя самого же­лал высшего командования, войска, новой войны, в которой его доб­лесть могла бы заблистать. Катона же отличала умеренность, чув­ство долга, но больше всего суровость. Он соперничал не в богат­стве с богатым и не во власти с властолюбцем, но со стойким в мужестве, с бескорыстным в воздержанности. Быть честным, а не казаться им предпочитал он. Таким образом, чем меньше искал он славы, тем больше следовала она за ним» (О заговоре Катилины, 54, пер. В. О. Горенштейна).

Тем временем в Этрурии Катилина и Манлий собрали около 10 тыс. своих сторонников. Оба они были объявлены врагами отечества. В Этру­рию сенат направил армию под начальством консула Гая Антония. Кати­лина некоторое время избегал столкновения, организуя свои силы и ожи­дая известий о восстании в Риме. Рабов, которые первоначально в боль­шом количестве сходились в его лагерь, он не принимал, считая, что нельзя «смешивать дело римских граждан с делом беглых рабов»[306].

Известие о неудаче движения в Риме привело к тому, что значительная часть войска Катилины разбежалась. Сам он с оставшимися сделал попытку пройти через Апеннины в Галлию. Но около г. Пистории (Пистойя) восстав­шие были окружены армией Антония и войсками, прибывшими с адриати­ческого побережья (начало 62 г.). Катилина бросился на Антония. В ожесточеной битве[307] он и 3 тыс. его сторонников пали смертью храбрецов.

Саллюстий, относящийся к движению Катилины резко отрицательно, тем не менее вынужден признать, что катилинцы проявили необычайное мужество: ни один из них не сдался в плен, никто не сделал попытки бе­жать. «Катилину нашли далеко от своих, среди трупов врагов; он еще сла­бо дышал, и лицо его сохранило то же выражение неукротимой силы, ка­кое оно имело при жизни» (Саллюстий, 61).

Движение Катилины характерно для эпохи прогрессирующего упадка рим­ской демократии середины I в. В нем были здоровые социальные силы: мел­кие земельные собственники, городские ремесленники, рабы. Но эти элемен­ты показали себя совершенно неорганизованными. Для бессилия городской демократии Рима характерен, например, тот факт, что не было сделано ни одной серьезной попытки освободить арестованных заговорщиков, хотя они содержались только под домашним арестом. Гибельное влияние на движение оказала его верхушка, где преобладали деклассированные элементы. Для них движение имело только тот смысл, что могло спасти их от долгов и обога­тить. Сам Катилина принадлежал к этим же элементам, отличаясь от своих товарищей только умом, энергией и широтой кругозора. Для него известное значение имел политический момент, хотя последний выражался едва ли в чем-нибудь большем, чем в стремлении к личной власти. С этой точки зрения между ним, с одной стороны, и Цезарем и Крассом — с другой, нет принци­пиальной разницы. Отличие только в степени аморальности и осторожности. Если Красс и Цезарь действительно принимали участие в заговоре на первых его этапах, то они вели себя крайне осторожно и, по-видимому, отошли от движения, когда оно стало принимать слишком радикальный и анархический характер. Но, повторяем, источники о событиях в Риме 65—62 гг. таковы, что не дают возможности составить о них вполне ясное представление.

Подавление движения сильно укрепило позиции оптиматов. Цезарь и Красс, независимо от их действительного участия в заговоре, были сильно скомпрометированы и на некоторое время отошли от активной полити­ческой жизни. Цезарь после своей претуры 62 г. получил на 61 г. намест­ничество в Дальней Испании. Плутарх пишет, что кредиторы не хотели выпускать его из Рима. Тогда Красс заплатил за него некоторые наиболее срочные долги и поручился огромной суммой в 830 талантов[308].