Хищник. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

Очевидно, она и другие уроженцы Новы были лучше меня знакомы с состоянием окрестных дорог. Я был полон сомнений, когда увидел большую и тяжелую carruca Амаламены в нашей колонне. Однако, хотя мы и не отыскали ни одной по-настоящему широкой мощеной римской дороги, пока не оказались неподалеку от цели нашего путешествия, те, другие дороги, по которым мы передвигались, были достаточно просторными и утоптанными и в большинстве своем только немного наклонными. Поразмыслив, я понял, что этого и следовало ожидать. Не только потому, что Константинополь — это Новый Рим Восточной империи, но и потому, что он был большим портовым городом нескольких великих морей, а еще он — как и Рим — являлся центром сходящихся в этом месте дорог. Та, по которой мы сейчас двигались, вела на юго-восток по провинции Нижняя Мезия, где столичным городом был Новы. Затем мы оказались в провинции Гемимонт, пересекли по диагонали провинцию Родопы и наконец оказались в провинции под названием Европа.

В целом наш путь был легким и необременительным, никаких неприятностей с нами по дороге не приключилось. Нам не пришлось ни разу столкнуться с грабителями или обходить какую-нибудь недружественную нам местность. Дайла сказал, что остроготы, верные нашему Теодориху, занимают земли к западу. Те же, кто присягнул в верности Теодориху Страбону, живут на востоке. В основном путь наш проходил через страну, заселенную сравнительно недавно людьми, которые пришли туда из земель, менее удобных для жизни, расположенных где-то к северу от Карпатских гор. Готы именовали их вендами, римляне — венедами, те, кто говорил на греческом, — склавами, но сами они называли себя скловенами. Во время своих прежних скитаний я изредка встречал то одного, то другого скловена, но впервые оказался среди такого множества этих темноволосых краснолицых людей с широкими плоскими носами и высокими скулами. Хотя скловены не слишком возмущались, что мы проходим по их территории, и довольно охотно соглашались продавать нам продукты, мы все-таки решили, что они не слишком приятные люди.

Скловены не относятся к дикарям, как гунны, но они, несомненно, являются чужаками, ведь у этих людей нет письменного языка и они до сих пор подвержены языческим суевериям. Их пантеон возглавляет, пожалуй, самое странное божество из всех, какие мне только приходилось встречать. Его зовут Триглав, что означает «Трехглавый». Еще они поклоняются богу солнца Даждьбогу и богу неба Сварогу. У них нет врага рода человеческого вроде Сатаны, но скловены все же боятся недружелюбного яростного Стрибога. Их демоны называются бесами, ими, если не ошибаюсь, верховодит людоедка по имени Баба-яга. Ни один цивилизованный человек не в состоянии разобраться, кто у этих дикарей добрый дух, а кто — злой, потому что все их имена звучат весьма безобразно.

Откровенно говоря, мне вообще не нравится скловенский язык, потому что слова его полны сочетаний самых невероятных и невообразимых звуков. Мы, остроготы, все равно были не в состоянии произнести ни одного из имен этих людей, поэтому избегали даже спрашивать их. Мы просто обращались ко всем скловенам, будь то мужчина или женщина: «Kak, syedlónos!» — повторяя их собственное приветствие: «Ты, седлоносый!»

Думаю, что одной из причин, по которой скловены казались нам весьма неприятными, была особая форма их носов, придававшая лицам этих людей, даже у самых маленьких детей, вечно скорбное и унылое выражение. Сейчас объясню, что я имею в виду.

Именно в скловенской части Центральной Дакии мы вышли на самый тяжелый отрезок пути, который вел вверх и через Тернистый перевал — Шипка, как его называли (издавая при этом такие звуки, словно одновременно выдыхали воздух и причмокивали) местные жители. Нам пришлось как следует попотеть, чтобы втащить вверх и мягко спустить вниз carruca Амаламены. Шипка привела нас прямо к горам Гем, которые я уже видел раньше, потому что эти горы в виде огромной арки спускаются вниз от Данувия, а здесь тянутся с запада на восток. Спустившись с Шипки, мы оказались в широкой плодородной долине, расположенной между этим хребтом и другой, шедшей параллельно ему горной цепью, которая из-за того, что была намного ниже Гем, называлась Теневым хребтом.

Долина Роз, о которой мне прежде доводилось слышать, оказалась гигантским садом, полным роз. Масло, которое получали из розовых лепестков, стремились изо всех сил заполучить все myropola Восточной и Западной империй, дабы изготавливать духи с запахом роз. Поскольку для того, чтобы наполнить всего лишь одну маленькую бутыль hemina[237] жидкого экстракта, требовалось почти пять тысяч римских фунтов розовых лепестков, то это масло стоило дороже чистого золота или самых редких специй.

На протяжении всего нашего долгого путешествия я пытался при каждом удобном случае — как и обещал лекарю Фритиле — рассмешить принцессу и поддержать ее хорошее настроение. Я потчевал Амаламену бессмысленными шутками, которые слышал в Виндобоне, забавными сплетнями о жителях того или иного места, где я побывал. Моя глупая болтовня часто вызывала у принцессы улыбку, временами она хихикала, а частенько и смеялась громко. Но я ни разу не видел, чтобы Амаламена где-нибудь веселилась так, как в долине Роз.

Мы прибыли туда на исходе лета, поэтому сезон, когда собирали урожай лепестков, уже миновал. Но долина все еще была в цвету, полная бесчисленных отцветающих роз. Их чувственный аромат окружал нас все время, он был таким насыщенным, что, казалось, пронизывал весь воздух вокруг. Мы ненадолго остановились в городе Бероя[238], таким образом, Амаламена и Сванильда смогли переночевать в городской таверне — скловены называют ее словом «корчма» — и там постирать свою одежду, а также пополнить запасы благовоний и притираний.

Так вот, во время пребывания в этой корчме принцесса купила среди всего прочего пудру из пыльцы роз и помаду, получаемую из розовых лепестков, — такие делают только здесь, в долине. Я присутствовал при том, как Амаламена любезно заметила трактирщику, что завидует ему — он живет в таком удивительном месте, где воздух пропитан приятным ароматом. Скловен в ответ проворчал, придя в настоящее изумление:

— Милый аромат? Sladak miris? — После этого лицо его скривилось и он страшным голосом прорычал: — Okh, taj prljav miris! Nosovi li neprestano blejo mnogo! — В переводе с его варварского языка это означало: «Акх, эта отвратительная вонь! Из-за нее у нас всех постоянный насморк!»

Все это не на шутку развеселило Амаламену — ну надо же, оказывается, есть на свете люди настолько глупые, что они недовольны тем, что живут среди прекрасных благоухающих роз. Представляю, как обидно было слышать нытье трактирщика той, которая знала, что ей самой осталось совсем недолго любоваться красотой, восхищаться чудесами и наслаждаться щедротами этого мира. Но Фритила говорил, что принцесса была склонна смеяться тогда, когда остальные рыдали. Этот случай в корчме заставил меня предположить, что, должно быть, из-за своих приплюснутых носов скловены не могут как следует ощущать запахи и ценить ароматы, вот почему эти люди вечно такие безнадежно мрачные и несчастные.