Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

— Степа, — сказал Беккер, опускаясь в кресло возле дивана. — Степа, проснись. Скажи, где Александр Васильевич?

Степа вскочил, потянулся к телефону, потом сообразил, отпустил трубку и стал протирать глаза.

— У нее, — сказал он, прокашлявшись. — Сколько времени?

— Скоро три часа.

— Ты откуда?

— Из Дюльбера.

Свиридов запустил пальцы в черную шевелюру. Морщась от боли, он растаскивал ее по прядям.

— Что-нибудь случилось?

— Не задавай глупых вопросов, Степа. Позвони адмиралу.

— Ты с ума сошел, Берестов. Сам же сказал — три часа ночи, а ты его из теплой кроватки. Он же оторвет мне голову.

— Ты как думаешь — я приехал сюда в три часа ночи из Ялты, приехал один, потому что моего шоффэра по дороге убили — сам я контужен и еле держусь на ногах, — приехал и разбудил тебя ради собственного удовольствия? Ради шуток?

— Шоффэра убили? Ефимыча? Что случилось? Бандиты?

— Бандиты, из которых состоит вся Россия. Будешь звонить или нет?

— Может, ты сам?

— Ты дежурный — тебе положено.

Степа нагнулся, поднял с пола телефон, поставил его на край стола, но трубки не снял.

— Что-нибудь случилось с императрицей? — спросил он с повышенной заботливостью, будто собирался тут же нести ей стакан воды.

— Бери трубку! — закричал Коля. Глаза у него стали бешеные. Он начал расстегивать кобуру, пальцы его тряслись. — Я из этого «нагана» сегодня пристрелил трех человек! Одним больше, одним меньше — какая разница! Какая разница, Степа? Решается судьба России, а ты никак не можешь решить, положено или не положено будить адмирала?

Степа, не отрывая глаз от руки Беккера, которая ушла по ладонь в деревянную кобуру, схватил трубку.

— Девушка! — кричал он и крутил ручку вызова. — Девушка, вы меня слышите? Вы что, решили поспать? Алло! Алло! Ну вот… а то как сквозь землю провалились. Знаю, сколько времени! Лучше вас знаю. Срочно, четыре — двадцать четыре! Да, прямой. Да, из Морского штаба! Я лучше знаю, кто когда спит, а кто нет!.. Вот видишь, — сказал Свиридов, глядя, как Коля застегивает кобуру. — А ты берсекнул!

— Чего? — не понял Беккер.

Свиридов уже пришел в себя. Он взял со стола зеркало и поглядел на себя. Покачал головой, недовольный видом синей ночной щетины, встрепанных волос, припухших век и мешков под черными глазами.

— Это особое состояние, в которое впадали древние викинги во время битвы. Такой герой крушил и своих, и чужих — после боя его обязательно убивали свои же. Понял?

— Разберемся, — сказал Коля. — Ну, скоро?

Свиридов отложил зеркало, прикрыл ладонью трубку и ответил:

— Это спросишь у беззубого.

И тут же, услышав ответ, другим голосом произнес:

— Простите, ради Бога, это Степа Свиридов. Да, случилось. Скажите, пожалуйста, Александру Васильевичу, что лейтенант Берестов просится срочно переговорить с ним. Берестов, да, Андрей Берестов. Сколько времени? Три часа ночи.

Свиридов протянул трубку Беккеру, а сам снова взял зеркало, прошел к дивану, сел, сапог на сапог, принялся выдавливать угорь из большого пористого носа.

Коля взял телефонную трубку. Она была теплой и пахла какой-то помадой — видно, от Свиридова.

— Я вас слушаю, — хрипло произнес Колчак.

— Александр Васильевич, я только что прибыл из Дюльбера. Мне нужно поговорить с вами.

— Это настолько важно?

— Я не паникер, ваше превосходительство, — сказал Беккер.

— Та-ак… Дорогая, достань порошок аспирина, — сказал адмирал. — И стакан воды. Вы меня слушаете, Берестов? Прошу вас немедленно прибыть сюда. Сколько времени вам потребуется?

— Семь минут.

— Отлично. Я предупрежу охрану.

Ровно через семь минут Коля Беккер увидел одетого и будто бы еще не ложившегося адмирала Колчака.

— Здравствуйте, — сказал адмирал, оглядывая Колю. — Садитесь. На вас лица нет. Еще не спали?

— Не пришлось, Александр Васильевич. Такие события…

— Тогда рассказывайте. Только коротко.

— Ее Величество, — сказал Коля, который уже отрепетировал краткую речь, — получила сведения, что Ялтинский Совет принял постановление об аресте всех членов царского семейства.

Колчак кивнул, будто именно этого сообщения и ожидал.

— Они будут арестованы сегодня. Для этого в Ялту подтянуты какие-то верные Совету части и отряды мастеровых. Возможно, и банды крымских татар.

Колчак поднял бровь.

— Они существуют, — сказал Коля. — Я их видел три часа назад.

— Продолжайте.

— Царское семейство будет перевезено в Симферополь, в тюрьму, затем, возможно, — на север.

— Временное правительство в курсе дел?

— Не знаю, — сказал Коля. — Вот письмо от императрицы.

— Я же просил — ничего не писать! — сказал адмирал.

Из полуоткрытой двери в гостиную проскользнула тонкая женская фигура в золотистом пеньюаре.

— Но сейчас особый случай, — возразил Коля.

— Особые случаи устанавливаю я, — сказал адмирал, протягивая руку.

Коля отдал ему письмо.

— Что же вы, лейтенант, — брезгливо произнес Колчак, — ногами его топтали?

— И ногами тоже, — сказал Беккер. — Ялтинский Совет подстроил мне засаду на дороге. Руководил засадой известный эмиссар Совета Елисей Мученик. Он оставался, так сказать, за сценой. А произвел эту акцию отряд крымских татар. Так что для спасения письма — именно его они и искали — мне пришлось пойти на некоторые шаги…

— Какие?

— Я выкинул это письмо в кусты. В последний момент. Так что, обыскивая нас, они ничего не нашли.

— А шоффэр? Не проговорился?

— Он не знал о письме.

— Вы держались за нашу версию?

— Да, я клялся, что бываю в Дюльбере из-за княжны Татьяны.

— Поверили?

— Вряд ли. У них свои люди во дворце.

— Разумеется, — согласился Колчак.

— А поручик Джорджилиани предложил Татьяне руку, сердце и политическое убежище в Грузии.

— Вот пострел! Наверное, из князей? Впрочем, там все князья.

— В Совете знают куда больше, чем им нужно.

— Обезумевшие гимназисты и местные шмули — ничего, мы их приструним. И как вам удалось вырваться?

— Мы воспользовались тем, что бандиты напились, и бросились бежать. К сожалению, в темноте погиб шоффэр. Я добрался один.

— И письмо в темноте отыскали?

— Как видите, я помнил, где оно лежало.

— Вас не ранили?