"Фантастика 2023-203", Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Синицын Владимир Сергеевич

И тут он заметил людей, судя по всему, местных. Верзила в панцире из бронзовых пластин, нашитых рыбьей чешуей на облачение из бледно-голубой кожи, в сверкающем на солнце остроконечном шлеме, опоясанный перевязью с длинным мечом в узорчатых ножнах, и мальчишка лет пяти, казавшейся его уменьшенной копией, стояли от них метрах в десяти и ошарашено смотрели на странных гостей. Они явно были здесь еще до того, как беглецы были извергнуты Источником, но ни Лопо, ни Сандра не заметили их до сих пор, потому что рассматривали друг друга. Почти минута прошла в настороженном молчании, и вдруг верзила резким движением выхватил меч из ножен и шагнул вперед, загородив собой мальчишку.

— Эхе-рру! — Это явно был боевой клич, который не предвещал ничего хорошего пришельцам, и Лопо едва успел подставить под удар меча автомат, откуда-то взявшийся у него в руках.

MX-3, старая сморкалка, сделанная лет двадцать назад, если не больше, то ли в Гардарике, то ли в Хунну, разлетелась на множество обломков, и один из низ отлетел противнику в лицо, а Лопо успел ударить его ногой в живот. Последствия удара оказались неожиданно страшными —панцирь прогнулся, несколько пластин отлетело, и на их месте образовалась кровавая рана в форме подошвы. Результат, пожалуй, больше ошеломил бывшего полковника, чем его неожиданного противника. Верзила в панцире выронил меч, но тут над ухом у Лопо раздался вопль. Кричала Сандра. Лопо никак не ожидал, что бывают вещи способные довести ее до истерики, но она почти визжала, и лицо ее исказила гримаса ужаса. А рана на животе у противника стремительно зарастала, более того — срастался и проломленный панцирь, а сам он превращался в великана, заслоняющего солнце. Вскоре над ними нависала живая гора, переминаясь с ноги на ногу, явно опасаясь только одного — сделав шаг, наступить на мальчишку, который так и норовил прижаться к гигантскому сапогу.

Сандра схватила его за руку и потянула за собой прочь от монстра, обратно в глубину Источника, но Лопо не сдвинулся с места, зная, что самое опасное в подобной ситуации — подставить противнику беззащитную спину. Хотя, тут подставляй — не подставляй, от такого чудища не отбиться и, скорее всего, не убежать. Выравнивание линии фронта, концентрация огня на острие наступления противника, отход производить под прикрытием… В арьергардных боях, обычно, участвует треть личного состава… Плановые потери — 100 %…

Какая-то сила оторвала его от земли, точнее, от того, на чем он стоял. Мраморный колодец, в котором пенился Источник, через долю мгновения оказался далеко внизу, великан куда-то исчез, а вокруг затрепетали клочья тумана. Огромная белая птица, совершенно не по птичьи обхватив его когтистыми лапами, поднималась все выше и выше, и это была Сандра. Лопо сам не понимал, как он узнал ее в таком обличье, но это была она, стремительная, непредсказуемая, прекрасная. Какая еще? Высокомерная и навязчивая одновременно, уверенная в том, что все, ей приглянувшееся, должно ей принадлежать до тех пор, пока глаз не ляжет на что-нибудь еще… Гальмаро… Она хоть и Сандра, но все-таки Гальмаро.

Птица глянула на него, причудливо изогнув шею. Черные птичьи глаза, казалось, ничего не выражали. Краем глаза он заметил, что фонарь, снятый с проклятой тарелки, все еще болтается у нее на шее.

Червячок… Ему вдруг показалось, что он червяк, которого несут в гнездо, чтобы скормить ненасытным птенцам, а глаза Сандры-птицы приблизились к нему вплотную, и в них, как в черном зеркале, он увидел себя. Червяка, противного, белого, извивающегося. Клюв раскрылся, издав хриплый вопль, и лапы разжались, выпустив его. Крик повторился, но уже где-то в стороне, клочья тумана уже неслись вверх, а снизу стремительно надвигалась земля, словно дно пропасти, из которой не может быть возврата…

12-я зарубка на Лампе, вечер

Слабый ветерок забавлялся шелестом низкорослой выгоревшей травы, едва заметно качал одинокое чахлое кривое деревце…

Он был то ветром, то травой, то скрипучей веткой, а временами и тем, и другим, и третьим. Ужас безнадежности настиг его, когда до земли оставалось не более двух сотен метров, и ему вдруг захотелось слиться с редкими облаками, оставшимися далеко вверху. Он превратился в каплю, обычную дождевую каплю, только непомерно огромную. Ему показалось, что он занял собой полнеба, но встречные воздушные потоки разбили его на тысячи, сотни тысяч мельчайших брызг, которые тут же впитались в горячую растрескавшуюся землю. Влага исчезла, как будто ее и не было, он слился с почвой, растворился в ней, а потом, через долю мгновения, потерял себя, оторвался от собственного сознания. А тело… А было ли оно?

Казалось, прошли столетия, прежде чем, открыв глаза, он обрел зрение. Над ним плыли те же редкие взлохмаченные облака, в которых исчезла белая птица. Сандра. Ее имя стало первым, что возникло в его вернувшемся сознании — как только он вновь осознал себя человеком, личностью, солдатом, беглецом… Он приподнялся на локте и осмотрелся. Тот же ветер, та же трава, то же дерево, но теперь они сами по себе, а он — отдельно от них… Пилотка была засунута под погон полевой «жабы», штык-нож в ножнах из рыжей пластмассы свисал с кожаного ремня. Форма была точно такой же, как и та, в которой он отправлялся в последний бой, только новенькая, с иголочки, и погоны были на месте. Сейчас бы «Доди» сюда, автомат, пару ящиков патронов, и можно было бы начать разбираться с этим бесплатным цирком.

Вечер был на исходе, и красный блин тускнеющего светила завис над каким-то пригорком, готовясь скатиться с него в соседнее полушарие. По соседнему склону неторопливо спускались двое путников. Они были далеко, и рассмотреть их с такого расстояния, да еще и против солнца, было совершенно невозможно, как невозможно было расслышать их беседу. Но слова совершенно неожиданно донеслись до него. Говорили на древнеромейском языке, который изучали в офицерских учебных корпусах Ромейского Союза как язык команд и общения офицеров из разных провинций. Лопо не пользовался им с тех пор, как покинул Равенни, но забыть порой труднее, чем выучить.

— Нет! Я так и не пойму, почему ты рядом, а я еще жив, — говорил однорукий старик, тяжело опирающийся на обломок скрюченной ветки. — И я не вижу за собой вины — не я, так другие отдали бы тебя Милосердным. Но ты как-то вырвался, ты меня нашел зачем-то. Может быть, ты хочешь, чтобы я сам зарезался? Вот уж этого-то мне никак нельзя… Да, я отрекся под пыткой от древних богов, но кто знает, может быть, они еще владеют царством мертвых. Если так, то туда не полагается приходить незваным.

— Помолчи хоть до заката! — оборвал его сбивчивую тираду второй, который был явно моложе и шел, ни на что не опираясь. — Зачем ты мне нужен, я не знаю, но зачем-то нужен. Мне сказали…

— Кто сказал?! Духи? Ветры? Эленга твоя? Все — молчу, молчу… Ну, раз сказал кто-то, значит, так тому и быть. Значит, не тронешь ты меня. А я, грешным делом, хотел прошлой ноченькой шмякнуть тебя клюкой по головушке. И позапрошлой ночью хотел, а может, и этой захочу…

— Да умолкни же ты, наконец!

— Ну, молчу, молчу…

На этот раз голоса действительно затихли, но Лопо отчетливо различал шорох шагов. Ему вдруг захотелось стать невидимым, и он ничуть не удивился, когда это ему удалось. Чем дальше солнце зарывалось в далекие холмы, тем больше обострялись его зрение и слух. Путники приближались, все отчетливей скрипела клюка, на которую опирался старик, и шелестели складки одежд в такт шагам.

Когда почти совсем стемнело, молодой остановился и отобрал у старика клюку.

— Здесь заночуем, — сказал он сурово, бросил на землю свою хламиду и уселся на нее.

— Тут ни воды, ни веток, чтоб костер запалить… — попытался возразить однорукий, но было ясно, что его мнения никто не спрашивает.

— Дай хоть сыру кусок. Я ведь знаю, есть у тебя.

— Есть.

На какое-то время они умолкли, и ветер завыл отчетливей, как будто тоже хотел что-то сказать. Лопо прислушался к его порывам, и первые слова, произнесенные стариком, ускользнули от него.