Жития Святых. Месяц декабрь - Дмитрий Ростовский

— О, Иисусе мой, любовь моя, свет мой, дыхания мое, хранитель девства моего и жизни моей, воззри на невесту Твою! Призри на меня, Жених мой невидимый, и поспеши мне на помощь, да не нарушится обет девства моего, завещанного Тебе, ибо уже нет больше времени даже для молитвы! Не предай зверям душу, исповедующую имя Твое, да не растерзают волки Твою овцу. Сохрани Твою невесту, о Жених мой! Соблюди мое девство, о Источник чистоты, да прославится имя Твое, славимое Ангелами.

Так она молилась, и Бог уже готовил исполнения ее молитвы. Когда ввели ее в нечистое жилище открытых грешниц, вошел к ней один из воинов, полный нечистого желания, чтобы осквернить непорочную невесту Христову; и вот, едва он приблизился к ней, как тотчас же упал на землю мёртвым и лежал у ног ее, испустив дух. Другие воины тем временем стояли снаружи и ожидали его выхода, сердясь, что он так долго медлит и желая сами войти туда же. Наконец, один из них, распаленный греховным желанием, не вытерпев, вошел и пришел в ужас, увидев друга своего мёртвым. Когда же узрел он еще и неприступный свет, осиявавший святую деву, то тотчас же лишился зрения и, ослепнув, стал ощупывать руками стену, чтобы выйти наружу, но не мог. Той же участи подверглись и многие другие, бесстыдно и с нечистым желанием входившие к деве. Это стало известно стоявшим снаружи, и они пришли все вместе не ради похоти, но чтобы посмотреть, что случилось, и увидели деву чинно сидящей и читающей небольшую книжку: это было Евангелие, которое она хранила у себя; рядом стоял прекрасный юноша, сиявший несказанным светом и взирал молниеносными очами. Увидев юношу, нечестивые тотчас же в великом ужасе бросились бежать; другие же взывали:

— Кто подобен Богу христианскому?

Когда настала ночь, светоносный юноша вывел оттуда деву, довел до великой церкви и, поставив ее на паперти, сказал:

— Мир тебе.

Затем он удалился, оставив святую деву Феофилу объятую страхом и радостью: страхом, потому что покинул ее заступник, радостью же, так как благополучно избегла рук беззаконников. Подойдя к дверям церкви, она стала стучать, чтобы ей отперли, ибо собравшиеся внутри для совершения всенощного моления Богу христиане заперли двери из страха перед нечестивыми язычниками. Один из диаконов спросил изнутри, кто это стучит; услышав и признав голос Феофилы, он возвестил об этом предстоявшему в церкви народу. Когда отперли дверь, то весь народ устремился к святой деве: всем были известны, как знатность ее происхождения, так и святость жизни. О, сколь радостно и с какими слезами восхвалили все Бога, когда узнали, как она спаслась от насилия нечестивых и какую милость сотворил с ней Господь, крепкою рукою сохранив нетленным ее девство! ибо она не скрыла преславных чудес Божиих, которые подобает не скрывать, но возвещать. Святая же дева, павши ниц, омочила помост церковный слезами радости, и все принесли Владыке Христу общее благодарение.

В это время были обвинены перед царем в принадлежности к христианской вере некоторые из знатнейших вельмож и главных слуг царского двора. В числе их находился некто Дорофей, прославившийся своею военной славой и гражданскими заслугами, носивший титул наместника Италии; вместе с ним находились также Мардоний и Мигдоний и другие сановники, славные своими заслугами, но еще более славные верой и благочестием. Когда их привели для допроса, царь первоначально стал Жестоко укорять их, а затем велел долго и беспощадно бить и, заключив в оковы, бросить в темницу. Не проходило дня без того, чтобы христиан не схватывали, не мучили и не предавали различным казням. Но вот наступил праздник Рождества Христова[992], и Новорожденному должна была быть принесена изобильная жертва. Все верные собрались в церковь. Тогда нечестивые слуги нечестивого Максимиана, пришедши к нему, сказали:

— Царь! сегодня великий праздник у христиан, они выдумывают басню, будто это день рождения их Бога, и все собрались в церковь, чтобы отпраздновать это событие. Поэтому, сделай так, чтобы улов не выскользнул из сети: прикажи воинам занять вход в их церковь, и пусть перед церковными вратами будет поставлен жертвенник нашим богам; глашатаи же пусть повелят им тотчас же выйти из церкви и немедленно принести жертвы богам. Если они послушаются, то ты поступишь с ними, как будет угодно твоей царской воле. Но если соизволишь последовать нашему совету, то повели, чтобы воины обступили церковь кругом, подожгли ее и погубили всех до единого христиан, непокоряющихся тебе. Истребив, таким образом, зараз опасных и вредных для твоего царства людей, ты на будущее время будешь без забот.

Не кончили еще они своей речи, как Максимиан, перебив их, воскликнул:

— Клянусь великими богами, что я давно уже сам замышлял сделать это, и не знаю, что мне до сих пор помешало исполнить задуманное! Великая благодарность подобает вам ныне, о боги, ибо это вы устроили так, что и слугам моим во время пришел на ум тот же полезный для царства нашего замысел.

И он тотчас же приказал главным из своих телохранителей отправиться со множеством воинства, обложить христианскую церковь пенькою, древесными стружками и другими легко воспламеняющимися вещами, и тщательно охранять с обнаженным оружием все выходы из нее, чтобы ни один христианин не избегнул их рук. Когда всё это было исполнено, в церковь вошел глашатай, посланный царем и, ставши посредине, громко возгласил:

— Мужи, собравшиеся здесь! Владыка вселенной Максимиан, пославший меня вам, предлагает вам выбрать одно из двух: или, выйдя из церкви, немедленно принесите жертву богам, и вы останетесь живы; жертвенник для этого уже приготовлен перед дверьми; или же, если не послушаетесь, погибнете здесь все вместе злою смертью: огонь уже готов и церковь кругом обложена хворостом. Поэтому, выбирайте скорее, что хотите". Сказав это, он умолк. Тогда стоявший у алтаря архидиакон, сердце которого было возжжено огнем Божественной благодати, сказал, обратившись к народу:

— О возлюбленные и единомысленные братья! Неужели вы не ведаете, что сотворили в Вавилоне три отрока[993], непоколебимому мужеству в истинной вере и крепости которых мы несказанно удивлялись, когда несколько дней тому назад праздновали их память, как и сами они воспели песнь и всю созданную природу призывали к восхвалению Господа всех, как бы не посреди огня находясь, но гуляя среди нежных цветов! И мы не только величали их, но и желали стать соучастниками их венцов. Уподобимся же и мы тем трем отрокам, так как и само время нынешнее призывает нас к этому: ибо и царь Максимиан подобен Навуходоносору; хотя они оба и отличаются именами, но очень схожи и согласны между собой по своему мучительству и безбожию. Не стыдно ли было бы нам, когда те, будучи отроками, и притом только в числе трех, и не имея еще ни одного примера великодушного подвига за истинную веру, так славно подвизались; мы же гораздо многочисленнее их, и даже воистину как бы бесчисленны; многие из нас уже в преклонных летах, и мы имеем перед собою столь много примеров мужественных страданий за Христа: итак не стыдно ли было бы нам, находясь в таком числе и возрасте, показать себя привязанными к кратковременной жизни, боязливыми и малодушными, и не воспользоваться нынешним временем, призывающим нас к подвигу, как бы великим преимуществом, — не презреть временной жизни ради Бога, создавшего нас и предавшего на смерть душу Свою за нас, и не дать нашей смертью свидетельства нашей крепкой и непоколебимой веры?! И воистину, это был бы безмерный позор. Я говорю это на тот случай, если бы за нашим страданием не последовало никакого воздаяния. Но ничтожны страдания века сего по сравнению с положенным нам воздаянием за гробом: вечная и безболезненная жизнь назначена нам взамен здешней, бедственной и краткой, непреходящая слава за презрения славы скороувядающей, неотъемлемые богатства и никогда непрелагающееся в печаль веселие. Неужели же мы еще захотим здешней жизни! Не постараемся ли мы лучше, пользуясь благоприятным временем, достигнуть скорее той вечной жизни, умерши за Христа? Воззрите, о братья, на алтарь Господень и уразумейте, что истинный Господь наш и Бог принесен на нем ныне в жертву за нас. Не положим ли и мы за Него наши души на этом святом месте? И не принесем ли мы Ему их во всесожжение, как бы некую жертву?

Так говорил святой архидиакон, и все возгорелись желанием умереть за Христа и единогласно воскликнули:

— Мы христиане, мы — христиане, царь, и не почитаем твоих ложных богов!

Об этом было возвещено Максимиану, который повелел тогда сжечь церковь со всеми находившимися там христианами. Тем временем верные собрали в церкви всех бывших среди них оглашенных и разделили на четыре части, чтобы скорее успеть совершить над ними св. крещение. По совершении крещения и миропомазания, все были причащены Святых Таин. В то время, как это происходило, воины зажгли по повелению нечестивого царя хворост и паклю вокруг церкви; стены ее скоро загорелись и окружившее ее со всех сторон великое пламя поднималось к небу и, проникал внутрь, быстро поядало всё. Сожигаемые христиане громко взывали к Богу, воспевая песнь трех отроков и призывая всякую тварь к песнопению. И не успели еще они окончить свои песнопения, как предали свои святые души в руки Господа, в жертву благоприятную непорочному Агнцу, закланному за мир. Число сгоревших достигало двадцати тысяч человек. Так перешло славное ополчение святых мучеников из церкви воинствующей в церковь торжествующую праздновать нескончаемый праздник радования.