Поднебесная - Гай Гэвриел Кей

– Да.

– Ты… ты считаешь, что вернут?

Тай полежал в темноте, думая об этом.

– Да. Это может произойти не скоро, но новый император мудрее Рошаня, и я думаю, Рошань скоро умрет. Это еще не конец Девятой династии.

– Будут перемены.

Он провел рукой по ее волосам: невообразимый подарок судьбы, что он может это сделать!

– Вот это и есть перемена, Сун.

– Понимаю. Ты предпочитаешь меня такой? Послушной и покорной? – Ее рука опять пришла в движение.

– Покорной? Это так же, как насчет неопытности раньше?

– Мне придется многому научиться, – прошептала она. – Я это знаю. – И она приподняла голову с его плеча и соскользнула ниже, туда, куда уже спустилась ее ладонь…

Чуть позже Таю удалось произнести, с некоторым усилием:

– Они вас учат этому на горе Каменный Барабан?

– Нет, – ответила она с нижнего конца постели. А потом, другим голосом, прибавила: – Но я не наложница, Тай.

– Это точно, – пробормотал он. И почувствовал, как она подняла голову.

– Что это означает? Мне не хватает того мастерства, к которому ты привык?

– Ты могла бы его приобрести, – рассудительно произнес он. – Если приложить достаточно усилий и потратить достаточно времени…

У него вырвался резкий, сдавленный звук.

– Я не расслышала, – ласково прошептала она.

Он с трудом пришел в себя.

– Ох, Сун! Уцелею ли я, живя с тобой?

– Если будешь более осторожным в том, что говоришь, – задумчиво ответила она. – Не вижу причин, чтобы ты не уцелел. Но я не наложница, Шэнь Тай.

– Я уже сказал, что знаю это, – запротестовал он. – До того как ты меня укусила.

Он прочистил горло, чувствуя себя удивительно уверенным в себе. Уверенным в этом мире или в его маленькой части.

– Вы окажете мне большую честь, госпожа Вэй Сун, если перед тем, как вы поведете моих коней на север, мне будет позволено узнать имя вашего отца и вашей матери и местонахождение их дома. Чтобы моя мать могла написать им и обсудить возможности на будущее.

Она прекратила двигаться. У него возникло ощущение, что она прикусила нижнюю губу.

– Ваша служанка будет счастлива, если ваша уважаемая мать пожелает начать такую переписку.

Подобная официальность, учитывая то, что она делала в тот момент и что теперь снова начала делать, поражала воображение.

Он дотянулся до нее и подтянул наверх (она была такой маленькой), и положил ее на спину, и приподнялся над ней. Вскоре после этого она начала издавать тихие звуки, потом более напряженные, а затем, через какое-то время, под пение птицы за окном, она произнесла, и это был то ли вздох, то ли крик:

– Ты научился этому в Северном квартале?

– Да, – ответил он.

– Хорошо, – сказала она. – Мне это нравится.

И, изогнувшись всем телом, как тогда, когда она взлетала на стену в Чэньяо или во время схватки с убийцами, в одиночку, с двумя мечами, она снова оказалась над ним. Ее губы нашли его рот, и она сделала зубами что-то такое, что заставило Тая внезапно понять: в те ночи на пути из Чэньяо он видел так живо во сне вовсе не женщину-лису. Это было она, Вэй Сун.

Странность этого мира…

В нем разгоралось сияние, яркое, как первый весенний цветок на снегу, и ощущение, что он ничего этого не заслужил, что он недостоин такого подарка.

И еще сейчас Тай прощался в душе, и это было очень больно: с зелеными глазами и золотыми волосами, с музыкой и с ее отвагой, – и он не позволил себе отвернуться от этого.

Наверняка человеку позволено помнить подобные вещи? Не помнить их было бы неправильно, думал Тай.

Разветвление дорог. Круговорот дней, времен года и лет. Жизнь иногда дарит любовь, часто – печаль. Если вам очень повезет – истинную дружбу. Иногда бывает война. Вы делаете все, что в ваших силах, чтобы создать для себя покой до того, как уйдете в ночь и оставите позади мир, как и все люди. И вас забудут или будут помнить, как позволит время или любовь…

Эпилог

В торой сын генерала Шэнь Гао прошел по мосту над рекой Вай и добрался до своего дома в тот самый день, когда Ань Ли, обычно называемый Рошанем, умер на горячих источниках Ма-вай, недалеко от Синаня.

Рошань, который был неизлечимо болен, как всем известно, умер отнюдь не от сахарной болезни. Его убил слуга, когда самопровозглашенный император отдыхал после ванны с целебной водой. Слуге приказал это сделать и вручил оружие старший сын Ань Ли. Ань Рон был не согласен с некоторыми аспектами политики отца и нетерпелив от природы.

Слугу, разумеется, казнили. Человек может согласиться стать орудием чудой насильственной смерти в ожидании награды, но награда не обязательно последует.

Гораздо дальше к северу в тот же день, в серый час перед рассветом, Тардук, сын и наследник кагана богю, был убит волком в своей юрте.

Собаки не залаяли и никто не подал никакого сигнала о том, что волк появился в лагере, который разбили наследник и его приближенные, выехавшие на охоту. Сам Тардук успел лишь раз вскрикнуть перед тем, как волк вырвал ему горло. В волка попало, по крайней мере, две стрелы, когда он убегал в рассеивающийся туман.

Ни одна собака не бросилась его догонять.

Совпадения такого рода – события, происходящие в одно и то же время, на большом расстоянии друг от друга, – редко замечают те, кто живет (или умирает) в эти моменты или дни. Только терпеливый историк, получивший доступ к летописям, может обнаружить такие совпадения, прилежно читая тексты, сохранившиеся после времен и династий прошлого. Возможно, он испытает радость ученого или погрузится в размышления, обдумывая их.

Найденные совпадения не всегда имеют какое-то значение.

Время появления таких событий не обязательно меняет ход истории или проливает свет на то, как и почему люди совершали то, что совершали.

Среди ученых господствует мнение, что только в том случае, если можно доказать, что события совершались под влиянием одних и тех же побуждений, или если значительная личность узнавала о том, что случилось в другом месте, и когда именно, считалось важным занести такие совпадения в летописи минувшего.

Другие считают иначе. По их мнению, прошлое – это свиток, в котором мудрец, разворачивающий его, может прочесть, как время, судьба и боги строят сложные модели событий, а эти модели могут повторяться.

И все же, вероятно, что даже те, кто придерживается этих взглядов, согласились бы, что Шэнь Тай, сын генерала Шэнь Гао, возвращающийся домой, был недостаточно важной фигурой в те дни в начале восстания Ань Ли, чтобы его передвижения стали частью сколь-нибудь важной модели.

Только сказочник, а не настоящий ученый, – человек, пишущий историю для дворца или базара, – отметил бы эти совпадения и посчитал нужным включить в свой рассказ, но и сказочники не слишком важные персоны. В этом единодушны все историки-мандарины.