Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк

— Это водоросли, — сказал Рой.

Так оно и было: верные поклонники преданно следовали за «Сердцем Света». Трехмачтовик под именем «Алекто» медленно двигался вверх по Темзе, окруженный мерцанием. Близ Тильбюри водоросли уже касались обоих берегов реки. Река светилась и переливалась сверхъестественными зелеными всполохами. Петер Раткаэль-Герберт наблюдал с мостика, как лихтеры и смэки, заполнявшие причалы ниже по реке, с приближением к лондонскому порту постепенно уступают место большим судам, бригам и угольщикам, затем — фрегатам, трехмачтовикам Ост-Индской компании и военным кораблям.

— Прощай, внезапность, — глядя вперед, буркнул стоявший рядом Герст Краевич по кличке Колбаса. Их корабль утопал в мерцающем блеске зеленых огней, тянувшихся следом насколько мог увидеть глаз. Прилив продвигал судно к городу вместе с его сверкающим эскортом. Цели их неудачной погони, ускользнувшей «Мегеры» (а в частности, и ее груза — сицилийской серы), они до сих пор не видели. Главный интернунций шагнул вперед и сделал пробный выпад недавно захваченной в схватке саблей.

— Совсем неплохо, Петер! — ободряюще крикнул ему со шканцев Уилберфорс ван Клем. — А теперь руби! Резко руби! Да-да, вот так!

В окутавшем корабль светящемся ковре всплывали кверху брюхом рыбы. Петер не мог привыкнуть к зловонию тухлой рыбы, и по ночам ему снились кошмары о днях заключения на «Тесрифати», они были пропитаны запахом гниения. Уилберфорс помахал ему, поощряя продолжать упражнения с саблей, но интернунций уже утратил боевой задор.

— Дай-ка мне трубку, — он потянулся к Герсту, и тот вручил ему трубку. Петер затянулся, и голубой дымок перебил запах гнили. Водоросли покачивались возле корабля, мерцая будто рябь на море; голос Герста прозвучал для интернунция словно откуда-то издалека:

— Да вот же она, Уилберфорс! «Мегера» прямо по курсу!

Пираты столпились вокруг Уилберфорса на шканцах, повязывая головы цветными платками и обвешиваясь пистолетами. Почти все сжимали сабли в зубах. Петер Раткаэль-Герберт попытался сделать еще один выпад. Ничего не получилось.

— Где? — спросил он Герста и взглянул в указанном ему направлении, туда, где среди частокола мачт и толчеи корпусов, знаменовавших Верхний Пул, его взору предстал привязанный причальными канатами к длинному причалу или барже видавший виды трехмачтовик; за ним — грузовое судно, называвшееся то ли «Тифон», то ли «Тисифона», а за ним и долгожданная «Мегера». Лобс де Вин уже примеривался бросить абордажный крюк. Петер Раткаэль-Герберт глубоко затянулся зельем. Порт казался совсем пустынным, заброшенным. На причалах валялись груды хлама. Первые крюки, пролетев над мерцающей водой, вцепились в палубу «Мегеры». «Алекто» развернулась и двинулась к своей добыче. Корабль слегка вздрогнул, когда Петер соскочил с мостика, чтобы присоединиться к своим товарищам-пиратам; затем толчок повторился.

Нос «Алекто» мягко ткнулся в корму «Мегеры», канаты натянулись, и Петер бросился вперед вместе со всеми, громко топоча по палубе взятого на абордаж корабля, сжимая в руке саблю и держа наготове пистолет. Теперь уже оба корабля вздрагивали, словно от каких-то ударов. Петер Раткаэль-Герберт взглянул за борт, нахмурился и снова взглянул. Водоросли вокруг кораблей сияли зеленым светом. Некая сила завладела кораблями, перлини натянулись. Река забурлила в водовороте. Уровень воды стал понижаться. Не может этого быть, подумал Петер и повернулся к товарищам.

— Бегите скорее с этого корабля! — закричал он. — Уилберфорс! Герст! Взгляните на воду! О боже, нет…

Мерцающая поверхность реки пошла зелеными бурунами; огромные волны вздымались вокруг корабля, словно со дна старушки Темзы поднимался разгневанный речной бог. Пиратов отбросило вниз по палубе к носу «Мегеры», когда вода разверзлась, словно зияющая рана, пытающаяся поглотить корабль. Пираты отчаянно карабкались вверх, цепляясь за выступы, напрочь забыв о грабеже в толчее рук, ног, голов, шпаг, сабель, дубинок и пистолетов, и, охваченные паникой, спрыгивали на причал. «Мегера» начала вращаться.

Зияющая пасть открылась шире, и раздался жуткий чавкающий звук. Зеленые огоньки вспыхивали и гасли вокруг корабля, слепо кружащегося вокруг своей оси. Перлини лопнули, как нитки, и «Мегера» стала раскачиваться обезумевшим маятником, то взмывая на поверхность воды, то ныряя в глубину, ни на секунду не прекращая кружиться. Казалось, вся река превратилась в гигантский водоворот, засасывающий в свое жерло корабль, который вздымал пальцы мачт к пустым небесам в безответной мольбе. В трюме перекатывались бочки с грузом. Река сомкнула цепкие объятия вокруг «Мегеры», водоворот закружился быстрее. Вращение ускорилось, и корабль скрылся под водой, громко изрыгнув остатки высвобожденного воздуха. Когда «Мегера» исчезла, послышался приглушенный вой, стон ломающегося дерева, словно корабль был живым страдающим существом. Потом все умолкло. На мгновение воды замерли, прежде чем окончательно поглотить корабль, а потом жуткий водоворот снова забурлил. Стоя на причале, Петер Раткаэль-Герберт и пираты с ужасом смотрели, как их собственный корабль, оставшийся без управления, обреченно приближался к водовороту. Река разинула голодную пасть навстречу новой добыче.

Что они могли сделать? Пираты молча стояли на причале, беспомощно наблюдая, как их корабль постигает участь «Мегеры» и как зеленые воды смыкаются над ним, увлекая его в глубину.

И снова наступила передышка, мгновение покоя, и раздался новый вопль сокрушаемого дерева. А потом от дальнего причала оторвалась «Тисифона» и, как обезумевшее животное, рванулась вслед за своими сестрами-фуриями. И водоворот поглотил третью сестру, всосав заодно еще один обрывок гигантского любовного послания зеленых водорослей. Должно быть, они не сопротивлялись и по доброй воле последовали за предметом своей безнадежной страсти, озаряя пылающим зеленым мерцанием и двух других сестер, ибо им тоже понадобится этот мертвенный ореол, увенчавший «Алекто». Одного лишь бича из скорпионов и змей не хватило бы для осуществления того возмездия, которое задумали разгневанные фурии.

Последние мерцающие зеленым светом ручейки скрылись из виду. Вода теперь стала черной, водовороты превратились в мелкие завихрения, завихрения — в легчайшую рябь, и наконец река успокоилась, лениво и томно раскинувшись перед взорами ошеломленных пиратов. Петер Раткаэль-Герберт, Уилберфорс ван Клем, Амилькар Баскаллопет, Хайнрих Винкель, Джим Петт, Мидия-Уилкинс, Лобс и Ойс де Вины и прочие матросы «Сердца Света», вся убеленная сединами команда, безмолвно стояли над рекой.

Герст повернулся к Уилберфорсу.

— И что же теперь? — требовательно спросил он капитана.

— Потрясающе! — вынес свой приговор капитан Гардиан, стоявший у восточного окна Вороньего Гнезда. — Никогда за всю свою жизнь…

— Однажды я видел нечто подобное в Малакке, — подхватил капитан Рой. — Случилось так, что…

Рой умолк. Теперь он стоял у северного окна, весь подавшись вперед.

— Что? Что случилось?

Но Рой не слышал вопроса. Он вглядывался в короткий переулочек, соединявший причалы с набережной.

— Помнишь вечер у Камнееда, Эбен?

— Что? Камнееда?

— Тот вечер. Когда люди сэра Джона…

— Ах, ну да! Конечно.

— Помнишь, как тот хитрец незаметно ускользнул в суматохе? Он еще подал знак юному Ламприеру, спускаясь по ступенькам. Вот он.

Эбен помнил. Помнил он и скоропалительное обещание, данное Ламприеру в этой самой комнате, и свои дурные предчувствия в тот вечер, когда их крошечный союз, казалось, расширился до такой степени, что включил в себя помощника Фарины, а может быть, и самого Фарину, да и бог весть кого еще… быть может, и мятежные толпы. Да, видимо, и мятежников тоже, если уж так обернулось… Но так или иначе, а их союз уж точно включил в себя этого человека, который двигался сейчас вдоль пристани во главе компании человек в сорок—пятьдесят, не больше, нестройными рядами тащившимися следом за ним, чуть поотстав. Они направлялись к удрученной команде пиратов. «Вендрагон» стоял на месте, по-прежнему надежно привязанный причальными канатами и, казалось, оставивший без внимания недавнюю причуду реки. Помнил ли Эбен? Конечно, он все прекрасно помнил.

— Штольц, — произнес он.

Рой серьезно кивнул и на мгновение задумался.

— А где же Фарина? — спросил он.

* ¦ *

— … И что теперь?

— Будем теперь защищаться, — ответил Уилберфорс, и голова Герста повернулась в том направлении, куда указывал ван Клем: на пиратов надвигалась толпа каких-то головорезов во главе с предводителем, то и дело нервно поглядывавшим через плечо, словно желая убедиться, что его армия, собранная лишь полчаса назад, все еще готова к действиям, не разбежалась и, главное, не передралась между собой. Штольц вызывал у своих людей скорее тихое уважение, чем самоубийственную жажду крови. Бесшабашные авантюры, пропитанные кровью поля сражений, столь любимые генералом де Венсом, были не для него. Любая кампания, руководи ею Штольц, отличалась бы надежным обеспечением, тщательной подготовкой снаряжения, четкой связью, логикой и тому подобным. Люди должны быть сыты, лошади — напоены. Если бы Штольц взялся за руководство военными действиями, никто не стал бы жаловаться на отсутствие теплой зимней одежды. Письменный стол его был бы завален открытыми учебниками и справочниками, свет в его кабинете горел бы допоздна, пока Штольц выстраивал бы свою стратегию на испытанных и проверенных моделях. Кампании великого Кунктатора обрели бы вторую жизнь. Никаких марш-бросков, никаких переходов через Альпы, ночных атак и молниеносных ударов. Девизом второго Кунктатора стали бы медленное продвижение, сплоченность и осада. Сила врага всегда оказывалась бы преувеличенной, и враг всегда бы осознавал это и ускользал бы от громоздкой военной машины Штольца, не понимающего, что упускает лучшие возможности, что война затягивается, что она никогда не окончится, — разве что сама собой угаснет и сойдет на нет из-за лени, потери интереса или эпидемии. Солдаты бы жили, взрослели, женились и умирали, на их место становились бы их сыновья, повторяющие судьбу отцов. Лагерь стал бы Лагерем с большой буквы, война — Войной. И сегодня все это могло начаться. Это было возможно. Сегодня Штольц пришел топить корабли. — По двое на одного. Шансов мало, Уилберфорс, — пробормотал Герст, вытаскивая саблю и поправляя на голове яркий платок. Хорошо бы у него была повязка на глазу, подумал он про себя и тут же поморщился от внезапной боли в спине. Лобс и Ойс де Вины достали пистолеты. Петер Раткаэль-Герберт за их спинами без особого энтузиазма сражался с воображаемым противником. Он сделал выпад и шаг вперед, и у него получилось уже лучше, чем прежде. Он повернулся к Уилберфорсу, ожидая одобрения, но тот не обращал внимания ни на него, ни на Герста, ни даже на сброд, выстроившийся в идеально ровную шеренгу всего ярдах в десяти от пиратов.