Хлопок одной ладонью - Василий Звягинцев

— Кто такой? — брезгливо спросил князь, глядя на испачканное землей лицо и мятые малиновые погоны. — Встать!

Пленный поднялся, повинуясь властному голосу.

— Рядовой Бусурин. Первой роты третьего батальона. Номер полка не помню, вы уж простите, ваше благородие…

— Тут зачем, откуда? Приказ какой? — скорее машинально спросил Олег Константинович, уже понимая, что зря.

— Не могу знать, ваше благородие. Утром подняли, велели собраться по-боевому, довезли до аэродрома, посадили. Командир взвода сказал, прилетим, будем задание выполнять. В условиях, приближенных… Высадили, взводный приказал наступать в сторону построек. Да его тут же и убило…

— Уведите, — отмахнул рукой князь. — Пусть в подвале посидит, очухается. Вы мне хотя бы взводного привели. Да и то…

Отошел шагов на десять, повернулся к Чекменеву.

— Черт знает чем вы последнее время занимались, если такое вот! Солдатскую книжку хоть взяли?

Генерал протянул затертый в кармане Бусурина докэмент.

— Я и говорю — черт знает что! Двадцать шестой территориальный! Солдаты, мать их! Номер полка не помнит! Разогнать всех этих территориалов, чтоб воздух не портили. Отобьемся, выясните и доложите мне, где стоит полк, кто командир, зачем сюда прилетели. На кого наступать собирались? И почему только одна рота? Больше не наскребли или решили, что хватит? Весь полк в заговоре или самодеятельность нескольких капитанов? Все выяснить! Чем еще порадуете? Где морпехи? Или прикажете в леса уходить?

— Морпехи миновали Тверь. Технические задержки на транспорте…

— Ох, как мне хочется кого-нибудь расстрелять за саботаж, — мечтательно произнес князь. — Еще?

— Полковник Тарханов сообщил, что обстановку в Москве контролирует, высылает серьезную помощь…

Имя Ляхова Игорь Викторович, из суеверия или по другой причине, предпочел не произносить.

— Обещал, что прибудет она раньше морской пехоты…

— Посмотрим, посмотрим…

— Только он просил «ничему не удивляться», — сам не зная зачем, добавил Чекменев.

— Так и сказал? — удивленно повел головой и шеей князь. — Может, боевые слоны нам в помощь движутся?

— Он еще сказал — генерал Берестин и полковник Басманов, представятся и назовут пароль…

— Игорь, ты в своем уме? Какой генерал, какой полковник? Я всех офицеров выше капитана наизусть помню. По формулярам, а кого и в лицо. Ты такие фамилиии слышал?

— Вообще слышал, в данном контексте — нет, — решил быть предельно точным начальник тайной полиции. — Басмановых вообще много, и тех, которые[128], и однофамильцев. Берестиных знаю двух. Вице-губернатор Томска и начальник департамента государственных сборов. Не то…

— А где мой «гвардейский тычок»[129]? — внезапно потеряв интерес к теме, спросил Олег.

Это шло от времен Александра Третьего. Его задушевный друг и генерал-адъютант Черевин носил фляжку за голенищем специально сшитых сапог и каждый час наливал Императору чарку, чтобы не видела Императрица Мария Федоровна. Без закуски.

Может показаться удивительным, но на успехи непосредственной царской работы такое злоупотребление не влияло. Скорее, напротив. Никто успешнее него не руководил государством.

Велел передать английскому послу, просившему срочной аудиенции, что тот подождет, пока русский царь ловит рыбу — и нормально. Главное, войн при нем не было, а половину Средней Азии добровольно присоединили и Великую Транссибирскую дорогу начали строить.

Чекменев немедленно представил просимое. Не из-за голенища, правда, а из кармана кителя.

— Слышишь, как гремит? — спросил князь, выпив чарку и указывая пальцем на запад. Оттуда, приглушенные лесом, доносились почти непрерывные пулеметные и автоматные очереди. Но удивительным образом не приближаясь. — Капитан наш бьется. Орел! Подкрепление бы выслать…

— Нет резервов, Олег. Хоть убей, нет. С десантом разделались, а если он не последний? Виноват я перед Уваровым, чего уж теперь. И перед тобой виноват. Прости, если что…

— Рано прощения просить, держимся пока и продержимся. Три-четыре часа — пустяк. Сам в окопы пойду…

— В этом ли дело?

— Вообще у меня отчетливое ощущение, что бред продолжает сгущаться, — раздумчиво сказал князь, когда выпитая стопка достигла цели.

Со стороны московской трассы, перекрывая треск стрелкового оружия, ударили гранатометы. Их звук ни с чем не спутаешь, даже с артиллерийским огнем.

— Вот, — поднял палец Чекменев. — Похоже, танки. Ну, помогай, Господь! — Он размашисто перекрестился.

Уваров видел и слышал, как над поместьем кружили вертолеты, но его это не касалось. Ошеломленный первым отпором противник приходил в себя, начинал ориентироваться в обстановке. Вспомнил о правильной тактике лесного боя.

Боевики рассыпались между деревьями, по ложбинками и за кочками. Под прикрытием массированного пулеметного огня сноровисто переползали, постепенно охватывая позицию «печенегов» широкой дугой. Пока что ничего страшного в этом не было. Соотношение сил в нашу пользу, сто человек в обороне против двухсот наступающих (а сейчас, может, и меньше) — нормально. Вражеские минометы не стреляют, чтобы не накрыть своих, а осколочные гранаты с установкой трубки на стометровую дистанцию, наоборот, успешно поражают цели даже за укрытиями.

Можно держаться, можно, подбадривал себя и окружающих капитан. Но до чего же упорный и настырный враг попался. Откуда такой? Турки? Или те же партизаны с кавказских гор, которые летом брали Пятигорск? С теми наш командир, полковник Неверов, в одиночку полдня бился и уцелел, а нас больше сотни… Что они, в самом деле, там по морде получили, среди родных стен, теперь сюда явились, добирать нехватку? Неужто вообразили, что живьем Великого князя взять сумеют?

А что, и могли бы, не успей мы подскочить. Подлетели бы на полной скорости, вышибли своими монстрами ворота, ворвались в дом. Две с половиной сотни головорезов… И откуда такие машины взялись? Не иначе, тоже из «бокового». Ляхов рассказывал, каких они там чудес насмотрелись…

Близко разорвалась гранатка-хлопушка, выпущенная из подствольного гранатомета, свистнули осколки над головой, прогоняя праздные мысли. Уваров успел поймать на мушку привставшего из-за поваленного дерева стрелка: экономная на три патрона очередь отбросила боевика навзничь. Красиво упал, картинно раскинув руки, и видно его издалека, бородатого, желто-зеленого на белом снегу. Наглядно, и поднимает боевой дух.

Наверное, нападавших каким-то образом поджимало время или просто командиры решили, что позиционная война разлагающе действует на личный состав. А самое главное, они до сих пор не имели понятия, какие силы им противостоят. Если получили агентурные данные о нормальной численности княжеской охраны, то ориентировались максимум на тридцать-сорок человек, которые могли выйти в поле. Нужно ведь кому-то и на стенах оставаться. А это совсем другое дело.

Сыграла свою роль и избранная Уваровым тактика, создававшая впечатление, что немногочисленные защитники постоянно маневрируют вдоль фронта, сосредотачиваясь на угрожаемых направлениях. И, значит, если ударить разом, оборона будет раздавлена вмиг.

Издалека донесся гортанный, странный по сочетанию звуков выкрик, и тут же, открыв шквальный огонь, турки-нетурки всем скопом рванулись в атаку.

Они прыжками неслись по открытым местам, ломились через кустарник, дико крича, стреляя, куда придется, демонстрируя неудержимый боевой порыв и презрение к смерти.

Тут и сказалось преимущество регулярного, тем более — офицерского войска над вооруженным скопищем.

Пулеметчики, не теряя головы, били прямым и косоприцельным огнем по групповым целям, то и дело возникавшим там, где боевики хоть на секунду теряли темп перед естественными препятствиями, автоматчики и снайперы в первую очередь выбивали вооруженных пулеметами. Расчеты «дротиков» торопливо переставляли ударные трубки «на картечь». На полсотни метров сноп поражения получается шире, чем у полевой трехдюймовки.

Молодой тренированный мужик может пробежать стометровку секунд за пятнадцать. Обвешанный оружием, по пересеченной местности, в давно не чищеном лесу — хорошо, если за минуту. Спотыкаясь о трупы своих товарищей, только что бывших живыми, шарахаясь от свиста пуль, гранатных разрывов, приседая, стараясь на бегу перезарядить оружие, просто непроизвольно замедляя шаг — за две-три. В это же время каждый из восьми десятков стволов делает до двух сотен сравнительно прицельных выстрелов.

По всем этим причинам атака захлебнулась ровно на полпути, хотя если бы у боевиков хватило выдержки и настоящей боевой устойчивости, могло бы дойти и до рукопашной.