Все радости — завтра - Бертрис Смолл

— Может, это ложные схватки? — говорила она Эйбхлин. — Все это не похоже на прежние роды.

— Чем же, сестра? — спрашивала Эйбхлин, стараясь не выдать собственного волнения.

— Мне что-то плохо с самого начала, и ребенок не такой подвижный, как обычно.

Эйбхлин облегченно вздохнула:

— Это ведь каждый раз по-разному, Скай. Меня беспокоит, что он что-то медленно выходит. Обычно у тебя получалось быстрее.

Утром Скай проснулась от тяжелых схваток. Прежде чем она успела спустить ноги с постели, у нее отошли воды, затопив всю кровать. Скай была просто в ярости:

— Ну вот, этот королевский ублюдок уже причиняет мне убытки! Господи, если бы его не было!

— Стыдись, сестра! — упрекнула ее Эйбхлин. — Ребенок не может отвечать за отца! Радуйся тому, что муж так тебя любит, что готов вырастить ребенка как своего.

Скай взглянула на сестру, ее голубые глаза расширились от боли.

— Я вовсе к этому не стремилась, Эйбхлин, — прошептала она, — этого нежеланного ребенка я просто ненавижу! Король Наварры использовал меня как подстилку, и я этого никогда не забуду, хотя мне придется разыгрывать любящую мать! Это нечестно, Эйбхлин, так несправедливо, что Адам, лучший человек на свете, не может зачать ребенка из-за какой-то детской лихорадки! А я хочу родить ребенка от него! А не от этого ублюдка — будущего короля Франции!

Эйбхлин, обычно всегда соглашавшаяся со своей младшей сестрой, на этот раз просто положила ей на плечо руку и печально сказала:

— То, что случилось, не изменишь. Нужно смотреть правде в глаза: скоро ты родишь ребенка Генриха Наваррского, а твой муж, который безумно любит тебя, хочет, чтобы этот ребенок стал его ребенком. У тебя нет выбора — ради Адама ты должна полюбить этого ребенка как своего. Это единственное, чего он ждет от тебя, Скай, а ведь он стольким пожертвовал ради тебя! Ради твоей любви он потерял Ланди, ради любви он потерял родину. Из всех твоих мужей он дал тебе больше всех, он отдал тебе все свое сердце. А взамен просит только этого ребенка, который, кстати, должен положить конец распространяемым герцогиней де Беврон слухам. Ребенок вернет ему ощущение мужественности, и ты обязана дать ему это, сестра.

Скай разрыдалась и, всхлипывая, уронила голову на грудь монахини.

— Да, я понимаю, это все правда, Эйбхлин, но мое сердце отказывается принять это. Я знаю, я слишком эгоистична, но я просто не могу, не могу!

— Сможешь, — уверенно сказала Эйбхлин. — Я верю в твое сердце, Скай, оно у тебя доброе и щедрое. — И она ласково погладила сестру по голове.

Скай еще несколько минут рыдала на груди сестры, не в состоянии успокоиться. Ей хотелось быть такой женщиной, как описывала Эйбхлин, ей хотелось сделать Адама счастливым, но каждый раз, когда она вспоминала, каким было зачатие, — кровь закипала от гнева. Перед ней были горящие похотью желтые глаза Генриха Наваррского, шарящие по ее беззащитному, беспомощному телу, она ощущала прикосновения его губ и языка, а больше всего ее мучило то, что он прекрасно понимал, что, отвергая его рассудком, она принимала его телом. Она помнила, как нагло он сообщил ей это, смеясь над ее попытками отвергнуть его. И вся любовь Адама не могла смыть этот страшный стыд, и она не могла превозмочь отвращение, которое будет преследовать ее теперь всю жизнь при виде этого ребенка.

И вдруг из объятий сестры она перешла в медвежьи объятия мужа.

— Ну, не плачь, моя девочка, не плачь! — упрашивал ее Адам, и его обычно уверенный голос сейчас звучал слегка искусственно.

Слезы заливали ее лицо, но, глядя на своего любимого, она произнесла, как ей показалось, обычным голосом:

— Черт побери, Адам, при родах всегда больно, и женщины всегда плачут! Что же ты хочешь, чтобы при родах нашего ребенка я вела себя по-другому, чем при родах других?

Он просиял, и она поняла, что, попроси она, и он откажется от своей мечты, и она даже подумала, не сделать ли так. Но потом выдавила слабую улыбку и погладила его по щеке.

— Правда, все в порядке, милая? — озабоченно спросил он.

— Да, да, дурачок, — устало пошутила она, — неудивительно, что Господь доверил роды женщинам — мужчины от малейшей трудности сразу раскисают.

— Да, — кивнул согласно Адам, — я бы предпочел с кем-нибудь лишний раз сразиться, чем испытать то, что тебе сейчас предстоит, девочка. Но я все время буду рядом, если понадоблюсь.

— Это хорошо, — сказала Скай, — только обещай, что, если будет очень уж трудно смотреть на все это, ты уйдешь, я не против.

Эйбхлин облегченно вздохнула. Трудности с родами частично объяснялись нежеланием Скай рожать этого ребенка. А теперь, похоже, Скай достигла душевного равновесия, и, значит, роды пойдут, хотя и медленнее, чем хотелось бы. Она решила, что пора заняться Скай более внимательно. Они с Габи помогли ей перебраться на стол, где был уже постелен матрас и чистые простыни. Эйбхлин тщательно вымыла руки и начала обследовать пациентку. Матка Скай еще не полностью раскрылась, когда рука монахини скользнула внутрь. Чуть дыша, Эйбхлин пробиралась все дальше, пока не почувствовала то, что и ожидала. У нее вырвалось какое-то проклятие по-ирландски.

— Что такое? — тут же насторожилась Скай. Эйбхлин снова вымыла руки.

— Ребенок не правильно повернулся, — сказала она, — там разрыв.

— А он сам в порядке?

— Наверное. Пока еще не ясно. Надо подождать. Они помогли Скай слезть со стола, и та, собрав все силы, снова начала мерить шагами комнату. Адам сопровождал ее. Зная, что ждет их впереди, Габи и Эйбхлин воспользовались передышкой и присели отдохнуть.

Боли наступали теперь чаще и интенсивнее, и наконец Эйбхлин решила снова осмотреть сестру. На этот раз матка была полностью раскрыта, но ребенок еще не развернулся так, как нужно. Наступила полночь, первое мая.

— Мне нужно попробовать самой развернуть ребенка, — сказала Эйбхлин.

— А ты сможешь? — спросила Скай.

— Мне это часто удавалось, — ответила сестра, — так что не беспокойся. Все будет в порядке.

Скай старалась отвлечься от мысли о том, что сейчас делает Эйбхлин, а Адам сел у нее в изголовье и пробовал успокоить ее какой-то болтовней. Нет, она не хотела этого ребенка, но сейчас, когда он оказался в опасности, она вдруг почувствовала, как ее охватывает материнский инстинкт, и стала молиться о том, чтобы роды прошли удачно.

— Ага! — торжествующе воскликнула Эйбхлин. — Ну, сестренка, давай тужься, чтобы мы быстро вытащили дитя в мир!

— Ребенок перевернулся? — обеспокоенно спросила Габи.

— Да, графиня, теперь ребенок расположен должным образом. Смотрите! Вот уже показалась головка!

Страшная боль пронизала Скай, заставляя ее закричать. Природа взяла свое, и теперь она тужилась, выталкивая ребенка наружу. Адам непрерывно отирал испарину с ее лба прохладным полотенцем, и она видела, как побелели его губы. Он внезапно снова напомнил ей своего кузена Джеффри Саутвуда, помогавшего ей рожать на барже, шедшей в Лондон. Если бы только Адам мог помочь ей так, как Джеффри, подумала она. Скай знала, что Адам очень чувствителен и сохранит воспоминание об этих родах на всю жизнь.